Легкой поступью безумия (общий файл)

Михаил поднялся в свою комнату, обтерся холодной водой, переоделся в теплый шерстяной свитер и грубые рабочие штаны с карманами, после чего направился в кабинет маркиза за порцией не совсем заслуженной порки. В том, что она будет сомнений не было.

Отец не соизволил поприветствовать его. Кивком головы, не отрывая глаз от папки с документами, отправил на кресло возле окна ждать. Мужчина занервничал. Пустой желудок напомнил о себе спазмом, в голову вместе с мыслями вернулась и ноющая боль. Оборотень поморщился, помассировал виски.

Сколько можно? Неужели он не заслуживает и толики уважения?!

— Я не отпускал тебя, — тихое замечание заставило Михаила вернуться в кресло. — Ты стал не только бессовестным и бесчестным, ты стал неуправляемым, а это означает опасным. Я уже смирился с тем, что в любой момент мне могут сообщить о твоем трупе, найденном в грязном переулке, но не собираюсь смиряться с тем, что ты можешь повредить мне и моей репутации.

— Твоей репутации ничто повредить не способно, — саркастически ухмыляясь заметил оборотень. Он завелся мгновенно. Даже не от смысла сказанных слов, а тихого голоса, который заставлял напрягать слух.

— Я благодарен за твое мнение, — папка захлопнулась, — но оно мне не нужно. Ты слишком молод, чтобы осознать некоторые вещи. В частности то, насколько важны мелочи. Из-за мелочей рушились великие империи прошлого. Мелочи повинны в исчезновении целых пластов нашей истории. Не стоит недооценивать их.

— То есть, мелочь — это я? — Михаил вздернул бровь. Так его еще никогда не унижали. Не прозвучало ни одного оскорбительного слова, но он ощущал себя глубоко уязвленным. Отец умел задевать самолюбие!

— Примерно так, — Ошанский кивнул. — Ты искал объяснений, почему меня заботит твоя жизнь, ты их получил. Я не желаю потерпеть крах. И не позволю тебе стать причиной этого краха...

— Бла-бла-бла, — молодой оборотень зевнул. — Что ты сделаешь? Посадишь меня под замок? Убьешь?

Задавая вопрос, Михаил не знал, на какой именно из предложенных вариантов ответа он рассчитывает. Скорее, он вовсе не ждал ответа, поэтому сказанное следом стало для него неприятным сюрпризом.

— Ты меня знаешь. Я предпочитаю действовать наверняка.

Мужчина отшатнулся. Кажется, это была точка в разговоре, а сам разговор недлинной ниточкой к узелку, отныне определяющем отношения отца и сына.

Михаил молчал. Он судорожно искал слова, но не находил их. Ему хотелось кричать об отеческой любви, взаимном уважении родственников, пусть и не единокровных, принятых в семье, но банальные фразы, заполонившие его мозг, казались неуместными в данному случае. Ему ясно указали на его место. И что делать? Смириться и тявкать только по приказу хозяина, в которого превратился отец или же пойти на противостояние?

А силенок-то хватит?

Ударив по подлокотникам кресла, Михаил встал и направился к двери. Нутром он ощущал — делать ему здесь больше нечего. Маркиз своего решения не изменит и от слов не откажется. Возможно, в далеком будущем Ошанский старший сменит гнев на милость, но случится это еще не скоро. Разумнее будет выждать. Показать примерное поведение. Продемонстрировать послушание, а не раздувать конфликт. Обычная проверенная методика. Не в первый раз они теряли взаимопонимание, устанавливая между собой полосу отчуждения, но всегда примирялись. С неизбежным. Например, со взрослением. Или со старостью...

В последнее время Станислав несколько сдал. Здоровье пошаливать стало, чуть притупился ум, не та скорость реакций. Малознакомый человек не и не заметит ничего за все еще чудовищно сильной харизмой маркиза. Однако... Люди, а тем более оборотни, с которыми Ошанский провел много лет вместе, давно обратили внимание. И чаще стали задерживаться взгляд на нем, Михаиле, воспринимая его как однозначного преемника и продолжателя дел отца.

Спустившись на кухню, мужчина перекусил бутербродами, запил нехитрый обед простой водой и поднялся к себе за деньгами. Пересчитал бумажки с изображением монаршей четы, сунул пару сотен в карман и... Остановился на пороге комнаты с изумлением осознав, что противоречит себе.

Хороший сын должен остаться дома. Хороший сын должен выполнить ту часть домашних, которую ведет с пятнадцати лет. Хороший сын...

К Зверю! Он больше не является им. И давно знает об этом. Просто... просто старую привычку подчиняться трудно вытравить из себя, но он постарается. Очень сильно постарается. Сначала забыться, хорошо отдохнуть в хорошей компании, а потом уже подумать о самостоятельности...

* * *

Что опаснее? Когда жизнь переворачивается с ног на голову или когда она раскаивается из стороны в сторону, грозя перевернуться в любой момент?

Что горше? Пожинать плоды случившегося или представлять себе последствия еще не сделанного шага?

Что сложнее? Изо всех сил удерживать рамки привычной реальности вокруг себя или потом и кровью строить новую?

Что?

Однажды он выбрал, сам того не понимая. Хлопнул дверью, оставив за своей спиной разбитые осколки. Как он думал тогда их жизней, а оказалось своей. Разве это не странно: рваться к свободе, а оказываться в пустоте, где ничего нет.

Нет.

Ни надежд, в одну секунду лопнувших горьким мылом радужных пузырей, ни друзей, ибо они тебя предали. Ни семьи — она давно мертва, ты просто не осознавал этого. Ни любви, что хлестко ударила по живому сердцу плетью боли. Ни дома, куда можно войти холодной зимой и с наслаждением погреться возле камина — ты только что закрыл эту дверь навсегда.

Навсегда.

И так трудно сделать шаг вперед. Поверить в единственное, что осталось в зыбком мареве сомнений реальным — в самого себя. Ведь даже глупая память кричит о недавних воспоминаниях "неправда, не верь, это ошибка!".

Практически невозможно... Но все-таки...

— О чем задумался, Франц?

Приглушенный голос монарха заставил мужчину прекратить сеанс самокопания, доставляющий сладкую боль от старых медленно заживающих ран. Сейчас, младший Клеймор гордился собой, перешагнувшим обстоятельства. Переломавший себя, свой характер. Разве это не чудо? Выжить тогда, когда большинство становятся на колени и отрешенно ждут прихода смерти? Конечно, чудо. Обыкновенное. Построенное человеческими руками.

— О прошлом, — на красивые губы Франца легла легкая улыбка.

— Ты выяснил кто из двоих? — Остин выглянул из-за стеллажа с книгами. Его Величество копался в старых свитках. Он осторожно сортировал рассыпающуюся на глазах историю. Настоящую, а не тщательно отредактированную победителями. Надо бы все скопом отдать переписывать, да где же столько рук найдешь? А отдавать непосвященным в тайну нельзя, вот и приходиться решать, что сохранить, а чем пожертвовать.

— Да, — племянник Клеймора подошел к заваленному пергаментом столу в маленькой библиотеке. — Мой дядя.

— Уверен? — тень неуверенности пробежала по морщинам лба Остина. Что-то в его представлении о графе расходилось с утверждением собеседника. — Как ты это определил?

— Я нашел тайник в его домовладении. Вскрыл печатью, которой вы меня научили и нашел тело. Кроме того, мы точно знаем, что эльфийскую дагу Мэри-Анна передала ему. Ее я, кстати, тоже обнаружил, но не тронул. Как вы и просили. Отчего вы не верите?

Усилия Франца увенчались успехом. Переложив очередной невесомый пергаментный лист, он увидел край подноса с фруктовыми пирожными. Король их обожал, а будущий граф был не против присоединиться к этому обожанию. И хотя он не слишком жаловал сладкое, иного угощения в комнате не было.

— Да я верю, верю... — рассеянно пробормотала Остин. — Просто... Не знаю, как выразить. Не кажется он мне похожим на Человека. Не его стиль. Твой дядя хитер и жесток, но он, уж прости, очень недалекий и трусливый. Это скорее черты Зверя, нежели Человека, — закончив разбирать полку, монарх вытер с нее пыль и начал расставлять свитки обратно. По счастью, сегодня только две летописи требовали внимания.

— Разве? — брови Франца взлетели вверх. — Я всегда считал, что люди именно таковы, — мужчина немного расстроился. Сделанные выводы теперь показались ему поспешными.

— И люди тоже, — поддакнул Остин, подгоняя свитки по невидимой линии. — Но... Территориальные вопросы, вопросы размножения решаются ими в честном поединке. Кто сильнее, выносливее и располагает большим опытом, тот получает все самое лучшее. Если животные отступают, то они отступают сильнейшему и более не претендуют на принадлежащее ему по праву. Люди же, особенно слабые духом в дополнение к телу, предпочтут отступить, но позже обязательно нанесут подлый удар со спины. Люди умны. Люди умеют ждать и не упускают возможности возвысится, а животные... Спокойно поворачиваются после драки спиной друг к другу. Хотя столько лет миновало... Зверь вполне мог очеловечиться, а Человек...

— Озвереть, — закончил за Остина племянник графа. — И все-таки я настаиваю.

— Ну, раз настаиваешь... — озорно блеснули глаза короля. — Я возражать не буду. Мы будем готовы к обоим вариантам, — монарх отошел к краю стеллажа, прищурился, проверяя взглядом свитки, и довольно улыбнулся. Словно по линейке ставил.

— Поясните, — Франц нахмурился. Насколько он знал других помощников у короля не было.

— Пора кое с кем тебя познакомить. Заново.

Остин подошел к потайной двери, открыл ее и поманил рукой кого-то, кто дожидался в коридоре момента.

Младший Клеймор не сразу узнал ее. Как? Роскошные кудри до пояса заменила короткая стрижка. Мягкие черты лица заострились. Женственность в фигуре сменилась спортивностью. Взгляд, некогда холодный, ныне обжигал эмоциями. Даже на расстоянии Франц почувствовал сжигающий ее огонь и отшатнулся. Слишком горячо!

— Алесса... — он не знал, как продолжить.

— Здравствуй, Франц. Вот мы и встретились. Поговорим?

Мысленно Скайди не раз возвращался к поворотному моменту в своей жизни. Тогда его план был на волосок от провала. Еще бы чуть-чуть и герцогиня Беольская своим неподчинением все испортила. И ничего было бы не вернуть. Они и так едва оправили после потери части стаи. Кессел еле выжил после полученных ран.

Леон... Томарэ... Шу...

Мертвы.

Ич полностью отреклась от окружающего ее человеческого мира. Обернувшись однажды, она ушла, и никакой зов не смог заставить волчицу вернуться в стаю.

У Скилла почти никого не осталось. Верная Нанни, порывистая и страстная Тереса, недоверчивый Энест и предатель Лен. Безумно мало для эпической драмы задуманной довольно давно. И где же найти тех, кто будет готов отдать жизни за призрачный шанс на возрождение того, кто переломит могущество людей через хребет и вернет оборотням законное место в мире?

Будь проклята герцогиня Беольская. Будь проклята та, которой суждено было стоять во главе четвероногого воинства и вести его за собой. Будь проклята та, что отказалась от власти, от возможности быть первой, ради непонятного слова "свобода"! Будь она проклята...

Скилл ненавидел Алессу. Так, как можно ненавидеть лишь раз в жизни. Он представлял себе ее тело, с разорванным горлом, с вываленными на землю внутренностями, ее бесстыжие остекленевшие глаза, разинутый в крике рот. Он желал ей смерти, и одно желание приносило ему моральное удовлетворение. Что б ей сдохнуть, твари живучей! Сдохнуть мучительно некрасиво, неоправданно жестоко. В полном сознании и бессилие что-либо изменить...

Со сломанной надеждой и распотрошенной душой Скайди вынужден был обратиться за помощью. Добытый смертью троих членов стаи кинжал всего лишь игрушка без нужного количества жертв. Не только Сосуд нужен зверю, но и плоть и кровь для второго тела. Десять или около того оборотней, лишенных рэ, должны быть принесены в жертву и тогда может быть Зверь придет на запах свежей крови...

Глупышка Королева поверила ему. Забрала кинжал и решила, что теперь все контролирует она. Неееет... Она всего лишь надежная банковская ячейка до поры до времени скрывающее случайно попавшее в руки сокровище. Неправильно поступил эльф. Ой, неправильно... Себя спасать надо было и кинжал, а не девчонку. Ну да Зверь с ним. Эльфы всегда отличались странным поведением. Часто их поступки не укладывались в колею логики.

К примеру, зачем серыми тенями бродить возле дома и Школы? Неужели он не отличит эльфов от обычных людей или других оборотней? Смешно. Их выдают манера одеваться, рост, внешность. Они как неотесанные деревянные игрушки выделяются среди фарфоровых кукол. Детям природы не место в городах. И если они следят за ними, то почему не нападают? Даже скрытых попыток не делают и в контакт не вступают. Кессел ради интереса пробовал поговорить с одним из наблюдателей, но тот и слова не вымолвил. Молчал, глядя своими черными глазами. Будто знает секрет какой-то, но не расскажет его ни за так, ни под пытками.

В комнату зашла Нанни.

— Все готово, — оповестила она об окончании дорожных сборов главу стаи.

Девушка чиркнула спичкой и зажгла масляную лампу. Пятно мутно-желтого света выхватило из темноты сгорбленную фигуру с отросшими неопрятными волосами. Скайди сидел на кресле, подтянув к подбородку ноги. Его глаза, устремленные внутрь себя, усталые, в красных прожилках, отражали царящее в душе оборотня смятение и ярость.

Аннет приложила руку ко лбу Скилла. Ладонью ощутила невероятный жар и недовольно поморщилась. Пару недель назад глава стаи подхватил сильную простуду. С тех пор борьба с инфекцией шла с переменным успехом. Непродолжительное улучшение, вызванное лекарствами, сошло на нет, и тело молодого человека опять пылало. Плохо.

Галлюцинации, неадекватное поведение, сопровождаемое агрессией, сопровождают Скилла все время болезни, негативно сказываясь на окружающих его людей и оборотней. Скайди пугает. Если он не сидит в темноте, похожий на неприкаянное привидение, то бродит по дому, подстерегая любого, на кого сможет наброситься с криком и несуразными обвинениями.

Он сдал. Он уже не тот Скайди Скилл, за которым она пошла. Тот Скайди умел соблазнить. Каждому посулить исполнение их заветных желаний. Прошлый Скайди был символом надежды. Нынешний... Предвестник смерти.

Безусловно, Аннет знала, что умрет и умрет молодой. Она успела смириться с данной мыслью, срастись с ней и убедить себя в том, что это лучшая для сироты без дома, особых умений и талантов участь. Ради будущих, еще не рожденных поколений она была готова умереть, чтобы стать героем. На все следующие века. В камне, в железе и на холсте мастера опишут совершенный ими подвиг. Наверное...

Но чем ближе подходил к концу отпущенный ей срок, тем больше возникало сомнений. Любому существу присуща жажда жизни и страх перед смертью, и оборотни не исключение. Нанни не считала себя такой же сумасшедшей, как Скайди, чтобы с упорством осла стремиться реализовать свое маниакальное желание распрощаться с жизнью. Для нее смерть скорее была навязанной необходимостью.

Девушка боялась. Вечной тишины. Неиссякаемой темноты. Постепенного угасания сознания. Она боялась раствориться в смерти, стать не мыслящей, мертвой материей. Рука Скайди не дрогнет. Ни над ее гордом, ни над сердцем его ребенка, который примет в себя новорожденного Зверя.