И тут как пазл, как кубик Рубика, сложилось всё. Я решение принял просто исходя из того, что помнил из детства про СССР. Не понимал никогда, почему не хватало банальных вещей, таких как стройматериалы и инструмент. Ну нет мебели, ну нет обоев, нет паркета — дайте электропилу да доски с фурнитурой, народ сам всё сделает, люди-то рукастые были, работы не чурались. Но в магазинах, по рассказам отца, инструмент и материалы тупо отсутствуют, приходилось "доставать" всё путём взяток да через знакомых. Да ещё и в квартире не развернёшься особо, даже если достал что-то. А тут, в девятом веке, забавно получилось. Начали выдавать ручной инструмент, доски. Народ жалуется — нет времени. Вечером темнеет рано, когда заниматься? И где? И руками не так ровно выходит, как при поточном производстве нашей типовой стандартной мебели... И вот тут оказалось, что я подсознательно, сам того не понимая, заложил уже всё для нормальной домашней работы.
Суббота, наш рабочий день, стал выходным под это дело. Гаражи у каждого дома, на перспективу сделанные да как склады под барахло, стояли пустыми, нечего туда ставить — вещей немного у людей, транспорта личного вообще нет. Хоп! И готово место для работы на дому! Инструмент ручной, ножи да пилы с топорами, не дают желаемого качества, это правда. А под более продвинутые вещи нужно место и инфраструктура. Хоп! В гараж верстак, баллоны со сжатым воздухом, и пневмоинструмент, уже привычный мужикам на государственных работах, в аренду. И трактор по утру ездит, заправляет компрессором баллоны со сжатым воздухом за денежку. Обеслав же сделал установочную партию упрощённого, не такого сильного пневмоинструмента, но с большим количеством насадок — дрель, фреза, шлифмашинка, "болгарка", лобзик, привод для гончарного дела. Набор станин для удержания достаточно крупного двигательного механизма, тисков для заготовок, мелось всякая, вроде крепежа да петель дверных, прочее сырье со склада... И процесс работы "на себя" пошёл семимильными шагами!
Я испытал инструмент, вроде удобно. Подготовил я указы соответствующие, к цене товаров для "домостроя" добавились некие коэффициенты, считаемые на основном месте работы, чтобы не халявили, плюс изменение в уголовный кодекс — воровство на рабочем месте, на госпредприятиях, каралось чуть не в два раза сильнее чем бытовое, чтобы, значит, домой с работы ничего не тянули. Внедрение всего этого поручил своим соратникам, и отправился в вояж. Приеду через пару недель, посмотрю, что получиться.
В вояж со мной, помимо двух десятков охраны, отправились корельские дети из Суворовского и Смольного, второго набора, Добруш, насчёт дорог посмотреть, Горшок да Вольга. Последний мне как представитель Новгорода нужен, на всякий случай. Вынул парня после "медовой недели", почитай, сразу, ну ничего, потом нагонит. Он вообще с трудом представляет свои функции как посла, слоняется, как неприкаянный, пусть поработает, пока ему Рюрик других дел не придумает. В поездку шли на конях, хотели прогуляться к корелам, на завод, потом повернуть на юг, по тропам Горшка, и выйти уже к трассе на Гребцы, а оттуда к постоялому двору, что у нас завёлся сам собой. Цель поездки — рекогносцировка.
Не то, что сам убедиться хочу в том, что у меня в государстве всё в порядке, нет. Своим соратникам я доверяю более чем полностью. А во многих областях они меня и знаниями превосходят, потому и технической составляющей моя поездка не несёт, не "прогрессорствовать" еду. По химии Буревой меня легко за пос заткнёт, по строительству дорожному — Добруш. По механике Обеслав в такие дебри лезет, что с налёту я не сразу понимаю его вполне рабочие и эффективные идеи. Растимир и Олесь на торфе и металле радуют чуть не раз в неделю открытиями и трудовыми подвигами, в ткацкое дело свой нос совать — себе дороже, там Агна царствует. Просто, несмотря на всё это, зачастую местные жители не видят того, что замечаю я.
Как, например, с тем воздушным шаром было. То, что связь нужна — поняли все, но вот световой телеграф, да ещё и поднимаемый горячим воздухом повыше — с моей подачи получился. Или вот если с рудой цветных металлов историю вспомнить. Буревой как только не пытался выделить полезные нам цинк из минерала! И кислотами его травил, и грел по всякому, и охлаждал, и даже под микроскопом пытался какие-то крупинки отделять. А я ему просто посоветовал в жидкость минерал, растолчённый в пыль засунуть, размешать всё, и продуть воздухом. Дед попробовал, собрал пену — а там чуть не концентрат каких-то соединений цинка оказался! Его дополнительно обработали — и получили вполне себе новый промышленный способ добычи полезного сырья. Имел ли я хоть какое-то представление о таком методе обогащения руды? "Да щаз!". А вот шоколадку, которая в газировке сама собой поднимается и опускается, обрастая пузырьками углекислоты — вполне себе наблюдал, и то, что связанно это с поверхностным натяжением и смачиваемостью — знал. Додумались бы без меня мужики до такого? Да вполне, но позже, а так уже установку собирают для выделения меди, цинка, олова. Причём ещё и жидкости разные пробуют. Да и в социальной сфере так, и в экономической, да и в военной, бывает. Просто у меня кругозор, из-за телевизора, радио, Интернета и просто информационного шума вокруг себя в будущем — на порядки выше, чем у них. И даже специальных знаний не столько требуется, как просто быстрого поиска решения в ситуации. Им-то думать приходится, изобретать, а мне — вспоминать да "натягивать" на реалии девятого века. Потому и пошёл я в этот вояж, хочу своими глазами увидеть, что тут происходит.
За световой день как раз до поворота к корелам дошли, туда нам Суворовцев подвезли на БТР, чтобы кони не напрягались. Переночевали в сигнальной башне, в тесноте да не в обиде, и двинули к Феде через болото. Тропа к корелам сильно преобразилась за два года. Народ гоняет туда чуть не круглогодично, то Горшок минералы ищет, то Федя к нам за советом, к башне сигнальной, то наши туда, помощь оказать, в долг, то корелы возвращают нам кредиты, мехом да образцами. За почти два года болото обросло вешками, присыпанными участками, где наиболее топко было, пометками, мостками, отдельно шёл отмеченный канал для водомётных лодок. Добрались быстро, Федя о нашем приходе предупрежден.
— Ну здорово, корел! — я пожал руку мужику.
— Ну здравствуй, государь, — корел кланяется, да шапку ломит но как-то больше уважительно, чем подобострастно, я даже останавливать его не стал в таком проявлении чувств.
— Ну рассказывай, как у вас тут? Как живёте? Как там долг наш? — подколол я дядьку.
— Э-эх-х-х, — чуть притворно, по-моему, вздохнул корел, — долги наши... Когда теперь вернём... Ну а так все хорошо, запасы на зиму большие сделали, избу для тебя содержим...
Так, под рассказы корела и пришли в его... Хм, уже даже не деревню. Опорный пункт, вот что она напоминает. Сколько внутри домов — неясно, ибо вокруг села стоит крепость деревянная.... А я думал, зачем им трактор-то понадобился. Пару месяцев такая заявка пришла, мы отправили бригаду, долг мужикам нарастили. Вот значит что, обороной занялись. Крепость метра четыре высотой, да ворота нормальные, вбок открываются, а не вверх как в центральном селе деда-маразматика покойного. Ворота открыты, внутри порядок, как в казарме, вместо семи жилых домов стоят девять, сараи превратились в некие подобия наших бараков, дорога намечена щебнем по селу, на внутренней поверхности крепостных стен — помосты, как у нас в городе в деревянной крепости... Вообще, "рука Москвы" чувствуется везде — и в способе постройки, и в деталях, вроде петель на дверях домов и воротах, и в порядке. Особо доставляет парнишка в заботливо вычищенной суворовской форме, с деревянной плашкой на нагрудном кармане. Он тут ведёт себя как хозяин, тыкает людям, что да как делать, а народ, что удивительно, слушается!
Приблизились к пареньку, присмотрелся... Ба! Это ж Федор Федорович, сын нашего Феди!
— Здравия желаю! — окликнул я его.
— Ой!, — подскочил тот, спиной к нам стоял, увидел меня, заулыбался,— Здравия желаю, государь! Разрешите доложить! Село Заболотное к встрече государя Российского готово! Дневальный по селу — суворовец Карелин!
У меня слезы умиления выступили, стоит мелкий пацан, руку к шапке тянет в приветствии воинском, морда серьёзная, на груди, на табличке той деревянной, и впрямь "Дневальный" нацарапано.
— Какой же ты суворовец, Карельский! Ты ж уже не в училище? Значит, бывший, получается. Ну или просто, подданный...
— Суворовцы бывшими не бывают, — грозно так посмотрел на меня пацан, и даже чуть зло.
Я даже как-то неловко себя почувствовал под этим взглядом. Блин, обидел парня ни за что ни про что...
— Вольно, суворовец! — приказал я, парень повеселел, — И впрямь, бывших суворовцев не бывает. Докладывай, кратко, по существу.
Отчёт суворовца, как ни странно, был более информативен, чем описания Феди. Уровень запасов продовольствия и топлива, состояние защитных сооружений, внешнеполитическая (!) обстановка, это про другие села, кратко, какие бедствия, с указанием ущерба, были за это время.
— ... Доклад окончил! — парень прекратил вещать.
Сзади смешки, я и конь мой, Ворон, вместе изображаем "эффект Златобора", охреневая от увиденного и услышанного. Все село наблюдает, как целый Государь принимает доклад.
— Строй гарнизон, суворовец Карельский, — осторожно сказал я, уже догадываясь, что сейчас начнётся.
Парень кивнул, свистнул, что есть мочи. Над воротами крепости раздался грохот — в пустой ствол дерева кто-то бил. Потом удары прекратились, и передо мной встали в вычищенной и местами заштопанной форме все пять суворовцев и смолянок. Я уже даже не улыбался — настолько серьёзными были ребята.
— Суворовцы! Благодарю за службу!
— Рады стараться, Государь! — хором ответили мне ребята.
— За проявленное рвение, за то, что не бросили друг друга и продолжили дело суворовское, объявляю благодарность!
— Ураа-а-а! Ураа-а! Ураа-а-а! — было мне ответом.
— Принимайте пополнение в свою семью! — я сделал знак рукой, Добруш сообразил, что я имею ввиду, и вывел из прибывшей толпы ещё пять человек в новенькой форме.
Самое интересное, ребята из второго потока всю дорогу по болоту больше молчали или перекидывались короткими фразами. Не ощущалось радости от процесса возвращения домой. Я внимания особо не придавал этому, мало ли что там у них в детском мозгу происходит. А как сюда пришли, пацаны даже не маму с папой — первый поток в строю увидели, расцвели буквально. Вон, лыбу в строю тянут и перешёптываются радостно.
— Ребята! Все вы в разное время попали в дружную семью суворовцев Российских. Но независимо от выпуска, запомните! — это был экспромт, к такой встрече и таким речам я не готовился, — Все вы — братья и сёстры! Нет вам надёжнее друга и товарища, чем те, кто с вами, пусть и в разное время, из одной миски ел, на одной кровати спал... Ну и на уроках тоже подрёмывал!
Смешки, конечно, возникли, но радостные, не скабрёзные.
— Держитесь друг друга, и знамя суворовское, как и девиз, высоко несите по жизни!
— Нет знамени, — грустно промолвил Федя-младший, — а про второе мы и не знали, что оно такое есть.
— Девиз, мысль основная, он один — тяжело в учении, легко в бою! А знамя... — тут уже я замялся, как-то не сложилось с флагом до сих пор у них, — А знамя, ребята, будет. Простите государя своего, не привёз я в этот раз...
Я стянул шлем с головы. Народ вокруг проникся, включая суворовцев, вон, Федя-младший кадыком шевелит, хоть бы не заплакал.
— Но то дело наживное, — я вернул головной убор на место, вернул разговор из русла эмоционального в деловое — а что это у вас за ещё группа стоит, дальше?
За строем суворовцев двух потоков, чуть поодаль, стояли ребятишки. Возраст "наш", около десяти лет и менее. Стоят тоже серьёзно, хоть и одеты кто во что горазд, разве что значки какие-то на плечах, вроде наших погон.
— Э-э-э, — замялся было Федя-младший.
— По существу. Отставить мямлить! — чуть прикрикнул я на него.
— Пополнение! — чётко отрапортовал суворовец.
— Ну что. Значит, будем принимать пополнение. Там в сумах на конях подарки, это вам всем, — хорошо, что супруга позаботилась, а то бы я стрёмно выглядел с пустыми руками, — разбирайте.
— А книжки новые есть? — раздался голос из короткого строя.
— Есть парочка. Ладно, официальную часть считаю законченной. Ещё раз благодарю за службу! Теперь Феди, оба, со мной в консульство, остальные — разойдись!
Мы направились в отдельное помещение. Его построила полтора года назад наша агитационна бригада, в то время мы как раз решали вопрос с дедом-маразматиком. Я пару раз назвал его "консульством" в разговоре, мол, не посольское здание, но тоже — представительство. Ну и прижилось такое именование со временем. В этом помещении барахло, дань, для нас собирали. Ну и представители Москвы на ночлег в этой же избе устраивались, чтобы не стеснять местных.
— Ну, рассказывайте, Федоры оба-два, как вы до жизни такой докатились, — я пригласил мужика и его сына за стол.
Начал Федя старший, потом его перебил младший, потом — опять отец вуступил, чуть не подрались тут при мне, пришлось прикрикнуть и задавать наводящие вопросы. Так дело пошло веселее. Во время рассказа я краем глаза осматривал "консульство". Н-да, сильный след Москва оставила в этих местах, очень сильный... Ну, обо всем по порядку.
История стара как мир. Есть новое поколение и старое. Дети всегда, во все времена рано или поздно "бунтуют". Ну там спорят с отцами, огрызаются, пытаются выйти из подчинения. Процесс естественный, гормоны и прочее. В моё время молодёжь, в зависимости от возраста, сбивается в кучки во дворах под алкоголь и гитару. Те, что помладше, делают всякие "нычки", "халабуды", выдумывают свои тайны и секреты. Обычное дело, сам таким был. Получается, что у детей и родителей в какой-то момент образуется две жизни — одна обычная, где они ходят в школу и помогают по дому, и вторая, вроде как "тайная". Мелкие секреты, которые они не разглашают взрослым, какие-то встречи, без посвящения в них родителей, появляются свои общества и группки. Дети пытаются быть взрослыми. Хотят, чтобы им поручали серьёзные дела, относились как к мужикам и девушкам, доверяли их суждениям и их решениям. Плевать, что мозгов ни на что не хватает, что знаний, опыта житейского мало, что зачастую все их проблемы — это поход по родительским "граблям", от которых те так пытались их оградить.
И если детей в таком возрасте собрать в кучку, они начнут выстраивать свою иерархию, свои взаимоотношения, выделять своих авторитетов. А коли их ещё и поместить в таком вот "бунтарском" возрасте в некую замкнутую среду, с более низким контролем взрослых, то расцветёт это буйным цветом. Причём это на всю жизнь останется в памяти у этих детей, как то время, когда впервые в жизни что-то решали сами. В моё время, таким были, например, поездки в пионерлагеря, на олимпиады и соревнования, на творческие конкурсы. Папы и мамы рядом нет, один преподаватель или тренер на десять человек. Вместо одного старшего или младшего брата или сестры — десяток сверстников. Именно в таких местах закладывается дружба на всю жизнь, как живая память о тех временах, когда дети перестают быть детьми и начинают "играть" во взрослую жизнь. У нас этот возраст — лет двеннадцать-четырнадцать, тут — меньше, взрослеют рано. И вот теперь представьте...
