— Слушай, Вась... Ей Богу на командирах транспортов никогда не зацикливался... Вот так фокус. И что?
— Что "что"? Похоже, что этот перенос "психовой матрицы" память нашу, ну, которая до нас была, так подавляет, что нужные воспоминания всплывают в самый тот момент, когда чем-то "по носу щелкает". Пока ничего не вспомнилось... Но подколка Беренса и зарубаевское "Гм-м-м..." наводят на мысль, что между нами было что-то оч-чень интересное.
Посему мне нужно валить из Владика. И резко. Так я думаю.
— Так... Слушай, может попробовать организовать твой перевод в Артур, к Макарову. Как считаешь? Там ты...
— Нет, Петрович. Идею ухватил, но пока не моего она уровня. Не мичманского.
— Лейтенантского.
— Ну, да. Но все равно к большой кухне меня там никто не подпустит.
Мне сейчас надо завоевывать авторитет не во флоте, тут есть ты, а в армии. Ну и есть кое-какие мысли в тему, вот смотри, я тут тоже на твои чертежные потуги глядя, кое-что набросал... Не резон нам Куроки на ЮМЖД выпускать... Как тебе идея создания сухопутного аналога "Варяга"?
— Ты, по-моему, как-то слишком серьезно воспринял анекдот про подводную лодку в степях Украины, которая геройски погибла в воздушном бою...
В ответ Балк с хитрой усмешкой вытащил из внутреннего кармана свои собственные чертежи и разложил их поверх Рудневских.
— Ну, не ты один бумагу мараешь.
Карпышев долго и внимательно рассматривал наброски Балка, а потом спросил.
— Что это такое, и причем тут "Варяг"?
— Петрович, это проект бронепоезда, на котором я буду совершать геройские подвиги под Порт-Артуром. Сам же говоришь, что на суше нас ждут крупные проблемы. Вот я ими и займусь, это мое. По профилю, так сказать. Мне все одно во флоте делать нечего, это твоя епархия, тут ты при делах. Пообщавшись же с местными сухопутными офицерами, я понял что там, в армии то бишь, я нужнее. Прикинь — они же не только про танки еще не знают, они даже идею обороны с организацией нормального флангового огня еще не поняли!
На лице Балка возникло мечтательно выражение, как будто он уже косил из "максима" густые цепи японских солдат именно с фланга, когда одна пуля может свалить до трех человек. В реальность его вернуло ехидное замечание все еще не врубившегося Карпышева:
— А бронепоезд-то зачем? Чтобы сподручнее было на нем во фланг заезжать, попутно прокладывая колею железки?
Тяжело вздохнув и мысленно закатив глаза к потолку по поводу очевидного скудоумия коллеги по несчастью в вопросах войны на суше, Балк начал подробно разъяснять ему идею использования бронепоездов против неподготовленного противника. Спустя пяток минут Руднев, наконец, оценил перспективы настолько, что скрепя сердце согласился отпустить от себя второго современника.
— Ладно. Организую тебе Манхэттенский проект Владивостокского разлива. Секретность, занятость и все такое. Глядишь, и предок докучать особо не сможет. Хотя я, наверное, ты уж не обижайся, постараюсь его на время услать куда-нибудь...
Наливай. Не пьянки ради, здоровья для.
— Во славу русского оружия!
— Но меня все равно из Владика ты отпустишь уже завтра.
— Куда намылился?
— Для начала в Никольск-Уссурийский. Постольку поскольку и депо паровозное, и путные мастерские железнодорожные у нас все там. Во Владике ни черта нет пока. Тока вокзал, пакгаузы и склады, проверил уже....
— Ясно. А если ты мне вдруг резко понадобишься?
— Это по железке сто верст. Паровоз, вагон, три часа. Не та проблема.
— Но только без помощи Вадика, ни фига у тебя, боюсь, не выйдет с Куропаткиным...
Интересно, как он там в Питере, крыса медицинская?
— Так он еще с утра на телеграф прислал первый нормальный отчет о своих действиях, неужто никто тебе не говорил? Адресован Рудневу или Балку, для вручения твоему превосходительству, Меня первым нашли, вот и отдали...
— Не говорил. Но все равно не до того было. Я и родную мать, встретив тут, на улице, не узнал бы — весь на нервах был из-за этого облома. И что там засланец в высшие сферы пишет?
— Почитаешь, только скажи мне, ты про то, что с командой "Корейца" в Чемульпо творится, тоже не в курсе?
— У НАС их отпустили под подписку о неучастии в войне, как и команду "Варяга". А что тут? Ну не надо на меня смотреть укоризненными глазами старшего брата, не надо.
— Вижу, что кроме аглицкой прессы, да еще позавчерашней, ничего не листал. А зря! Вот тебе "Дальний Восток", сегодняшняя, кстати, газетка... Все же о боевых товарищах мог бы и побеспокоится... В последний раз прощаю, — Балк легко и непринужденно уклонился от очередного брошеного в его голову карандаша, — В общем, нашла коса на камень. Сначала японцы неделю требовали выдать им Беляева для расследования его поведения в бою. Он их с борта "Паскаля" послал куда подальше, командир "Паскаля" Виктор Сенес его поддержал, мол, нейтральный стационер. Теперь они бы и рады, чтобы он убрался из Чемульпо под ту самую подписку — у него очередь из журналистов на интервью на полгода вперед. А японцам лишнее освещение того, что они там делают, с беляевскими комментариями, ни к чему. Но теперь уже уперся Беляев — как узнал, какой "Кореец" стоит во Владивостоке, дал слово чести — пока идет война, он подписку не даст. Патовая ситуация, понимаешь...
— Вот уж этот пат разрешить проще простого — я не знаю, что с теми японцами делать, что мы на "Ниссине" с "Кассугой" взяли, ну и с экипажами рыбаков и пароходов, что нам подвернулись. Вот и предложим через газеты поменять всех на всех, безо всяких условий. Заодно и твой Секари вернется домой. Как с ним, до чего договорились?
— Если вкратце, то императора он предавать, конечно, не будет, но предложение взаимовыгодного мира с небольшими взаимными уступками ради прекращения войны его заинтересовало. Но, во-первых, его голос в Японии ничего не решающий, а во-вторых, я и сам-то не очень верю, что сейчас этот маховик так просто можно остановить.
— Это ты правильно подметил про "не решающий". Кстати, как и наши с тобой в России. Ты понимаешь, что в свете того, что ты тут понарасписывал, коли мы японцам вломим по первое число, никаких взаимных уступок не будет. Не то, чтобы им куска Кореи... Смотри, как бы тебе не пришлось погеройствовать где-нибудь на Кюсю, Хоккайдо или на Цусиме, а мне тебя туда десантировать и коммуникацию обеспечивать. Николай с радостью втопчет японцев обратно в средневековье. И, положа руку на сердце, для России это будет вполне логичным завершением войны против наглого агрессора.
А если мы втроем попробуем что-то намудрить, просто прихлопнуть могут, не посмотрев на то, что шибко умные и заслуженные. Но для начала, как ты же как-то и выразился, "выпотрошат с пристрастием" в каком-нибудь каземате Петропавловки или Шлиссельбурга. Оно НАМ надо? Ты же не меньше моего соображаешь, какие интересы брошены на весы?
— Да, понимаю, Петрович. Все понимаю... И, если честно, от этого у меня на душе как во рту с перепоя. Очень хочется в будущем видеть Японию в союзниках. Считай это моей дурацкой идеей фикс.
— От чего же дурацкой? Я бы тоже руками и ногами "за". Но пока обстоятельства так складываются, что они нам враги. Умные, упорные и смелые. Посему и достойные уважения, но только как враги. Вопрос в том, как в царе градус злобности снизить, когда поймем, что наша берет... Ладно, подумаем еще, время есть. Дай-ка взглянуть, что там наш Калиостро пишет, за "Манчжура" не кается, небось?
— Отчёт о пребывании экипажа канонерской лодки "Кореец" в Чемульпо
Литературная редакция, дозволенная цензурой для открытой печати. На основе подлинного, составленного командиром КНЛ "Кореец" капитаном 2-го ранга Г. Беляевым
— "Морской сборник", N1, 1924 г.
Первые минуты после взрыва "Корейца" практически никто из экипажа не в состоянии восстановить в деталях — все были заняты вычёрпыванием из шлюпок и катера воды, накрывшей нас после взрыва канлодки. Некоторые были сброшены потоками воды за борт, одна шлюпка перевернулась, увеличив жертвы среди раненых. Но благодаря мужеству экипажей шлюпок и катера все, кто смог вынырнуть на поверхность, были подняты на борт.
Через двадцать минут после гибели "Корейца" все пережившие его последний бой собрались на берегу. В связи с большим количеством нуждавшихся в медицинской помощи раненых я приказал срочно отправить всех в госпиталь христианской миссии в Чемульпо. На этот раз (в отличие от эвакуации с "Корейца") все они были размещены на шлюпках с максимально доступным комфортом. Из-за этого мест для гребцов практически не осталось, поэтому шлюпки ушли на буксире катера.
Была проведена перекличка. На берегу остались двадцать восемь здоровых и шестнадцать легкораненых, отказавшихся отправляться в госпиталь. С катером и шлюпками отправлено четверо здоровых и двадцать пять раненых. Полный поимённый список погибших и выживших был составлен позднее в Чемульпо.
Я планировал дать команде на месте высадки часовой отдых, но через десять минут в миле от нас на берегу было замечено значительное количество японцев. Несмотря на всю хаотичность покидания "Асамы", большая часть её экипажа уже была на берегу. Поэтому я построил своих орлов в колонну и дал команду следовать в Чемульпо.
Под грохот орудий у нас за спиной, удручённые гибелью "Корейца", мы шли в город, когда вдруг раздалось два взрыва, привлекших наше внимание — тонула "Чиода". Только теперь мы осознали, что "Кореец" и "Сунгари" полностью отомщены. Это вдохнуло в нас силы: в город мы уже входили не толпой переживших кораблекрушение, а строем и с песней.
На ближайшем к месту бывшей стоянки "Варяга" пирсе нас уже ждали офицеры со стационеров. Узнав, что все раненые приняты госпиталем, я рассказал собравшимся о том, что до возвращения парламентёров на "Варяг" с "Асамы" дали залп по находившимся в корейских водах русским кораблям, в результате чего на фарватере был потоплен невооружённый пароход "Сунгари".
Постепенно первоначально хаотичное сборище на берегу разделилось на две группы. В одной офицеры и матросы делились личными переживаниями. В другой я докладывал обстановку импровизированно собравшемуся совету командиров стационеров. В ходе собрания коммодор Бейли дважды переспросил меня, уверен ли я, что Руднев не собирался интернировать "Варяга" в Чемульпо. Пришлось объяснить англичанину, что понятия о чести русского офицера не позволяют интернироваться, пока есть хоть какие-то шансы нанести урон противнику, а спускать флаг перед неприятелем прямо запрещает Морской устав. После этого коммодор минут пять в обсуждении активного участия не принимал.
После известия о гибели "Сунгари" и "Чиоды" на фарватере Чемульпо для уточнения обстановки с французского и британского кораблей к границе территориальных вод были направлены паровые катера. Я высказал обеспокоенность, что в результате действий японцев повреждённый и осевший от поступившей воды "Варяг" после боя не сможет войти в порт, и что таким образом японцы подготовили ему ловушку.
На это командир английского стационера раздражённо заявил, что его больше волнует, что он не сможет выйти из Чемульпо. Все остальные охотно согласились при необходимости направить к возвращающемуся "Варягу" свои катера и шлюпки для спасения экипажа крейсера. Еще он ехидно поинтересовался, откуда взялись мины, на которых подорвалась "Чиода"? Пришлось объяснить, что перед неизбежным боем оба корабля сдали на "Сунгари" все лишние взрывоопасные грузы, в том числе и дюжину мин заграждения с "Варяга", часть из которых, очевидно, не сдетонировала, а разлетелась по акватории. Так что японцы наступили на грабли, которые сами и бросили на пол.
Посовещавшись, командиры стационеров составили предварительный список размещения русских моряков на своих кораблях для их защиты от нарушающих всякое международное право японцев. Экипажу "Корейца" достался "Паскаль", и через час мы повторяли историю завязки боя в более тесном кругу, а потом ещё раз, и ещё. А Бейли так яростно настаивал на том, что экипаж "Варяга" по возвращению в Чемульпо должен быть размещен на его корабле, и он "должен поговорить с Рудневым еще раз", что никто не стал настаивать на противном. Тем более это устраивало меня — ибо я-то знал, что Руднев в Чемульпо не вернется в любом случае, а отсылать своих людей к англичанам не хотелось.
Французы живо реагировали на всё рассказываемое — на их лицах как в зеркале читались и наша озлобленность на японцев, и скорбь по погибшим на "Корейце", и наша тревога за "Варяг", и опасения за нарушение судоходства. Но не забывали они и про хлеб насущный — к вечеру все разместившиеся на "Паскале" моряки с "Корейца" и сотрудники посольства были снабжены недостающими элементами одежды и всем прочим необходимым.
В сумерках "Паскаль" перешёл на якорное место "Варяга" с тем, чтобы случайно выжившие и вернувшиеся в порт не искали соотечественников по всей территории. По установившейся в порту традиции оставленное "Паскалем" место тут же облюбовали корейские рыбаки — у них считается, что отходы камбуза и сбросы гальюна являются лучшей подкормкой для рыбы.
Для защиты русских подданных в госпитале командирами стационеров была направлена охрана к христианской миссии. Только командир североамериканского авизо "Виксбург" Маршалл отказался в этом участвовать, сославшись на то, что не имеет инструкций от своего правительства на такой случай. И, видимо, караулы выставили не зря — появившийся утром капитан Исикуро — командир роты японского десанта — попытался войти в миссию, чтобы, по его словам, "взять русских в плен", но видя матросов со стационеров, отказался от намерений.
К этому моменту японцы уже высадили в Чемульпо 4 батальона 23-й пехотной бригады 12-й дивизии с трех транспортов в ночь перед нашим боем. Нам стало известно это доподлинно через доверенное лицо капитана Сенеса, имевшее сношения с японцами. Благодаря его информации, полученной с определенным риском, я могу утверждать, что и остальные подразделения дивизии были вскоре высажены в чистой от льда бухте Асан. В этой бухте и порту Чемульпо были свезены на берег так же 16-й и 28-й полки 2 пехотной дивизии, 37-й и 38-й полки 4 пехотной дивизии 1-й армии генерала Куроки. Высадка их продолжалась в течение полутора недель с начала боевых действий. Для создания дополнительного причального фронта, пока вход в Чемульпо был затруднен, японцы притопили вдоль южного берега бухты Асан четыре судна, через которые и свозили на берег тяжелые грузы...
Утром, спустя сутки после боя, через японцев на стационеры поступила информация, что "Варяг" всё-таки прорвался!
Состоявшаяся поздно вечером встреча Того, экстренно прибывшего в Чемульпо с эскадрой крейсеров, и нашего посланника, действительного статского советника Павлова, прибывшего из Сеула, в присутствии командиров стационеров осудила действия комендоров "Асамы", приведшие к несанкционированному залпу. Но в вопросе о статусе русских в Корее стороны разошлись. Японцы всех считали военнопленными, европейцы же говорили о нейтралитете Кореи. Для уточнения позиции корейского правительства решили отправить поездом в Сеул курьеров.
