Итак, вторая. Я лихо заложил крутой вираж и, чиркнув по фотосфере звезды, на что мои спутники отозвались изысканными "похвалами" в адрес моих предков, рванулся прямо к планетке.
— Командор, — севшим голосом попросил Санька, — а нельзя ли как-нибудь... э-э... поаккуратнее? Нервы, знаете ли не выдерживают ваших антраша...
— А чего? — улыбнулся я. — Это ведь только кино?
— Знаем мы, что энто за кино! — поморщился Пашка, понимая, что это в его огород камень. — Кинее не бывает!
И он покрепче вцепился в подлокотник.
Я только расхохотался в ответ.
24. Зеркала и Зазеркалье
У намеченной нами планеты обнаружился микроскопический спутник, который мы бы и не приметили, не окажись он на нашем пути. Мы едва не прошили его насквозь, однако траектория нашего полёта пролегла чуть в стороне и этого не случилось. К тому же, в тот момент наше внимание отвлекло ещё одно событие, показавшееся нам тогда никак не связанным с попавшейся на нашем пути крохой: вся поверхность приближавшейся планеты вдруг вспыхнула, словно яркая звезда, и так же мгновенно погасла, едва мы пересекли орбиту её крохотного спутника.
— Что это было? — выпучил Пашка глаза.
— Вообще-то, вопрос не по адресу, — пожал я плечами. — В этой части Вселенной я бываю только по вторникам.
Но Пашка моей иронии не оценил.
— Я полагаю, скоро на месте будем, — изрёк Санька меланхолически. — Там и узнаем.
Почему-то его одного вспышка оставила равнодушным.
Короче, планета ещё издали начала задавать загадки. Явно было заметно, что атмосферы она не лишена, однако ничего, сколько-нибудь похожего на рельеф, не наблюдалось. Никаких тебе гор, морей и океанов, не говоря уже об островах, материках и прочей географической начинке. Ну да это ладно, с кем, как говорится, не бывает. Но поражало другое: чем ближе мы подлетали, тем всё более отчётливее казалось, что поверхность планеты покрыта... рыбьей чешуёй! Поначалу она смотрелась однообразным серым покрытием, слегка отливавшим стальным блеском, но когда планета раскинулась под нами во всю ширь, удивлению нашему не было предела: вся, абсолютно вся видимая поверхность загадочной планеты представляла собой обширное поле, состоявшее из ровных рядов ячеек, формой своей, действительно, напоминавших рыбьи чешуйки.
— Сооружение интересное, — прокомментировал Пашка. — Одна штука. Цена — двадцать пять копеек.
Ну, насчёт цены он, конечно, хватил, но это, действительно, было Сооружение. И, явно, искусственного происхождения. В этом сомнений не возникало. Видно, как говорится, невооружённым взглядом. Всю планету занимал единый циклопический комплекс, о назначении которого мы могли строить только самые нелепые догадки. Чем я и мои спутники не преминули тотчас же заняться.
А таинственная планета всё приближалась. Наконец, мы зависли в нескольких десятках метров над одной из "чешуек", если так можно было назвать гигантскую монолитную плиту, отполированную до зеркального блеска и раскинувшуюся под нами от горизонта до горизонта в какую сторону ни посмотри. Абсолютно ровная идеальная поверхность, в глубине которой полыхало слепящее отражение местного солнца.
Приглядевшись, я обратил внимание своей команды на фактуру материала, из которого состояла плита.
— Будто пчелиные соты... — отозвался Санька.
Действительно, шестигранники, плотно пригнанные друг к другу, походили на пчелиные соты, только каждая из ячеек имела в диаметре метров пять-шесть.
— Каковы ж тогда здешние пчёлы? — схохмил Пашка. — А сам дядька-пчеловод?
Никто его ответом не удостоил и я двинул наш "пятачок" вперёд. Ячейки-соты дёрнулись, поплыли под нами и слились в единую серую массу. Ровная, как стол, однообразная поверхность ничем не выдавала нашего движения. Казалось, "пятачок" завис над полем неподвижно. Я уж собрался поддать газку, но тут, недосягаемая до этого, линия горизонта резво скакнула нам навстречу и мы притормозили над краем обрыва, прямой линией уходившего до самого горизонта влево и вправо от нас. Далеко внизу стелилась такая же идеальная, ничем не замутнённая зеркальная равнина, над краем которой мы висели. Надо полагать, это была соседняя "чешуйка".
— И так до бесконечности, — резюмировал Санька. — Похоже, что в этом королевстве кривых зеркал никто не обитает.
— Зеркала-то как раз тут ровные, — вздохнул Пашка с кислой миной. — Такие ровные, аж противно. Так и хочется чем-нибудь... — Он сделал выразительный жест: — Чтоб хозяева сбежались.
Санька поддел его:
— О! Истинный представитель Хомо Сапиенс! Вы, сударь, извините за откровенность, в душе просто хулиган!
— Не пеняй на зеркало! — окрысился Пашка. — От Хомы слышу!
— Ладно вам! — улыбнулся я. — Давайте обследуем обрыв. Может, там чего?..
— Всё-таки интересно, — сказал Санька, заглядывая в бездну, — почему одно поле выше другого?
— Эт' чтоб с парашютом туда! — осклабился Пашка.
В отличие от Пашки, я ответа не знал, а потому просто пожал плечами и наш "звездолёт" стал медленно опускаться вниз в двух-трёх метрах от гладкой, как моя лысина, стены. Только вот лысина и то имела хоть какую-то растительность и неровности, а здесь был идеальный срез, будто отсечённый гигантским ножом. И не было той плоскости ни конца, ни края. Лишь внизу расстилалось новое поле, тоже не отличавшееся миниатюрными размерами.
— Километра три будет, — прикинул Пашка высоту стены.
Я согласился, а Санька задумчиво произнёс:
— Вот смотрю всё время на эти зеркала и думаю: что-то в них не так, чего-то не хватает. И только сейчас дошло.
— Ну?
— Да отражения нашего!
— Вот тебе, кстати, и ответ, — сказал я Пашке, — есть ли на том конце передающее устройство. Мы бы видели его отражение.
Пашка развёл руками:
— Тогда я вообще не понимаю, каким Макаром работает эта фиговина!
— А тут и понимать ничего не надо, — ласково погладил я "фиговину". — Дали — пользуйся!
— Знать-то всё равно хочется...
— Много будешь знать, умным станешь. А это вредно. Смотри вон, уже приземляемся.
— "Приземляемся"! — хмыкнул Пашка. — Где ты тут землю-то увидел? Одни зеркала!
— Ну тогда — "призеркаляемся"!
До нижнего поля уже оставалась пара сотен метров. На глаз, конечно. Определить расстояние до зеркала при отсутствии отражения, скажу я вам, довольно затруднительно. И, только когда шестигранные ячейки увеличились приблизительно до того же размера, что и на вертикальной стене, я затормозил.
Ничего нового мы не увидели. Всё та же отполированная стена. Даже линия стыка вертикальной и горизонтальной плоскостей не представляла из себя ничего интересного. Прямая линия. Хоть по линейке проверяй.
— Ну мы и откопали планеточку! — пожаловался Пашка. — Сплошь тундры-лианы! — И цыкнул: — Чего ж дальше-то?
— Давай хоть по поверхности выйдем потопчемся, — предложил я. — Разомнёмся.
Санька поёжился:
— А копыта не отбросим? Как там насчёт дыхалки?
— Сейчас узнаем. Ну-ка, Сезамчик, что за атмосфера снаружи?
По экрану побежали цифры: содержание кислорода, азота, ещё там чего-то.
— Ты мне проще скажи: дышать там как, можно?
"В принципе — да", — откликнулся браслет.
— Ну вот, другое дело! — сказал я и встал с насиженного места. — Идём, что ли?
— Не нравится мне это "в принципе", — пробурчал Санька.
— Э! Да чего там! — потянулся Пашка и хрустнул кистями рук. — Открывай! Размяться не помешает!
Я уравнял поверхности "пятачка" и планеты.
— Сезам, откройся!
В лицо пахнуло свежим воздухом. Даже, по-моему, очень свежим. Как после грозы.
— Озончиком попахивает! — принюхался Пашка и первым ступил на зеркальную поверхность.
И тут произошла удивительная вещь. Я сказал, что он ступил на поверхность, но это выглядело не совсем так. Между подошвами его туфлей и поверхностью планеты так и осталось сантиметров десять, а он стоял прямо в воздухе и растерянно смотрел себе под ноги.
— Мягкое чего-то, — доложил он нам, криво улыбаясь. — И зудит!
Но стоило ему пошевелиться, как ноги его поехали, он упал на спину и, глупо хихикая, в таком вот положении поплыл от нас в направлении вертикальной стены. Похоже, при падении он совсем не ударился, потому что голос его был радостно возбуждён:
— А мне нравится!
Он перевернулся на живот и попытался встать, однако ноги его разъезжались, как на льду. Мы внимательно, каждый по-своему, следили за его гимнастикой. Я — с интересом, Санька — с тревогой.
— Ну, чего смотрите? — крикнул Пашка, в третий раз предпринимая героические усилия принять вертикальное положение. — Идите сюда! Помогите встать!
Я решился. В любом случае, лично мне ничего не грозило.
Я высунул руку за пределы "пятачка" и потрогал невидимую поверхность. Пашка не соврал: рука коснулась чего-то тёплого и упругого. При чём явственно ощущалась мелкая вибрация.
— Силовое поле, надо полагать, — сообщил я с видом знатока.
На что Санька лишь хмуро покачал головой:
— Вы уж, пожалуйста, без меня. Мне здесь как-то уютнее.
— Как хочешь.
Я подпрыгнул и опустился сразу на обе ноги на мягко спружинившую поверхность невидимого поля. Инерции толчка оказалось достаточно, чтобы я заскользил в ту же сторону, где барахтался Пашка. Оставалось только удерживать равновесие. Но это удавалось мне лишь до тех пор, пока я не доехал до моего распластавшегося друга. Только я с ним поравнялся, он сразу ухватил меня за штанину и я упал. При чём удара я не почувствовал, было очень мягко, и мы, хохоча, закружились с ним в лежачем вальсе. Инерция толчка была ещё довольно ощутимой, а сила трения, по-моему, вовсе равна нулю, если такое вообще возможно. В конце концов наше барахтание закончилось тем, что мы мягко ткнулись в вертикальную стену, вернее, в поле обтекающее её, и остановились.
— Ну что? — улыбнулся я. — Давай вставать?
— Давай!
Пашка вцепился в меня, я — в него и так, держась друг за друга, с горем пополам водрузили мы свои бренные тела на разъезжающиеся ноги.
— Похлеще льда будет! — прокряхтел Пашка, не выпуская из рук мою рубашку и оглядываясь по сторонам.
— Колоритно вы смотритесь! — послышался Санькин смешок. Он сидел, развалясь, на диване и с улыбкой наблюдал за нашей вознёй. — Что-то подумает о нас "дядька-пчеловод"?
Мы оглянулись. Диван вкупе с ним смотрелся не менее комично, паря над своим отражением в зеркальной поверхности.
— А пущай, чего хотит, то и думает! — Пашка с силой оттолкнулся от меня и, кое-как сохраняя равновесие, заскользил вдоль вертикальной стены, изредка касаясь её для пущей уверенности.
Я же от его толчка хлопнулся на задницу и закрутился вокруг собственной оси, пролегавшей где-то в районе копчика.
— Ах ты!.. — я попытался приподняться, но сделать это без посторонней помощи оказалось не так-то просто: ноги разъезжались, как у коровы на льду.
— Я бы на твоём месте вспомнил бы о своих чудесных возможностях! — вновь послышался насмешливый голос со стороны дивана.
А ведь и в самом деле! Скалы взглядом, значит, могём, а себе пособить... Ну-ка!..
И я свечой взмыл в небо метров на "дцать".
— Ого! — Санькин голос был слышен далеко внизу. — Неплохо!
Я спланировал к нашему островку и шмякнулся прямо в кресло, которое жалобно взвизгнуло, но удар выдержало.
— Повторить не желаешь? — указал я пальцем в небо.
— На твоём горбу, что ли?
— Зачем? Самостоятельно!
— Нет уж! Увольте! — Санька поднял руки, отстраняясь, и кивнул в сторону удалявшегося Пашки: — Пал Ксанч-то гудки подаёт!
Я оглянулся. Уже порядком отъехавший от нас Пашка продолжал удаляться в довольно своеобразной позе: полулёжа на боку. Одна рука его безуспешно старалась вернуть утраченное равновесие телу, а другой он размахивал над головой и что-то нам кричал. Но разобрать можно было только звучные словосочетания русского мата.
— Скучает, — посочувствовал Санька, насмешливо щуря глаза. — Помочь бы надо.
— Само собой!
"Пятачок" дёрнулся, легко догнал Пашку, поддел его, отчего тот кубарем покатился нам под ноги, и стал резво набирать высоту.
— Что, разве экскурсия уже подошла к концу? — спросил Пашка, вставая и отряхиваясь.
— Я смотрю, тебе понравилось? — Санька с усмешкой оглядел его взъерошенную фигуру.
— Оно, конечно, забавно, — сказал Пашка, приводя себя в порядок. — Только с тормозами проблема. Чего ж не попробовал?
— Одна попробовала, — фыркнул Санька. — Так до сих пор...
Пашка бухнулся на диван и, сграбастав со стола баночку с пивом, шумно отхлебнул.
— Володь, — попросил Санька. — Не пора ли форточку — того!.. Холодает что-то...
Я кивнул и закрыл сообщение с атмосферой планеты. Встречный ветер к тому моменту уже изрядно потрепал нас.
— Я что-то так и не понял, — Пашка постучал тарашкой по столику. — Мы что, уже отчаливаем?
— А чего здесь ловить? — пожал я плечами. — Нас здесь явно не ждали. Конструкция, конечно, мощная, но назначение её лично мне не понятно, а объяснить, сам видишь, некому.
— Э, нет! — Пашка хитро прищурился. — Тут ты не прав!
Я мгновенно насторожился:
— Что ты имеешь в иду?
— А что имею, — он явно наслаждался произведённым эффектом, — то и введу...
— А если серьёзно?
Пашка с треском отодрал башку несчастной тарашке и кинул на стол.
— Серьёзно? — Он глянул за борт на удалявшуюся зеркальную поверхность и мотнул головой: — Ты коня-то попридержи!
"Пятачок" замер.
— Ну?
— Вот тебе и "ну"! Дверь я видел! Зря, что ли, глотку драл?
Мы с Санькой переглянулись.
— Какую дверь?
— А я почём знаю? — с деланным равнодушием отозвался Пашка. — Дыра какая-то в стене. Тормозов-то нет ни фига — еду и еду! А она вот так делает, — и он губами беззвучно изобразил: "А!", "О!", "А!", "О!"
— Так чего ж ты молчал?! — возмутился я и бросил "пятачок" круто вниз.
— Молчал?! — оскорбился Пашка. — Да я всю глотку изодрал! "Мать-перемать!" — ору, а вы, как глухие!
— Ну, положим, слово "мать" в разных вариациях мы слышали довольно отчётливо, — спокойно отозвался Санька. — Но не более. Согласись, что в твоих устах оно звучит не так уж и редко, чтоб могло привлечь к себе внимание.
— Ну конечно! Где вам услышать! Вы ж пируэты в воздухе выписывать изволили!
Понятно: булыжник в мой огород.
— Ну и как я тебе? В качестве летательного аппарата?
— Спрахиваешь! — усмехнулся Пашка и прогундосил: — "Заливаю в бак бензин, завожу пропеллер!.".
— Трепло! — Я чуть отхлебнул из его банки пива, поморщился и спросил: — Ну, где твоя дыра?
— "Моя"! — хрюкнул он. — Моя на месте! — И огляделся: — Ты хоть на то же место сел?
— Вопрос, конечно, интересный! — хохотнул я. — Здесь, знаешь ли, такое изысканное разнообразие рельефа! Заблудиться — ну ни в жисть!
Пашка понимающе кивнул:
— Погоняй вдоль забора туды-сюды, может, оно и отыщется.
— Мартышкин труд! — не согласился Санька.
— А что ты предлагаешь? — насупился Пашка.
— Единственно разумное: обратиться к памяти браслета.
