К вечеру ситуация немного изменилась. И меня слегка отпустило, и взгляды, бросаемые сквозь прутья, стали менее колючими. Должно быть, братья-воины, увидев, что я больше не буяню, решили, что и впредь я буду вести себя пристойно. Я, в общем-то, был обеими руками "за", но нашим с ними чаяниям не суждено было сбыться.
Остановка на ночевку прошла как обычно, за единственным исключением. Огюст удивил меня тем, что все-таки выпустил меня на некоторое время из клетки размять кости, но с условием, что перед сном я снова вернусь в нее. Естественно, я согласился.
Стоило мне только почувствовать земную твердь, как рядом возник брат-оруженосец. Куда бы я не пошел, он везде следовал за мной, и смотрел на меня так, будто всерьез считал, что я в любой момент могу рвануть в лес.
Кроме небольшой прогулки, мне также разрешили нормально поужинать, вне тесной клети. Немой возница, пока я ел, не иначе как по приказу старшего инквизитора, подрядился сделать мне новую повязку. Старая исчезла, скорее всего слетев во время приступа. Помимо прочего он еще и нанес мазь на ссадины, старые и новые, появившиеся от того, что я во время приступа пытался пробиться сквозь металлические прутья.
Наконец пришло время возвращаться в передвижную тюрьму, а мне этого жутко не хотелось. Я понимал, что вариантов у меня немного, но, подойдя к повозке вплотную, остановился. Я просто не мог заставить себя переступить порог клети. Вот и дождался, пока меня не впихнули туда силком. Впрочем, обиды я за такое обращение не затаил.
Когда в середине ночи снова разверзлись небесные хляби, я даже не стал цепляться за свое сознание. Почти привычно скользнул в чернильный колодец, и темнота накрыла меня с головой. Страх сковал внутренности, но последняя мысль была почему-то отстраненной. Я подумал, что моим спутникам так и не суждено выспаться. Вместе с шумом дождя, скорее всего, их разбудит мой вопль.
За время нашего путешествия я еще несколько раз также внезапно приходил в себя. И каждый раз декорации менялись. Разное время суток, различный вид из-за решетки, очередной всадник, сопровождающий мою повозку. И лишь одно было неизменным — опостылевшая уже клеть.
С каждым новым пробуждением я все сильнее замечал ухудшение своего состояния. Я становился все более нервным и дерганым. Пугался малейшего шороха, и очень часто смотрел вверх. Иногда пол дня не мог разжать сцепленную в кулак кисть, либо унять сотрясающую мое тело дрожь. А порой на меня накатывала такая беспросветная апатия, что я мог лежать на дне своей повозки целый день, не шевелясь и не отрывая взгляда от небес. Я уже не говорю о том, что практически все это время я испытывал страх перед гневом Его. Священный ужас.
Эти изменения почувствовали даже мои сопровождающие. Однажды на ночевке к моей клетке подошел Айронхарт и спросил, все ли со мной в порядке. Я чуть не рассмеялся ему в лицо. На мой вопрос, с чего вдруг такая забота, он ответил, что все в отряде заметили кое-какие перемены в моем поведении. Первобытный человек, что заменяет меня на посту в те моменты, когда мое сознание в страхе бежит прятаться в самые темные закоулки души, начал сдавать. Он теперь меньше орет, почти не пытается сломать клетку и все больше просто лежит пластом с безнадегой во взгляде таращась в небо. Словно зверь, угодивший в ловушку, осознавший, что выбраться не получится, смирившийся с судьбой и покорно ожидавший развязки.
Что я мог сказать сиру Дикону? Что дела у меня весьма плачевны? А смысл? Вряд ли он смог бы мне чем-то помочь. Да и вообще кто-либо. Я или справлюсь с этим напряжением или нет, и тогда оно меня убьет. В любом случае оба варианта принесут мне какое-то облегчение.
Я даже близко не представлял, какой день мы находимся в пути, давно сбился со счета. Очень трудно считать дни, когда из памяти у тебя может пропасть целая неделя. Я просто ждал встречи с архимагом, как избавления. Чем бы не закончилась наша схватка, избавление она мне и принесет.
Я не имел ни малейшего понятия, как вообще продвигается наша погоня. Есть ли какие-то сложности с этим делом, или все в порядке, и мы вот-вот настигнем беглого чародея. Исходя из того, что даже по моим подсчетам в дороге мы находились уже слишком долго, а лицо старшего инквизитора на последней видимой мной остановке было мрачнее тучи, на столько, что даже облаченные в тяжелый доспех солдаты ходили перед ним на цыпочках, какие-то проблемы с преследованием все же возникли. Меня по этому поводу в известность никто не ставил, поэтому я не особо и переживал. Если признаться, то я в любом случае сильно бы не тревожился. Серая апатия, навалившаяся на меня в последнее время и погасившая яркость красок мира, сделала из меня фаталиста. Нагоним колдуна — хорошо, нет — значит так тому и быть. Главное — это не ляпнуть такую крамолу кому-нибудь из членов ордена.
Погоня явно затягивалась, и это сказывалось не лучшим образом не только на моем моральном духе. Солдаты тоже устали от этого бесконечного и однообразного путешествия сквозь бескрайнее грязно-молочное марево.
Впрочем, придя в себя в шестой или седьмой раз, я увидел, что однообразие нашего похода наконец прервано. В наш маленький караван влилось еще несколько человек, что не только разбавило отряд, но и скуку на лицах наших вояк.
Когда я осознал себя в своем теле, которое меня едва слушалось, первое, что царапнуло мое сонное сознание, прибывавшее будто в блеклом тумане, был чей-то голос. Мужской, глубокий и раскатистый, словно заполняющий собой все пространство. И это в поле. Какой же эффект он создает в закрытом помещении? Голос был однозначно новый, неслышимый мной ранее, уж я бы точно запомнил этот тембр, а значит к нашему каравану примкнул кто-то еще. Если только не случилось чудо, и наш немой возница не заговорил.
Любопытство победило желание обратиться в статую и никогда в жизни больше не шевелиться. Я оторвал голову от пола и приоткрыл один глаз.
Изменения точно произошли, и это касалось не только пополнения отряда. Почему-то моя передвижная тюрьма катилась теперь перед фургоном Огюста, а не плелась позади него, как раньше. К добру это или к худу, но зато теперь я, как минимум, мог, не меняя позы, наблюдать за искателем правды, сидящем на козлах рядом со своим извозчиком и бросающим косые взгляды на некого господина. Который, кстати, и был обладателем столь гулкого баса.
Это был мужчина лет сорока пяти, не слишком высокий, зато крепкого телосложения, правда немного округлившийся в районе живота. Одет он был в монашью рясу, хоть и не стандартного покроя, да и материал подобран был явно не самый дешевый. Он носил светлую аккуратно подстриженную бороду и такого же цвета короткую прическу. Держался мужчина довольно уверенно, даже несмотря на то, что находился в компании старшего инквизитора, в присутствие которого робели и не такие чины. По его повадкам, а самое главное из-за голоса, можно было решить, что он из ораторов, но я по самым мелким и незначительным деталям сразу записал его в духовники. Общение с подобными ему на протяжении многих лет научили определять людей этой профессии с полувзгляда.
В ноздри мне ударил запах рвоты. Должно быть моей, в гости ко мне, внутрь клети, никто не заходит. Я скривился, но положение менять не стал, чтобы не привлекать к себе внимание.
Не только мне их, но и им меня было прекрасно видно с этого ракурса. Хоть на меня никто из троих почти и не смотрел. Внимание возницы было сосредоточенно на лошади, а искатель правды с духовником были заняты друг другом. Незнакомец ехал верхом рядом с фургоном инквизитора и вел с Огюстом довольно интересную беседу. Беседа касалась меня. Благодаря тембру его голоса, я мог слышать ее без проблем. По крайней мере ее половину так точно.
— Знаете, дорогой Огюст, я тут беглым взглядом осмотрел вашего охотника, и должен сказать, что он в весьма плохом состоянии.
— Неужели? — даже с моего места было заметно, что разговор тяготит инквизитора.
— Истинно. — важно кивнул бородатый блондин. — Физическое состояние отвратительно. Тоще его я видел только одно существо — мумию, экспонат в ракотском музее. А этот его постоянный тремор? Нет, я конечно понимаю, что охотник находится в неблагоприятных для себя условиях, но это все же чересчур. Не побоюсь этого слова, ваш подопечный выглядит как старая загнанная лошадь, которой дорога только на живодерню. И это я затронул только его физическое состояние. С духовным аспектом дела обстоят гораздо хуже. Вот что бывает, когда человек берется не за свое дело.
— Это вы на что-то намекаете?
— Нет, это я говорю прямо. Несомненно, вы профессионал в том, что касается преследования отступников веры, расследования мистических событий, выявления ведьм и даже колдунов. Но вот в деле содержания охотников на магов вы полный профан. — незнакомый духовник поднял ладонь, призывая Огюста не горячиться. — Простите мне мою прямоту, но вы слишком загнали парня, инквизитор. Душевное здоровье охотников, подорванное их специфическими подготовками, и так постоянно балансирует на грани. Им нужна забота и время на восстановление после каждого пережитого страха или схватки с магом, а этот парень за неполный месяц участвует уже в третьей охоте, кроме этого, собственными глазами видел, как погиб его духовник. И это, не говоря уже о тех присущих охотникам страхах, с которыми они сталкиваются каждый день. Такой стресс обычного человека свалит, не только пугливого охотника. Другими словами, дорогой мой Огюст, я не одобряю ваших методов. Еще немного, и этот парень просто сломается. Нырнет разумом в глубины своего "я" и уже никогда не вынырнет.
— С каких это пор, Себастьян, вы стали так жалеть их племя? Не вы ли несколько лет назад, читая курс лекций в ракотской академии богословия, называли охотников инструментом Высшего и его ордена. Бездушным инструментом.
— О, это вовсе не жалость, мой друг, скорее здравый смысл. Охотники — это инструмент, истинно. Но это не значит, что к ним нужно относиться столь пренебрежительно. Инструменты эти весьма полезные и нужные нам. Орден затратил очень много времени и средств на то, чтобы их взрастить. А вы так наплевательски к ним относитесь. Приведу аналогию. Будь вы плотником, вы бы следили за своим топором? Не забывали бы чистить его, править и точить лезвие, полировать ручку? Или, придя после работы домой, бросали бы его в лужу, чтобы металл ржавел, а дерево гнило? Правда же второй вариант кажется абсурдным?
— Я вижу, к чему вы ведете, духовник. — нахмурил брови Бич Отступников. — Но, выражаясь вашим языком, я не клал инструмент в лужу. Я старался обеспечить охотнику максимальный комфорт, исходя из тех реалий, что имел. И это было совсем нелегко, уж поверьте. Так что ваших обвинений я не принимаю. А что касается загруженности Касия, то я совсем не виноват, что присутствие охотника на магов понадобилось вдруг так часто. Заменить его мне тоже было не кем.
— Что вы! Я ни на мгновение не подумал, что вы могли умышленно нанести вред делу ордена. — отмахнулся всадник. — Но вот непреднамеренно, по незнанию — вполне. Работать с охотниками на магов — дело весьма непростое, оно требует тонкого подхода, а также определенных навыков и знаний. Ему нужен новый духовник. Хорошо проведенная исповедь может не только облегчить душевные муки наших подопечных, но и воодушевить, а также направить охотника в верное русло.
— Ой, только не надо строить из себя великого знатока душ человеческих. — скорчил гримасу искатель правды. — Все гораздо проще, чем вы пытаетесь изобразить. Если есть человек, то есть и мотивация. Нужно только правильно ее к нему подобрать. Да и вообще, я не считаю, что Касий в таком отвратительном состоянии, как вы утверждаете. Во всяком случае, я уж точно его до такого не доводил. А что касается его погодного помешательства, то таким он был еще до меня.
— О нет, он явно не в форме. — покачал головой духовник. — Скорость его реакции замедленна. Это видно даже сейчас, пока он неподвижен. Он вялый, несобранный и какой-то заторможенный, будто не понимает, где оказался. Скорее всего и его сопротивление магии будет ослабленно после такого истощения сил и всех испытаний, свалившихся на парня. Хорошо если хотя бы наполовину. Мой вердикт — ваш охотник на данный момент не справится даже с самым слабым чародеем. Куда ему тягаться с архимагом?
— Значит хорошо, что биться с волшебником ему придется не в одиночку.
— Биться? Не мешал бы моему охотнику, уже было бы замечательно. Мой охотник в разы сильнее этого паренька. — Духовник сказал это без хвастовства, просто констатируя факт, хоть и не без превосходства.
— Не всем так повезло с охотником, как вам, Себастьян. Без сомнения, Мирехон самый сильный из своих собратьев на данный момент. И, наверное, один из самых смирных и лояльных. — Блондин на эти слова благодушно кивнул, будто бы принимая похвалу на свой счет. — Но я сомневаюсь, что даже ему под силу в одиночку справиться с архимагом.
— Что ж, в любом случае этого мы не узнаем. — хмыкнул Себастьян. — Кардинал решил перестраховаться и стянуть сюда всех возможных охотников. Так, чтобы наверняка.
Мою ногу внезапно свела судорога, и я несознательно дернулся, больно приложившись о решетку. Стоило один раз шевельнуться, и тело, отлежавшее себе все на свете, начало колоть невидимыми иголками. А затем вернулась дрожь. Чтобы не отбивать дробь своими конечностями о дно повозки, пришлось принять сидячее положение и крепко прижать к себе руками колени.
Когда я снова поднял взгляд на Огюста и Себастьяна, оба они смотрели на меня. Разговор их сам собой затух, и больше я не узнал ничего интересного. Впрочем, той информации, которую все же удалось подчерпнуть, вполне хватало для некоторых мыслей. Думать о своем скверном состоянии не хотелось, поэтому я стал размышлять о другом.
Значит к отряду примкнул новый охотник? Занятно. Интересно было бы взглянуть на коллегу, особенно после такой характеристики. Обычно мы не очень любим общаться с собратьями. Все эти увечья собеседника, следы враждебной ворожбы на теле наглядно напоминают каждому из нас о своих собственных испытаниях на пути к статусу охотника, и после него. Охотники на магов — люди замкнутые и необщительные, особенно друг с другом. Но сейчас сквозь пелену безразличия во мне проклюнулось любопытство, точно робкий зверек, выглянувший из своей норки в большой мир. Вполне возможно, что моя душа таким образом отреагировала на поредевшие на небе облака и солнце, заливавшее своими лучами дорогу.
Вечером того дня нам даже не пришлось разбивать лагерь. Мы прибыли уже в чей-то готовый. В его центре уже вовсю полыхал костер, а над ним нависал черный закопченный котелок, распространяя по округе соблазнительные ароматы. Рядом были установлены несколько тентов. Судя по их размерам, в лагере пребывало не меньше пары десятков человек. И потому, как мы уверенно в него въезжали, я понял, что это наши.
Тем временем заметно распогодилось. К вечеру небо совершенно очистилось, как в самый погожий денек, разве что только он уже подходил к своему завершению. Но это неважно. Чистая, глубокая синева небес дарила спокойствие и даже некоторую уверенность в завтрашнем дне. Высший нам явно благоволил, ну или, как минимум, мне.
