Из чистого хулиганства Змей обернулся перед люком, вскинул правый кулак (левая рука уже вжимала пуск таймера) и крикнул:
— Поехали!
На галерее нашелся знаток истории:
— Желаю вам доброго полета!
* * *
Полет прошел быстро, Змей толком его не запомнил. Немец перехитрил сам себя, закрутив ему капсулу до предела выносливости — а все примеры в учебнике именно на предельные значения, чтобы курсант хорошо запомнил, за какой циферкой притаилась бабушка с косой. И вот, как только акселерометр показал знакомую циферку, Змей без единой мысли дал вычитанный из книжки обратный импульс и остановил вращение буквально “в один пых”, на галерее даже зааплодировали. Дальше пришлось повозиться с маяком: его длина волны ионосферу не пробивала, и построить маневр заранее не удалось. Пришлось падать примерно в центр зоны, еще раз выравниваться уже там — но маяк Змея заняла “двадцать четвертая” капсула, так что пришлось наспех доворачивать на чей-то еще сигнал — после полета Змей узнал, что маяк принадлежал “девятке”, вошедшей в атмосферу слишком далеко. Скользить через весь посадочный район “девятке” пришлось бы на пределе, так что ее пилот выбрал синицу в руке и не прогадал. А на бесхозный маяк удачно приземлился Змей.
В первый миг ему показалось, что приземлился он все-таки на Марс! Рыжая пустыня, ледяная ночь, ветер как доской по плечам; влажность воздуха меньше пяти процентов, зато температура целых тридцать шесть градусов.
Минус тридцать шесть!
Над горизонтом полярное сияние — и только по нему Змей сообразил, что находится в Сухих Долинах, в Антарктиде. Тут испытывались марсоходы, в сети часто мелькали фотографии: машинки на фоне переливающегося в пол-неба зеленого полотенца полярного сияния. И ветра здешние не стихают последние два миллиона лет, порой разгоняясь до трехсот километров за час. Не то, что пингвина — если белого медведя завезти, и то сдует в пролив Мак-Мердо. Выдувается вся влага: ни росинки, ни снежиночки. Чудное место долина Тейлора, филиал Марса на Земле.
Тренировочная база Проекта находилась в соседней долине Райт. Если бы даже Змей узнал, что Винни аккурат сегодня, под соковыжималкой катабатического ветра, учится там ставить купольную палатку — все равно не одолел бы полсотни километров через ледяной хребет.
Змею палатку ставить не требовалось. Он только вытянул растяжки, заякорил капсулу и включил передатчик, на сигнал которого с неба упал черный громадный огурец гиперзвукового катера. Погасил скорость, подняв песчаную бурю; Змей не видел дальнейшей посадки. Просто пыль опала, и вокруг выросли синие скафандры, наплечники в пятнышках “тре крунур”, вытянулись — Змей повторил движение. Тогда крайний правый козырнул, и динамики скафандра синхронно рявкнули в оба уха:
— Поздравляю, курсант!
* * *
— Курсант, значит?
— Ну, — Змей держит в правой нож, в левой вилку, пытаясь изобразить культурного человека и отпилить кусок сардельки. Шкурка! Нож полосует фарфоровое блюдечко с яростью казака, полосующего шашкой чеченца — но чертова шкурка держится, как истинный джигит.
— В отпуске, получается?
Змей вздыхает. Понятно, что папе и маме загорелось хоть чем-то утереть нос родне и знакомым. Поступление кровиночки в престижнейшее училище давало железобетонный повод. Но и родичи-знакомые не лаптем щи хлебали.
Вот за столом направо папин друг по институту, дядя Витя. Вообще-то дядя Витя программист, обитает за границей, зашибает большие тысячи — а потому раньше папа его не приглашал. “Хвастаться нечем, жаловаться неохота” — Змей с такой постановкой вопроса соглашался. Но стоило ему поступить, и явился дядя Витя. С дочкой — симпатичной зеленоглазой брюнеткой... Света, кажется. Света шипит и дуется, потому как вот, напротив же, мамина дальняя родственница, тетя Таня, с племянницей:
— Ой, вы же не глядите, что Софочка племянница. Седьмая вода на киселе, даже римская церковь такие браки разрешает...
Мама на радостях и стол накрыла с вилками-ножами, как в учебнике по этикету. И обе девочки, выставленные родителями на ринг, довольно умело крутят столовыми приборами. Черт с ним, с парнем — но уступить этой наглой курице через стол? И вот Софочка вздыхает, возводит черные глазки к небу: что с них возьмешь, с предков! — не забывая стрелять взорами в главный предмет.
Главный предмет ежится. Небось, как папа сидел на инженерской зарплате, в гости никого трактором затянуть не получалось!
Но попробуй вслух скажи: смертная вражда до гробовой доски. Так что Змей решительным движением добивает сардельку и улыбается, насколько получилось:
— У меня приглашение на шестое июля. Вот, — обернувшись, парень снимает с полки красивое свидетельство, истекающие золотом и фотопечатью билеты AriOrbitaL. Хотя главное тут — запись в базе данных, а бумаги с голограммами такой же форс, как и доставка Змея домой на том самом гиперзвуковом катере училища. Сажать черный трехсоттоник пришлось в самой Зябровке, где с незапамятных времен сохранилась полоса под реактивные четырехмоторные бомбардировщики.
— На июль? Но сейчас еще октябрь, — Света изображает сладкую дурочку. Без трех лет клубной закалки Змей бы слюной изошел. А так ласково и равнодушно улыбается в ответ:
— Мест мало, желающих много. Двенадцать потоков. Каждый месяц проверка физического состояния. Мне вот, — Змей показал толстую пачку распечаток, — упражнения выдали. И список литературы, одних названий три мегабайта.
— Упражнения можно посмотреть? — спортивная брюнетка смотрит на пухлую Софочку несколько свысока.
— Пожалуйста.
Распечатка плывет над столом. Папа с мамой переглядываются самую чуточку ехидно, и Змей слышит, как наяву: рев горящего топлива, запах пыли, гари, голос Марка — там, на углу: “...богатая семья, девки на танцах прижимаются.”
— Папа, ты говорил, еще тетя Юлиана должна из Кишинева подъехать?
— Ну да, сын. Она в Москву проездом, у нее тут с рижского самолета пересадка.
Случайно. И, рубль за сто, батальон смуглянок притащит — ну, типа, мимо проходили, решили заглянуть. Пятнадцать лет не слышано ни хвоста, ни чешуи — а тут вот. И дом просторный, на клуб ночевать под предлогом тесноты не смоешься.
Снова голос Марка колокольным звоном в голове: “...невесту, как та же Снежана, дочка начальника...”
Похоже, Софочка и Светочка пихаются под столом ногами. Фу, разве так можно? Низший сорт, нечистая работа! Змей вздыхает:
— Мама, большое спасибо, все очень вкусно.
Теперь свысока смотрит пухлая Софочка:
— Наш семейный секретный рецепт!
— Надеюсь увидеть всех за ужином.
— На клуб собрался?
Светочка и Софочка резко замирают. Гости настораживаются. Что еще за клуб? Игрово-ой? Что еще за игрушки?
Змей уже придумал выход, и потому его улыбка безмятежная, чистая, страшная:
— Надо же уточнить, что без меня ответили куратору. Сами понимаете, с исполкомом у нас шутки плохи.
* * *
— ...Шутки плохи с исполкомом, — Сэнмурв подвинул чашку поближе, обхватил пальцами. — Сам посмотри: где Марат Новиков, “Коммунарка”? Хороший варили шоколад, но не поделился, закрыли. Где “Забудова”? Хорошие выпускали блоки, но не откатили долю наверх — вечная память фирме. Где “Трайпл”, алюминиевые окна? В столице работали, на миллиарды остекления ставили. Аэропорт, национальная библиотека, сам прикинь уровень... А кому-то что-то не так мяукнули — все, нет больше “Трайпла”, никто и не вспоминает. Я уже молчу про “Борисовдрев”.
— Прокоп в “Парке высоких технологий”, чистой воды кнопконажиматель, айтишник. Посадили за неуплату налогов. — Шарк поморщился:
— Думаешь, Прокоп от пачки деньги отлистывал потными ладошками, подскабливал ведомости? Там все дело в налоговом кодексе. Бухгалтерия какие-то коэффициенты не так применила, насчитали налогов не столько, сколько лучезарный захотел. А как там правильно насчитать, если пояснения и примечания по коэффициентам сложнее драконьего покера, Роберт Асприн может покурить в коридоре?... Ладно, пусть бы дали штраф — сажать человека за что? Разве он убил кого?
— Главный инженер того самого МЗКТ сидит. Уж казалось бы, госпредприятие, оборонка — нет, и там спокойно спать нельзя. Батя говорил, тот мужик сидит уже сорок четыре месяца, — выдохнул Сэнмурв. — Уже и оправдательный приговор вынесли — а он все равно сидит. Пофиг там правосудие, хер там справедливость. Чисто падишахский подход: сегодня ты с премьером траву косишь или в там в бейсбол играешь — а завтра гонишь машину в сторону Литвы на скорости двести каэмчас, и витебские гаишники судорожно выставляют на трассе живой щит, чтобы тебя, мудака, поймать.
Шарк поднял голову, но промолчал.
— Поэтому мы согласились без лишнего кокетства, — хевдинг отставил пустую чашку. — Безопасники так безопасники. Хоть кто-то нас прикроет от разборок.
— Удачно получается, — вступил Хорн. — Если тебе наверх в июле, так мы аккурат в июне сделаем Лантон. Мы на Равноденствии выступили хорошо, к нам “Змеедав” обещал быть, и “Руна”, и “Феникс”... Кстати, Змей...
— Ну?
— Клей, Сервелат, Хрюн, Тамкар, Леший и Одержимый приходили. Спрашивали, можно ли вернуться.
— И что решили?
— Без тебя решать не стали.
— Ну я тогда тоже без лишнего кокетства скажу: пусть приходят. Нам еще Лантон делать. Абдулла не проявился?
— Ни Абдулла, ни Валькирия. Извини.
— Проехали.
— Даже от Барона люди приходили, — сменил тему Шарк. Змей поднял брови:
— Но это же суровые реконструкторы, кнопочки-заклепочки. Им-то зачем?
— А они там где-то стимпанк нарыли, в книге, то есть. С паровыми катапультами. Загорелись, обещали на игре паровой танк, по технологиям да Винчи.
Змей повертел головой. Допил чай:
— Так что, получается, все хорошо?
Клубный доктор фыркнул. Хорн переглянулся с Шарком. Шарк вздохнул:
— Помнишь, я говорил, что мои как-то заторможенно говорили, когда я позвонил? Ну, в тот самый день?
— Помню. И что?
— Я случайно узнал, что родители меня, оказывается, тогда уже похоронили. Мысленно. Знали, что я уехал в клуб, и видели, как автобусы за мостом горят. И, когда я вернулся, они как-то... — Шарк волнообразно повел рукой. — Удивились, короче. Отец так и сказал: мы привыкли к мысли, что дальше придется жить без тебя. И назад уже как-то... Не переключаются. И вот, я вроде бы дома — вроде и нет. Отец смотрит мимо. Мама все время прикасается к волосам, проверяет: не призрак ли?
Змей сглотнул. Шарк вздохнул и сказал Марку:
— Теперь ты. Только быстрее, пока девчонки не пришли.
— Помнишь угловой дом... Ну, с иконой на воротах?
— Семен Игоревич? Конечно, помню. Нормальный сосед, один из немногих, кто на клуб жалобы не писал. Я аж офигел, когда он меня послал.
— Сожгли его. Андрей тот, круглый...
— Ну, помню.
— Успел уехать, он поумнее. После суда все-все видеоматериалы опубликовали, потому что народ возмущаться начал, типа втихаря — чезанах? Ну, а там же с наших браслетов тоже все скачивали, ты же помнишь.
Змей кивнул. Марк облизнул губы:
— Вот. К Семену пришли мужики, говорят: че, паскуда, три полена пожалел? А у нас тут, в районе, бабы с детьми, жены беременные, да и просто наших домов тебе не жаль? Или ты, говнюк, считаешь, что мы тебе на эти сраные бревна по пятерке не нашли бы, возместить? Сам говно, и нас держишь за говно?
Змей застыл:
— Так они же сами не выходили! Мы во все дома стучали — хоть бы хрен!
— Кто не выходил, а кто и на работе работал, — подал голос один из кожано-клепаных байкеров. — Наш Черный кровельщик в стройтресте, он все узнал. Кто, когда, с кем на смене... Кстати, Змей, меня звать Пеньтавр.
— Э?
— Это типа Кентавр, только я один раз пень поймал передним колесом, изобразил полет чмыря, атаку жопой. Вот и погоняло.
— А меня звать Лось. Просто Лось, — ухмыльнулся второй. — И тоже, похвастался раз в бане: яйца большие. Спьяну, ясен красен. А потом на эм-четыре лось через дорогу, и я в него херак! Чудом жив остался. Вот и прозвали.
