Внушительные сугробы покрыли леса, холмы и кусты. Ни пешком не пройти, ни верхом на конях не проехать. Только на коротких и широких лыжах с подбитым мехом, можно пробраться через глухую чащу.
Именно на таких лыжах по извилистой тропинке и пробирались остатки Белого легиона и а также разрозненные группы уцелевших защитников Владимира.
Многие серьезно поранены, их несут на носилках, между ними снуют волхвы. Хотя рука у Дикороса и перевязана, уцелевшей конечностью он совершает пассы, стремясь исцелить покалеченных ратников. Воины мечутся и стонут, тяжелые монгольские стрелы прошивают страшными ранами кожу, разрывают внутренности.
Ратники, состоящие в Белой армии, аккуратно разжигают костры, накрывая их сверху двухслойной марлей с угольком между слоями. В таких "противогазах" не виден дым, можно отогреться, сварить еду, подкрепить силы, измотанные непрерывными боями.
Нарубив и обломав веток витязи прилегли. Могучий кипчак Турган затянул песню.
Безбрежные бурные ручища крови
Бескрайним потоком текут по Российской земле
Все грады селения стонут от боли
Пожар океаном бушует по нашей стране!
Орда Чингисхана когтистым крылом заслонила
России просторы — равнины, леса и поля
Империя варваров от льдов полярных до Нила!
Копытом монгольским растоптана в пепел земля!
И стонет несчастный народ под петлею ордынской
И злобно играет в руках ятаган палача!
Но верю, победа над войском шайтановским близка
Возьми кладенец и сруби супостата с плеча!
Ратники приглушено приветствовали певца.
-Это ты сам сочинил. — Обратился к нему его названый брат Полкан — Или опять Пантера.
-Потише бы вы, шикнул Дикорос.
-И без того тошно, а напоминаете своим пением о боли.
-О боли напоминает нам каждый наш шаг. Песня же призывает к борьбе.
Турган гордо выпятил грудь.
-Наш дух еще не сломлен и я верю, что наши старшие братья Леопардов и Пантера еще вернуться.
Дикорос перекрестился.
-Я сам был бы рад их возращению.
К костру заплетаясь в глубоком сугробе подошел княжич Владимир.
-Привет волхв! И вы Турган с Полканом. Не знаете ли вы, что стало с моим старшим братом Всеволодом?
Из дальнего костра выступил тысячник Олежный.
-Плохи его дела! Я видел как он, будучи тяжело раненым, исчез под монголо-татарской сворой.
-Значит мой брат погиб. А нам ничего иного не остается как, будучи разбитыми, идти к секретному граду.
Владимир смахнул с ресницы слезу.
-А это что за гости.
Из лесу на лыжах пробрался широкий и коротконогий крестьянин. К костру он положил большой куль муки. Где-то рядом разделывали кабанчика.
-Я тоже так думаю.
Вступил в разговор Олежный.
-Но по пути было неплохо слегка пощипать отдельные отряды монголов, а то они думают, что теперь у Руси и вовсе нет защитников. Слушай крестьянин ты где муку взял?
-Меня зовут Звяга! Хутор тут рядом имеется и охотничья изба при нем. Мужики молодцы и муки дали и лыжи справили. В трауре народ, говорят слух прошел, что погибли белые ангелы, да не верят они в это!
-Тихо слышите опять кто-то едет.
Приставил палец ко рту Олежный.
-И кони монгольские двое.
На поляну выехали два всадника. Тот что на переднем горбоносом коне, с поджарым животом коне напоминал мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати в дорогом монгольском кафтане. Сбруя на скакуне была очень богатой — отливала жемчугом, рубинами и златом. Второй был еще меньше на вид "пацанчик" от десяти до двенадцати лет конь тоже в дорогой серебряной сбруе, правда, чуть поскромнее.
-Это что за вояки? Ты Прокуда!
Растеряно присвистнул Олежный.
-Ишь вырядилась так можно и не узнать, по ошибке срезать стрелой.
-Нас только двое. А значит по инструкции вы должны захватить нас в качестве языка.
Полкан взял коня под узду.
-Не всегда соблюдаются приказы даже белых ангелов в горячке боя. Кто с тобой.
-Это Поспелка из Белого легиона. Записался недавно, но чую способный.
-Это хорошо садись к огню.
Олежный пододвинул горсть сосновых ветвей. Прокуда лихо соскочила с коня подпрыгивая, разминая ноги. Ее напарник спрыгнул со своего скакуна и привязал коней елке. Когда он подошел к костру его громадные глаза тускло мерцали на побледневшем и осунувшимся лице. Прокуда наоборот была весела и раскована.
-Чего ты смотришь как мертвец. Ты показал себя сильным воином. Пятерых мугланов срубил, а сейчас выглядишь как пугало огородное.
-Мой брат Булатко в плену, а ты скалишься.
-Ни чего выручим или меня даром тысячницей назначили. Сама Пантера звала меня маленький чертик!
-Значит снова в бой!
Весело подскочил юный богатырь Полкан.
-А почему бы и нет! Сколько можно бежать и пятиться. Соберемся на совет и ударим.
Прокуда подошла к коню, отвязали переметные сумки и ремешки.
-Вот посмотри, чем мунгальский темник промышляет.
Из сумок посыпались, нательные кресты, золотые и серебреные серьги, крупные монеты, смятый кубок.
-Как ты думаешь, со скольких девок срезали уши, чтобы добыть эти серьги? До сих пор на них пятна крови.
Тысячник Олежный прервал разговор.
-С многих! Где их отряд?
-В селе стоит Перелесово, под боком у нас.
Прокуда озорно подмигнуло.
-Мунгалы пьяны, все свою победу над Владимиром отмечают, так что если ударим, то сметем.
Поспелка выхватил меч.
-Отомстим мугланам за белых ангелов! Выручим Булатко.
Отряд русских ратников выступил, впереди двигались Прокуда и Олежный. Волхв тем временем сотворив заклинание, выпустил вперед несколько голубей. Пропарив несколько кругов над Перелесово, голуби вернулись. На своем языке они проворковали Дикоросу в ухо. Волхв неслышно — копыта коней в мягких подушках подъехал к Прокуде.
-Все спокойно, мугланы пьяны, дозорных немного, а тех, что есть можно легко снять. Слишком самоуверенны, одурманены победой, если все гладко пройдет должны мы их врезать без особых потерь.
Казавшаяся огромной, полная луна спряталась за тучи, тихой сапой надвигалась пурга. В лесу стало сумрачно, ветви деревьев зловеще мерцали, казалось, что проснулась нечистая сила. Белые воины продолжали двигаться маршевым шагом, в лицо начал дуть студеный колючий ветер.
-Перелесово близко, двигайтесь потише.
-Сами знаем. Олежный скомандовал
-Рассредоточиться. Подойдем с разных сторон.
В селе слышался захлебывающихся лай собак. Он звучал монотонно и ордынцы похоже не обращали на него внимания. Белые витязи мелкими группками подошли к неровному сбитому частоколу. Десяток хмельных дозорных были сняты в мгновение ока. Вокруг костров были видны громко храпящие нукеры и голые растерзанные тела.
-Спокойно! Как на учениях порезать сонные артерии без звука.
Прошептал Олежный.
-Близиться мщение.
Затем белые воины принялись аккуратно заученными движениями вырезать спящий лагерь. Мугланов, однако, было слишком много, значительно больше чем белых витязей. Неизбежно должна подняться тревога. Русские ратники, однако, сумели распустить косяки коней и истребить значительную часть лагеря. Что бы усилить панику под хвосты скакунам подсовывались горящие головни. Пьяные татары визжали как свиньи. Многие вылетали из теплых изб, очумелые от неожиданности, шатавшиеся от бурного хмеля. Они метались в разные стороны, вертелись волчками, искали коней. Вместо этого на них накидывались почти невидимые страшные люди в белом, а также присоединившие по пути мужики с рогатинами и топорами. Звяга орудовал крюком с заточенным острием, стаскивая нукеров с коней, а вторым концом в виде косы подрубая ноги лошадям, выдавливая кишки. Даже волхв Дикорос схватив заостренный посох, и ловко вращая им, сражался с неистовостью дикого волка. Крупный татарин с кривым ятаганом умудрился, выдержав костоломный удар посоха повалить русского волхва. Кривая сабля мелькнула над головой, Дикорос невольно зажмурил глаза. Когда открыл их, голова татарина была отсечена, а небольшой десятилетний мальчик с двумя окровавленными саблями подсек сразу двоих нукеров.
-Спасибо тебе Ваня!
-Я мщу за деда Шибалку! Смерть всем монголам!
Рядом с не меньшей яростью сражался сотник Николай, его сабли рубили как мельница в бурю. Даже удивительно, что такие небольшие мальчишки, кромсали матерых воинов, а ведь у некоторых монголов боевой стаж тянулся с китайских времен. Ряды нукеров страшно редели, русские мстили за своих близких, за разрушенные города, за спаленные села, за своих отцов и сыновей.
Лишь малой части монголов удалось вырваться из "котла". В сараях белые воины обнаружили грубо связных невольников. Их спешно освободили. Те, кто из плененных кто мог, хватали оружие и бросались с ним, на тех монголов кто еще продолжал рубиться с русской ратью. Поспелка с окровавленной саблей сбил замок с амбара, сердцем он чувствовал, что именно там должен томиться его брат. Так оно и оказалось голый Булатко висел на дыбе, все детское тело было ожогах и ссадинах. Кожа посинела от холода, из разъеденных солью ран вяло сочилась кровь. Поспелка заплакал, глядя на своего чуть живого родственника. Булатко с трудом открыл заплывшие от синяков глаза, узнав своего брата, он улыбнулся. Простуженный голос прохрипел.
-Я знал что придете! Помирать не собираюсь! Хочу жить и мстить неверным псам.
-Отомстим! Еще как отомстим!
Поспелка сжал кулак схватил мечи и размахивая ими вновь ринулся на мугланов.
Турган сделав двойную бабочку, свалил сразу четырех тургаудов и ворвался в главный терем. За ним как тень смерти проскочил напарник Полкан, бросив маленькую размерами с вишню гранату, взрыв уничтожил десяток татар, затем срезал троих громадных тургаудов-охранников. На них налетело две дюжины разгоряченных арзой нукеров, сабли дрожали в кривых руках. В ярости русский и половец рубили мугланов, очистив несколько комнат, завалив трупами коридор, они прорвались в центральную залу. Горел жарко натопленный камин, на дубовом коне громоздились остатки костей, корок, разбитого фарфора. Дюжина монголов был настолько пьяна что, не смотря на шум битвы, продолжала валяться на полу. Турган брезгливо плюнул, судя по запаху, пьяные нукеры справляли нужду прямо в ковер. На стене висел труп распятого и утыканного стрелами попа. Несколько обнаженных покалеченных девиц постанывали, похоже, что над ними надругалась не одна сотня варваров. Полкан схватил за бороду главного темника Байдар-Муната.
-Не убивай его!
Русский показал решительный жест своему половецкому брату.
-Его будет судить народ.
Связанного Байдар-Муната притащили на площадь. Там уже собрались русские воины, завершившие большую часть битвы. Тысячник Олежный обратился к шумящей толпе.
-Что будем делать с извергом мугланским?
-Отрезать ему ухи как это делал с нашими девками, а затем язык и на кол.
Дружно закричали в ратники.
-И быть по сему! Олежный махнул рукой.
-Постой! Послышался бодрый голос.
-Я князь или не князь! Вперед вышел Владимир.
-Я полагаю, что мое мнение должно быть решающим.
-Верно! Он наследник великого князя!
Недружно закричали в толпе.
-Ты решай!
Смущенно произнес Олежный.
-Решение народа утверждаю!
Решительным тоном произнес княжич Владимир.
-Слава князю Владимиру!
Дружно гаркнули в толпе.
Люди, спасенные из плена, окружили начальников Белой армии. Пурга уже стихла, горели факела. Женщины и дети плакали от радости и просили хлеба.
-Пора собираться в путь. Мунгалы хватиться набегут ратью неисчислимой и всех положат. Уведите женщин и детей.
Скомандовал Олежный.
Отряд спешно покинул селение. Рассвело, выглянуло солнышко. Перелесово опустело, лишь несколько тысяч монгольских трупов оживляло зловещий пейзаж.
В центре села одиноко торчал кол, на нем мучительно издыхал мулганский темник. Посиневшие губы машинально шептали.
-Помоги мне великий Сульдэ! Поддержи господин Чингисхан!
Пока ордынский темник отдавал на колу дьяволу душу, монгольское начальство справляло знатный пир. Еще бы тройная победа — пал Владимир, почти без боя взята Суздаль и главное наводившие кошмар пленены белые мангусы наводившие кошмар на все татарское войско. Ханов собралось великое множество, они расселись в соборе, прямо на каменном полу запалили костры — жарили свиней и баранов.
Бату-хан разлегся в широченном кресле, на котором ранее восседал великий князь Владимира Георгий Всеволодович. Джихангир был очень доволен, ему налили полную чашу отборного кобыльего кумыса. Бату-хан пил не спеша, наслаждаясь его кисловатым, прогоняющим жажду привкусом и трудно передаваемой щекотливостью. Кажется, что это гейзер пениться по языку, согревая промерзшее горло. С центрального входа ввели юных женщин полонянок. Одетые кто в сарафаны, кто в платья с множеством юбок, в высоких убрусах и платках, а кто уже шаровары и мужские полотняные рубахи или короткие курточки. Девушки кидали испуганные взгляды, страшные рожи насильников вызывали приступы судорожного страха.
Баурши взглянул на Бату-хана, джихангир лукаво подмигнул, тогда распорядитель хлопнул в ладоши.
Появились двое княжичей невольников. Это были дальние родственники Владимирского князя, что бы унизить их раздели, оставив лишь короткие до колен, изрядно потертые штаны. Мальчики сильно замерзли, босые ноги посинели на морозе, голые спины были в свежих ссадинах от плетей. Что бы отогреться они старались ступать поближе к костру. Огольцы несли большое золотое в камушках блюдо с головой барана с золочеными рогами и с рубинами на конце, обильно утыканное экзотичными фруктами. Поставив кушанье перед джихангиром, княжичи стремительно унеслись прочь. Минуту спустя они принесли еще одно золотое блюдо, с правой лопаткой и частью ноги, остановившись перед возвышением. Бату-хан кивнул в сторону Субудая, и блюдо поставили перед ним.
Гуюк-хан зашипел.
-Субудай простой нукер! Я же наследник верховного кагана! Как ты смел.
Джихангир скосил глаза.
-Сегодня у нас величайший праздник и я не хочу, чтобы мы сорились. Принесите хану целое блюдо.
Мальчишки почти бегом приволокли еще одно золотое в камушках блюдо, поставив его перед надменным Гуюком. Когда они помчались назад, один из юных ханов кинул под голые ноги невольника горящую головню. Наступив на угольки, княжич упал и вскрикнул, монголы рассмеялись, особенно громко хохотал Бату-хан.
-Дзе-дзе-дзе! Вот умора!
Мальчишка среагировал внезапно. Схватив полу погасшую головню, он размаху ткнул ее в физиономию обидчика. Хан подросток упал, и завизжал свиньей. Тургауды тут же схватили княжича.
-Окуните его головой в огонь, пускай знает, как противиться нашей власти.
Мальчишку опустили в костер, стриженые в кружок волосы вспыхнули, тело задергалось. После нескольких конвульсий хлопчик затих, по помещению пронесся запах паленой плоти. Тургауды выбросили на снег останки покореженного трупа. Уцелевший мальчишка трусливо сжался, в зрачках отражалось губительное пламя.
Баурши вновь хлопнул в ладоши, появилось дюжина невольников, юноши и прекрасные девушки и спешно несли угощения гостям джихангира. На сем пиру, что бы подчеркнуть величие монголов использовались лишь трофейные захваченные во Владимире золотые и серебряные блюда. В зал внесли громадного осетра, с дынями, и целую гору иных экзотичных разносолов — груды черной икры обрамляли китайскую стряпню, в том числе жареную саранчу и гусеницы. Впрочем, большинство ханов предпочитало свинину или баранину. Дождавшись, когда ханы погасят первую волну голода, джихангир скомандовал.
