Телемак Кобурн действуя интуитивно, прекрасно отдавал себе отчёт в том, что следствие нужно проводить очень качественно и без ляпсусов. О, он здорово поработал, этот старый вор и конокрад. Хотя уже и так было ясно, что на лесной дороге, по которой ехал большой караван ростовщика, из кареты Барраса, остановившейся на обочине, выпрыгнул мужчина, ростом за два метра и весивший добрых два с половиной стоуна, сделал буквально пять шагов по недавно отсыпанному в том месте грунту, ещё не успевшему зарасти подсеянной травой и, превратившись в чудовище, оттолкнулся от земли лапой и взлетел в воздух, держа направление к Юго-Западной дороге.
Во всём Барилон нашлось всего тридцать семь таких же рослых толстяков, но все они, кроме ростовщика Барраса, в этот день оставались в городе и никуда из него не выезжали, что было подтверждено не менее, чем пятью свидетелями у каждого их этих верзил. Так что все улики прямо указывали на ростовщика, хотя те, кто хорошо его знал, очень удивлялись, ведь этот тип обычно отправлялся грабить народ с утра пораньше, всегда ездил верхом и никогда не выезжал из города с отрядом менее двух сотен головорезов, а тут, вдруг, изменил всем своим привычкам и уехал на ночь глядя всего с какими-то шестью десятками самых преданных своих прихвостней.
Когда утром третьего дня Кир вместе с Телемаком пришел к Роджеру и главный полицейский доложил ему обо всём, тот дико разорался. С его слов выходило, что Баррас был чуть ли не более важной фигурой в провинции, чем он сам. Оно было и немудрено, ведь этот тип действительно был ставленником короля, прибыл в провинцию девять с лишним лет назад и считался неприкасаемым только потому, что выложил в королевскую казну ровно пятьдесят миллионов фунтов, за что и получил все налоги сроком на двадцать лет. Это произошло ровно за один год до появление на Ильмине Морбрейна.
Кир недолго терпел испуганные вопли графа и в ответ заорал на того так, что тот с перепугу чуть не выпрыгнул в окно, особенно после того, как маршал ударом кулака проломил столешницу его любимого письменного стола. Граф Барилон любезно разрешил генералу Кобурну продолжать расследование и тот начал рыть ещё глубже. К полному удивлению графа его маршал очень радовался тому, что главным подозреваемым по делу о ритуальном убийстве четырёх человек оказался не кто-либо, а ростовщик Баррас, этот фактический хозяин провинции Ренделон.
Первым въехал во всё Калюта и тотчас схватился за голову, ведь этот тип, по его расчётам, уже дважды, а то и трижды отбил свои бабки и стал богатейшим человеком всей Феринарии. Сообразив же, что произойдет после этого, он тихонько заскулил, представив себе, какие деньги обломятся человеку, который выведет Барраса на чистую воду. Тем более, что имя этого человека ему было прекрасно известно. Однако скулил он недолго и, громко воскликнув одно единственное слово и одно междометие: — "А налоги!" — дико захохотал. Неизвестно сколько бы времени он смеялся, если бы Кир не пнул его ногой в каменно-твёрдую задницу и не прошипел злобным голосом: — "Да, получишь ты свои налоги, получишь".
Именно поэтому не смотря на занятость Кир однажды утром вскочил на самого резвого жеребца и, отмахав тридцать миль, посетил деревню Райская Благодать, чтобы поговорить с местными жителями о том, как ссужал им деньги ростовщик Баррас и как взыскивал с них свои деньги. Уже к полудню он убедился в том, что московские бандиты многому бы могли у него поучиться, ведь он давал деньги под сто процентов и только сроком на один месяц, а счётчик включал с первого же дня задержки платежа в размере пять процентов за каждый просроченный день и потом начислял проценты на проценты, что иной раз увеличивало сумму долга в пять раз в течении месяца.
Самое же страшное заключалось в том, что у Барраса в подвале его замка имелась своя собственная тюрьма и в ней сидело уже пятеро жителей этой деревни. Уже этого одного вполне хватило бы для того, чтобы вздернуть этого негодяя на виселице и оставить его висеть в петле до тех пор, пока он окончательно не издохнет. От графского гнева Барраса спасало то, что он всем совал под нос грамоту короля и потому люди просто боялись жаловаться на этого негодяя.
Телемак не ограничился сборами улик против ростовщика. В первый же вечер несколько сотен его людей и переодетых магов разошлись по тавернам и навострили уши. Кир и тут не ошибся. В Барилоне действительно нашлись люди, которые тотчас принялись распускать грязные слухи о коварстве магов с Южных островов. Между прочим, троим таким болтунам здорово не поздоровилось. Одному сломал челюсть молотобоец кузнеца Майкла Стоуна, а трактирщик, пиная его ногами от стойки до порога, сломал ему вдобавок руку и шесть рёбер. Другому кретину раскроил голову кувшином хозяин корчмы уже на пятой минуте его рассказа, а третьего отметелили чуть ли не до полусмерти четыре развесёлые шлюхи, которые в тот день записались в армию и решили хорошенько выпить по этому поводу.
Но, не смотря на это все остальные агенты Барраса не успокоились и с упорством достойным лучшего применения распускали слухи. Всего топтуны Телемака насчитали пятьдесят семь таких типов и за всеми установили слежку. Без малого половина этих мастеров черного пиара была слугами Барраса, а остальные были связаны с ним всякими тёмными делишками и считались в городе отъявленными бездельниками. Для того, чтобы противодействовать им, Кир посоветовал Калюте начать издавать в городе газеты, в которых следовало подробно освещать все основные события.
Хорошо поработали и все остальные колдуны-оборотни и маги, которые и по сей день регулярно прочесывали Пьяный лес. В первые же три дня они обнаружили восемнадцать банд грабителей и ночных воров. Поскольку тюрьмы в городе не было, до известных событий графа выручал Джулай, то всех этих субчиков заперли до поры, до времени в Дикой башне, чтобы они поскучали там месяц, другой в ожидании суда. Так что Телемаку пришлось насесть на Калюту и заставить его приступить к оборудованию тюрьмы в старых казармах, размещённых в крепостной стене Верхнего города.
За ростовщиком, отправившимся в Майерлинден, была установлена тщательная слежка, которая хотя и велась издалека, была круглосуточной. Никто не мешал этому скоту зверствовать как при сборе налогов, так и при выколачивании долгов. Баррас был птицей высокого полета и его ни в коем случае нельзя было спугнуть. Ведь он мог в любой момент превратиться в крылатое чудовище и улететь на острова к Чёрному Магу, которому, скорее всего, он служил. Поэтому его никто не трогал в течении всего этого времени.
Этому негодяю некуда было деться, но открытым оставался один единственный вопрос: — "Как заставить гадину раскрыть свою дьявольскую сущность?" Ведь что ни говори, а прямых доказательств его преступления, как и свидетелей, не было. Никто из убитых им людей ничего так и не понял. Что-то оглушило их, а потом они проснулись в своих собственных постелях. Вот и всё. На такой хилой базе доказательств обвинительного заключения не построишь и поэтому Кир решил лично прокачать Барраса, заставить его взбелениться и выдать себя со всеми своими гнусными делишками. Сделать это он намеревался уже сегодня. Анна-Лиза ни о чём не догадывалась и потому даже не удивилась, что сразу после того, как они въехали в город, её рыцарь тотчас заставил спешиться одного из колдунов, усадил его в карету и, послав ей воздушный поцелуй, ускакал, а она под охраной колдунов поехала в военный городок.
Кир, взяв с собой одного Камила, решил заблаговременно прибыть к тому месту, где Баррасу подготовили тёплую и радушную встречу Телемак, Жак и Чарли. Двигаясь по середине улиц восточной части города резвой рысью, они быстро добрались до Верхнего города, доехали до крепостной стены замка Роджера, промчались под ней галопом и, обогнув стороной площадь перед кафедральным собором, вскоре выехали на Цветочную улицу, на которой в старинном, добротном и красивом доме жила Анна-Лиза. На параллельной улице, носившей название Благодатной, эта улица называлась так потому, что упиралась в церковь Благодати Господней, стоял здоровенный мрачный замок ростовщика Вильяма Барраса.
Цветочная улица была очень длинной. Она начиналась от парка, разбитого у подножия холма Гринхед и плавно спускалась вниз до самых крепостных ворот, подле которых была разбита большая оранжерея, давшая ей название. Кир не хотел лишний раз маячить вблизи вражьего стана и потому решил доехать до дома Робера Пико и подождать Барраса там, чтобы при его приближении тотчас выехать на Благодатную улицу через переулок Ромашек, а там уж действовать, как карта ляжет. Никакого плана у него не было, но уже несколько дней на этой улице дежурили сменяя друг друга люди из группы захвата. Жаку было поручено нашпиговать всю улицу самыми крутыми магами и опытными солдатами, замаскировав их под дорожных рабочих, которым взбрело голову перемостить тротуар, под маляров и стекольщиков, а также под горожан иного сорта.
Лошади скакали резвой рысью, высекая подковами искры из мостовой. Цветочная улица, на которой были выставлены посты охранения, имела самый невинный вид. Лавки на ней стояли через каждые сорок, пятьдесят метров, палисадники за ажурными оградами пестрели цветами, а широкие тротуары с чугунными фонарями и высокими бордюрами вызывали у Кира умиление. Пожалуй, даже во всей благополучной Западной Европе было не найти столь основательно и добротно построенного города.
По широкой улице, по которой могли проехать сразу шесть повозок в ряд, в обе сторону лёгкой рысью ехали различные экипажи, по тротуарам шли по своим делам горожане и горожанки. Почти всё было как тогда, когда он впервые въехал в этот город через Цветочные ворота и даже не заметил оранжереи, а не то что Анны-Лизы, подбежавшей к ограде, чтобы посмотреть на юного графа, но вместо этого увидевшей своего суженого. Всё было так же, кроме одного. Теперь по этой улице, да, и по всем остальным улицам тоже, с визгом и криками носились стайки детей и это он считал самым важным итогом своего пребывания в городе.
Хотя по прежнему действовал комендантский час, родители уже не боялись выпускать своих чад на улицу. В городе теперь царила тишь, гладь, да Божья Благодать, а к этому люди привыкают очень быстро, особенно когда они часто видят рослых парней в голубых мундирах и красных беретах, патрулирующих улицы. Всем давно уже было известно, что это полицейские и что они готовы прийти на помощь в любую минуту, не прося потом за это никакой платы. Знали горожане и то, что полиция не спала по ночам и зорко следила за всякими подозрительными личностями, а потому на смену страху пришли спокойствие и уверенность. Да, на островах ещё властвовал над людьми Чёрный Маг, но в городе Барилоне находился рыцарь Мастера Миров и готовился к войне с ним и в газетах, которые вот уже две недели выходили каждый день, подробно рассказывалось о нём и о его ратных подвигах.
Не доезжая двух кварталов до дома Анны-Лизы за ними увязалась небольшая ватага пацанов лет десяти-двенадцати, которая бежала за ними до перекрестка, пока их не перехватил высокий, косматый нищий с огромной сумой, одетый в какой-то балахон до пят. Эти барилонские тимуровцы, явно, узнали маршала Торсена, одетого в мундир простого солдата, и, видимо, хотели помочь ему, но, увы, старик, остановивший их, был очень быстр и ловок. В нём Кир сразу же узнал Жозефа, того парня, который первым попросился в его армию. Не успели они проехать через перекресток, как на них спикировал огромный белокрылый орел.
Камил, схватив седельную сумку, моментально спешился и вытащил из неё большое пончо. Нищий, сердито рявкнув на пацанов, бросился к нему и, широко раскинув руки, изобразил из себя живую ширму. Когда он опустил руки, то встревоженный парень с голыми ногами, видневшимися из-под длинного пончо, быстро доложил:
— Милорд, толстяк, вдруг, погнал лошадей галопом и прибыл в город на три часа раньше. Он уже проехал через Заячьи ворота и выехал на Благодатную, минут через десять будет у себя дома. Какие будут приказания, милорд?
Кир усмехнулся и сказал:
— Дуй в казарму за своими штанами, парень.
Не дожидаясь того момента, когда Камил сядет в седло, он пустил коня в галоп. В голове у него, внезапно мелькнула абсолютно шальная мысль: — "А не взять ли мне этого гада на понт одному?" Подумав так, он ещё сильнее пришпорил коня и помчался вперёд, на ходу взводя свои золотые пистолеты. Вслед за ним скакал Камил, а на крупе его жеребца сидел Жозеф, уже сбросивший с себя балахон и парик. В три минуты он проехал мимо дома Анны-Лизы, миновал переулок Ромашек и на подходе к проезду Горшечников увидел, что какой-то парень, стоя на козлах кареты, делает ему флагом знаки.
Быстро сообразив, что обоз Барраса уже показался в том месте, он заставил своего жеребца резко повернуть направо и поскакал к улице Благодати. За ним бегом бросился босоногий подмастерье плотника с большим ящиком для инструментов в руках. Это был Чарли Бивер. Ящик с грохотом полетел в сторону и в руках у Чарли оказался автомат. С перекрёстка Благодатной улицы и проезда Горшечников ему стала махать алым веером какая-то усатая дама, делая знак, чтобы он сбросил скорость. Кир послушался и поехал вперёд лёгкой рысью. Издалека до него донёсся грохот колес тяжелых фургонов.
Когда он подъехал к Благодатной улице, из-за угла показалась восьмёрка лошадей, впряженная в громадный четырехосный фургон, на козлах и крыше которого сидели с арбалетами в руках сытые мордовороты в нарядных лиловых ливреях. Это был авангард обоза Барраса, который с рыси уже перешел на шаг, чтобы легче было тормозить перед поворотом к замку ростовщика. Усатая дама оказалась Жаком Пендереном и уже одно это совершенно успокоило бы Кира, если бы он, конечно, волновался, но никакого волнения бывалый спецназовец не испытывал, а потому сидел в седле со скучающим видом и равнодушно смотрел на проезжающих мимо него всадников, которые ехали вслед за фургоном.
Это был небольшой отряд в полторы дюжины сабель и он не представлял для Кира никакого интереса. Затем шелестя гудировыми покрышками проехала роскошная карета, а после неё еще один фургон. За этим фургоном он увидел ещё один кавалерийский отряд, уже побольше, во главе которого ехал на огромном, вороном тяжеловозе ростовщик Баррас. Как и все его прихвостни, он тоже был одет в лиловое. Только на всех его ублюдках были надеты поверх ливрей чёрные кирасы, а на нём нет. Рожа у Барраса была красная, широченная, с тремя подбородками и выпученными рачьими глазами.
Проезжая мимо Кира, ростовщик презрительно скользнул по нему надменным взглядом и шумно высморкался, после чего приподнял над седлом свой зад, ничуть не уступающий по ширине заднице его коня, и с артиллерийской громкостью испустил желудочные ветры. Подивившись недюжинным музыкальным способностям жопы ростовщика, Кирилл продолжил наблюдать за обозом. Пока что ему не к чему было придраться, чтобы начистить Баррасу рожу, но стоило ему вновь взглянуть налево, в хвост обоза, как он чуть не взревел от бешенства. За кожаной кибиткой восьмерка лошадей тащила самую настоящую тюрьму на колёсах — стальную клетку, полную людей.
