Третья атака состоялась через неделю — на другой укрепрайон, гораздо большими силами и по всем правилам прусской военной науки.[56] То есть массой войск с сильной поддержкой артиллерии, с запланированным охватом флангов и выходом в тыл. Спустя час после начала атаки, когда артиллеристам стало ясно, что пулеметы, которых тут было едва ли не в два раза больше, чем на первом укреплении (как только казачьи разъезды и авиация сообщили о концентрации японских войск около этого укрепления, Куропаткин приказал срочно перебросить туда еще пять пулеметных рот), вполне успешно справляются с плотными массами атакующей пехоты и надо только не опаздывать подливать воду в кипящие кожухи, артиллерийский огонь был перенесен на японские батареи, выдвинутые на прямую наводку. Особенно сильно они своей пехоте не помогли, поскольку, во исполнение моих указаний, основная часть укреплений представляла собой окопы, траншеи и пулеметные гнезда, расположенные на уровне земли, а одинокий люнет, который был построен, как мне кажется, скорее из ностальгии, чем по действительной необходимости, и который японские орудия сумели-таки разнести, был покинут гарнизоном уже после первого часа боя. Но после того как к вечеру бой утих, японцы недосчитались еще четырнадцати батарей. Ну, как организованной силы. Сколько там было уничтожено орудий и каковы потери личного состава, точно нам пока было неизвестно, но по прикидкам наблюдателей, японцы потеряли не менее трех четвертей артиллерийских расчетов и не менее половины орудий. Фланговый охват японцам удался, а вот атака с фланга — нет. Поскольку и там японцы наткнулись на уже подготовленные отсечные позиции, также в достатке насыщенные пулеметами и артиллерией. В итоге после третьей попытки японцы запросили перемирия и три дня под нашим надзором вывозили трупы с поля боя.
Всего в этих трех приграничных сражениях, по нашим оценкам, японцы потеряли более двенадцати тысяч человек только убитыми. Наши же потери, причем не только за время этих сражений, а за все время с начала войны к настоящему моменту составили около шестисот человек убитыми и двух тысяч ранеными. И мне такое соотношение потерь очень нравилось.
На море первое сражение между нами и японцами, закончившееся, можно сказать, ничьей, произошло 10 июня. Благодаря некоторому преимуществу в эскадренной скорости хода, более совершенным системам управления огнем и тяжелым снарядам дальней дистанции Гильтебрандт смог все сражение удерживаться на выгодной позиции, так что наши корабли почти не получили попаданий, в то время как японцы оказались весьма избиты, хотя и не потеряли ни одного корабля. Зато японцам удалось загнать нашу эскадру обратно в Порт-Артур. Короче — ничья. Но меня такой результат изрядно порадовал. Наши потери в личном составе были минимальными — шестеро убитых и сорок раненых; японские же превысили наши на порядок. А военного моряка надо учить от года до пяти в зависимости от специальности. Бывает, что и больше. Капитаном крейсера, скажем, становятся только после десяти-пятнадцати лет службы. Резерва же у японцев не было — в этой войне они задействовали всех. Так что на смену убитым и раненым в их команды придут практически неподготовленные люди, что заметно понизит боеспособность японских кораблей. Ну а главное — им еще потребуется вложиться в ремонт кораблей. Что ж, дай Бог, еще три-четыре таких боя — и экономика Японии не выдержит.
В общем, пока все развивалось просто отлично. В том числе и с моим здоровьем. Спустя шесть месяцев после покушения я уже чувствовал себя вполне оправившимся. Ну, не совсем, конечно, — кое от каких проблем мне, похоже, теперь не избавиться до конца жизни, например от хромоты, ограниченной подвижности левой руки и солидной покорябанности морды. Но по сравнению с тем, что было, когда я очнулся, да и с тем, что мне обещал после этого Боткин... Евгений Сергеевич и сам был немного удивлен, как быстро на мне все зажило. Впрочем, мы, Александровичи, все мужики крепкие, а я к тому же давно перестал позволять себе большинство излишеств. Мне тут непременно надо дотянуть годика хотя бы до 1920-го, вот и стараюсь...
— Значит, англичане атаковали буров первыми... — задумчиво произнес я, бросив взгляд в окно.
О как все интересно развивается-то. Черт, Кац, только неделю назад вернувшийся из САСШ, в связи с тем что у нас тут замаячил конец войны и надобно было срочно корректировать планы развития торговли и промышленности, сидит тут, а между тем в САСШ должна полным ходом разворачиваться многоуровневая финансовая операция. Причем... я на мгновение замер, пораженный пришедшей в голову мыслью, а затем в возбуждении вскочил:
— Так, Каца ко мне быстро!
— Сию секунду, ваше высочество! — ошарашенно проорал Непейвода и вымелся из кабинета.
Вот черт, как же мне не хватает Димы! Нет, лейтенант Непейвода был очень старательным, но ему сильно не хватало Диминого ума и кругозора. Вернее, мне не хватало его ума и кругозора...
— Яков, — начал я, едва Кац ввалился в мой кабинет, — слушай сюда. Буры наконец-то сцепились с англичанами. Так что срочно запускаем нашу операцию в САСШ. И в связи с этим у меня возникла такая мысль: что, если нам подсуетиться и сделать так, чтобы в САСШ наши акции выкупили банки, предоставившие заем Японии?
Кац несколько мгновений недоуменно пялился на меня, а затем на его лице нарисовалось понимание и он медленно кивнул. Потом хмыкнул. И нахмурился:
— На этом мы можем солидно недобрать.
— Солидно — это, в твоем представлении, сколько? — сварливо спросил я.
— Ну... миллионов семьдесят. Долларов, а не рублей. В рублях это будет сто...
— Знаю! — рявкнул я. — И что?
— Да ничего, — на этот раз сварливым был уже голос Каца, — кроме того, что мы потеряем деньги. Понятно?
Я молча смотрел на соратника, а Яков так же молча таращился на меня. Мы бодались взглядами около двух минут, после чего он отвел взгляд, тяжко вздохнул и произнес:
— Ладно, я попробую что-нибудь придумать. Но для этого мне надо срочно ехать в САСШ. И... мне нужны права командовать там твоими контрагентами.
— Ты имеешь в виду... — усмехнувшись, начал я, но Кац меня прервал, сказав с нажимом:
— Да, и ею — тоже!
— Командовать ею я и сам не могу. Мы — только партнеры, — примирительно произнес я. — Но я напишу Эшли письмо с просьбой прислушиваться к твоему мнению. Потому что ты делаешь то, что для меня очень важно. Пусть даже кое-что из твоих действий на первый взгляд может показаться нелогичным.
Кац буркнул:
— Ладно. Тогда я пошел собираться. Сможешь добросить меня чем-нибудь до Тяньцзиня?
— А может, лучше до Яньтая?
Он усмехнулся:
— Ну, если вам будет не трудно, ваше высочество...
Я кивнул:
— Хорошо, пойдешь на "Гремящем". Он сумеет обернуться туда-обратно, даже если всю дорогу будет идти полным ходом. А это всего максимум часа три в один конец. Но на всякий случай я пошлю с ним еще и "Бурлящий". Для надежности. О том, что подстрекать капитана "утопить какую-нибудь желтую макаку" не стоит, напомнить?
Перед Порт-Артуром маячили японские крейсера и миноносцы, но нашим истребителям миноносцев это никак не мешало, потому что ни японские "собачки", ни даже большинство японских миноносцев догнать наши корабли не были способны. А те, которые теоретически могли бы это сделать, не представляли для наших кораблей никакой опасности, поскольку наши истребители миноносцев обладали подавляющим огневым превосходством.
— Ну сколько можно напоминать-то? — с деланой обидой произнес Яков. — И было-то один раз всего, а упреков... — Посерьезнев, он закончил: — Мой бой меня по ту сторону океана ждет.
Я кивнул и, шагнув к соратнику, молча обнял его.
Проводив Якова, я уселся в кресло и задумался. Изначально моя идея состояла в том, чтобы сразу после начала Англо-бурской войны развернуть в американских газетах бурную компанию, возвеличивающую победы буров, и под этот шум максимально взвинтить стоимость акций Трансваальских золотых приисков (они котировались на американских биржах уже пять лет), после чего скинуть их по максимальной цене, заработав денег и попутно создав изрядную напряженность во взаимоотношениях британцев и америкосов. Поскольку вряд ли британцы позволят америкосам зарабатывать на золоте, которое они будут считать своим. И потому есть надежда, что получится такая долгоиграющая внутренняя англосакская свара. Золото — оно такое, имеет свойство ссорить людей ну просто напрочь. А в настоящее время Британия еще куда как круче САСШ, да и вообще самая сильная держава мира, хотя экономически они уже почти равны. Так что свара имеет шанс получиться действительно долгой. А то и вообще дойти до какого-нито конфликта.
Кроме того, была идея в самый разгар свары из-за золота подорвать и обрушить шахты. Остальное оборудование предполагалось подорвать еще раньше, при приближении фронта к приискам, и должны были это сделать вроде как бурские патриоты, чтобы, мол, не досталось захватчикам. Вернее, совсем не вроде как, а именно бурские патриоты и именно чтобы не досталось захватчикам. Но это действие должно было стать вовсе не спонтанным — мол, пусть горит земля под ногами у захватчиков, — а сильно заранее, уже три года как, подготовленным, потому и эффективным. И схема расположения зарядов, и потребное количество взрывчатки, и все прочее было рассчитано совсем не бурами. Бурам оставалось только укрепить заряды согласно схемам и поднести спичку к бикфордову шнуру. После чего у того, кто получил бы эти прииски, появилась бы новая головная боль — куда девать груды искореженного железа в наиболее выгодных для размещения систем и механизмов местах. Все это должно было привести к тому, что людям, которые станут разворачивать добычу после войны, не важно, кто это будет — англичане или американцы, — придется сделать первоначальные вложения, едва ли не превышающие те, что пришлось сделать мне. Шахты же, как я уже упоминал, предполагалось взорвать позже, чтобы свалить это на англичан. Ну, подбросить дровишек в костер свары.
Однако пока все мои планы зависли в воздухе. Насколько их придется корректировать, я еще не знал, но в том, что придется, был абсолютно уверен. Поскольку здесь все началось не так, как в моей истории. И дело было не только в том, что война вспыхнула аж на два с половиной года позже. Гораздо важнее было то, как она вспыхнула.
Я уже упоминал о том, что последние полгода перед моим переносом в это время я проторчал в ЮАР. Так вот, вследствие этого об Англо-бурской войне я знал намного больше, чем это можно было бы ожидать от человека моей профессии, образования и общего кругозора. Потомки буров, африканеры, составляющие основную массу белого населения ЮАР, к Англо-бурской войне относятся с огромным пиететом. Я сам был свидетелем того, как многотысячная толпа на площади подпевала Боку ван Блерку:[57]
Де ла Рей, Де ла Рей,
Придешь ли ты, чтобы вести буров?
Генерал, как один
Мы падем вокруг тебя...
Причем в этой толпе были не только возбужденные юнцы, находящиеся на самом пике пубертатного периода, как это обычно бывает на рок— или поп-концертах, а и убеленные сединами отцы семейств, и почтенные матроны, и вполне себе нормальные мужики под сорок с пивным пузом, и крепкие ребята со стрижеными затылками... В общем, о том, как шла война буров с англичанами, я знал едва ли не лучше, чем о ходе Русско-японской. Почти у каждого африканера есть своя семейная история о той войне, где какой-нибудь прадед или прапрадед вместе с Ботой, Деветом или тем же Де ла Реем дрался с англичанами. И когда наши взаимоотношения с партнерами переходили грань официальных, становясь дружескими, меня обычно посвящали в это семейное предание — иногда даже на местности, то есть сажали в машину и везли к полю давнего героического боя и там, размахивая руками, рассказывали, что, мол, англичане двигались вон оттуда, со стороны Кимберли, а дед с команданте засели вот здесь...
Так вот план моих финансовых операций строился на том, что здесь все пойдет как и в прошлый раз, но лучше. То есть буры, убедившись в бесперспективности переговоров с англичанами, так же ударят первыми и на начальном этапе войны им будет сопутствовать удача. А поскольку вследствие моих (и не только) усилий у буров к началу войны уже появятся хоть небольшие, но регулярные силы, помимо артиллерийских подразделений, и будут готовы наши с Мейером "закладки", бурам удастся добиться еще более сокрушительного успеха. И всем будет казаться, что еще чуть-чуть — и буры вернут себе не только Кимберли, но и Дурбан, а то и окончательно изгонят англичан со своих земель, которые те захватили более ста лет назад. Вот в этот момент я и собирался продать акции. А тут первыми начали англичане. И я находился слишком далеко от места событий, чтобы у меня были шансы успевать реагировать на ситуацию. А ежели фронт буров уже посыпался и за мои акции никто не даст и ломаного гроша?.. Да нет, не может быть. Доклады Горлохватова поступали регулярно, и, судя по ним, Мейер со товарищи весьма серьезно подошел к вопросу укрепления обороноспособности Трансвааля. Да и в Оранжевой республике этим тоже, похоже, озаботились куда основательнее, чем в той истории, которая здесь была известна только мне. Одних бронепоездов у буров было уже шесть штук: два у Оранжевой республики и четыре у Трансвааля. Причем не самоделов, а вполне себе фабричных, бельгийского и немецкого производства. Если посчитать еще и мои два, которые с началом боевых действий будут непременно конфискованы, то по этому виду вооружений буры обладают над англичанами подавляющим превосходством. Да триста восемьдесят современных пушек, не считая тех же орудий Барановского, да драгунские подразделения, насчитывающие более шести тысяч человек. Суммарная численность регулярной бурской армии, правда почти на две трети состоящей из наемников — голландцев, немцев, французов, — к настоящему моменту превысила одиннадцать тысяч человек. А регулярная армия — это не только вооруженные люди в постоянной готовности, это еще и особый тип мышления, которого так недоставало бурам в той Англо-бурской войне. Нет, буры должны как минимум выстоять при первом ударе. А уж там мы справимся.
В САСШ же мы работали очень плотно. В первую очередь подготавливалась информационная составляющая. В советское время ходил такой анекдот. Когда ученые сумели оживить Наполеона и продемонстрировали ему все преимущества социализма — могучие танки, ракеты, пулеметы и так далее, — великий император более всего восхитился советскими газетами. А когда у него спросили — почему, он ответил, что да, будь у него такие танки, самолеты и пулеметы, он бы непременно выиграл битву при Ватерлоо, но будь у него советские газеты — никто бы никогда не узнал, что он ее проиграл. Так вот у меня в САСШ такие газеты были. И соответствующие журналисты — тоже. Причем для их обучения и воспитания, не только в отношении ремесла, но и, так сказать, продажности, мне не пришлось прилагать особенных усилий. Все сделал сам господин Херст. Мне оставалось лишь согласовать вопрос цены, и отлично подготовленные, а заодно и предельно циничные мастера пера, готовые писать как угодно и о чем угодно, лишь бы это приносило им звонкую монету, были у меня в кармане. Многие из них при этом формально оставались сотрудниками концерна Херста, ибо я собирался задействовать в информационной компании весь потенциал, до которого мог дотянуться...
