— И нам пора. Грета, уложи детишек. Видишь, глаз не разлепляют. Утром перезнакомимся. После завтрака.
Лора взяла на себя шефство на Сонгером. Отвела его в комнату на втором этаже, по соседству с комнатой Нойс.
— Как вы добрались? Мы с Астером обалдели, увидев вас, шествующим в гордом одиночестве с фонарем в руке.
Сонгеру повезло, что Лора и Астер еще находились на балконе, когда он раздумывал, как дать о себе знать. Полуночные гости — не самые желанные. Когда Лора окликнула его, он поднял руку с фонариком, так, чтобы осветить свое лицо. Тут же был узнан и поприветствован обоими.
— Во-первых, приношу извинения вам и семье Боргезе за то, что свалился, как снег на голову.
— Я вас понимаю — вы так тревожились за Нойс, что наплевали на приличия. Мой Томкин, например, звонит мне ежечасно.
— Нойс не отвечает на мои звонки.
— Прошлые сутки она почти целиком проспала. Раньше и вовсе не до светских бесед было. Потом сами у нее спросите. А мне поведайте о своих приключениях. Завтра.
— Очень странная история, не поверите.
— Вы так складно и занимательно врете, что я верю всему, что вы говорите.
— Издержки профессии, простите великодушно...
Пока они мило болтали, тем временем в коридоре, на вешалке, от воротника куртки Сонгера отлепился крошечный, похожий на снежинку предмет. И тихо воспарил к потолку. Куда затем продолжился его путь — знал только один человек.
Летя в своей чудесной машине над слоем ночных облаков, подсвеченных светом гневной луны, Елена довольно улыбалась. Звук и картинка — супер. Сигнал отличный. Никакие технические средства, доступные инженерам Мира, не способны его уловить.
Атолл Марион. Город Эдем. Гражданский совет Республики Марион. 21 афины 1394 года. Местное время 9:17.
— Ночной кипеж небесный, грубо ломанувший наши сладкие сны, не освободил нас от повседневных обязанностей! Хочу, чтобы все кореша это твердо усвоили. Уверен, что здоровый сон вернется ко всем, кроме фуфлыжников, которым помешают муки нечистой совести и ожидание суровой расплаты за плохую работу. Сейчас сопредседатель Дэвид Огрызко ознакомит вас с финансовым отчетом и протоколом аудиторской комиссии...
Таким вступительным словом Бадри Коэн открыл собрание Совета, посвященное итогам месяца. После чего за скромного вида трибуной, сделанной из двух поставленных друг на друга ящиков, его сменил напарник. Большая комната вмещала восемнадцать человек, вольно рассевшихся на разномастных стульях. В полуоткрытые окна вливался запах моря и шум прибоя.
Марион. Нет на нем места, откуда бы нельзя увидеть и услышать моря! Такова особенность самого маленького государства Мира. Расположенного посереди Великого океана, за двадцать тысяч километров от ближайшей земли. А потому — гордого и независимого. Мало у кого найдется достаточно желания и средств, чтобы захватить этот затерянный в океане скалистый клочок суши.
Не в пример иным гнусным тираниям, Марион — истинная демократия. Есть Совет — парламент из двадцати пяти депутатов, избранный всеобщим голосованием двадцати тысяч марионцев. Есть Председатель и его заместитель, читай: президент и вице-президент. Избранные аналогично, на четыре года.
Крепкие, груболицые, круглоголовые, коротко стриженые молодые мужчины, похожие на двух братьев, коими на самом деле не были. Пришедшие к власти в результате, что греха таить, маленького военного переворота. Но не побоявшиеся тут же объявить выборы и выставить свои кандидатуры на роль главарей.
Сработало! Когда все избиратели легко помещаются на главной площади городка, объявленного столицей государства, то свобода и демократия обязательно побеждают. Все друг друга знают, коль не по имени, так в лицо. Всем известно, кто чего стоит.
В таких условиях невозможно облапошить избирателей феерическими обещаниями. Трудно использовать обретенную власть для воровства или мошенничества. Самые блистательные аферы во все времена завершаются тем, что надо поскорее уносить ноги. Но, поразмыслив, понимаешь: быстро убежать с Мариона можно, если только умеешь ходить по воде, аки безгрешная Дева Мария.
Поэтому господа сопредседатели, в народе прозванные "Бадя" и "Дадя", ощущали свою ответственность в полной мере. Если что, по головке не погладят. А то и вовсе башку оторвут.
Дадя увлеченно и с выражением читал доклад. Полы расстегнутого пиджака распахнулись, открывая обтянутую белой сорочкой широкую грудь. Черный галстук взметнулся, в такт энергичному жесту.
Бадя, позади, присев на стул, задумчиво теребил кончик своего белого галстука, яркой полосой выделявшегося на фоне черной рубашки. Пиджак он давно снял, повесив на спинку стула. Доклад он не слушал, потому что знал наизусть до последнего слова — сочиняли-то вместе. Но не забывал удерживать на лице выражение напряженного внимания.
Слабое, на пределе слышимости, жужжание достигло его ушей. Он прислушался. Странно. Как будто где-то работает сварочный аппарат.
Звук усилился. Похоже, теперь его слышал не только Бадя. Господа советники недоуменно переглядывались. Дадя, начав произносить особо пафосную фразу, вдруг сбился и запутался в словах. За окнами разгорался оранжевый свет.
Синее утреннее небо прорезала огненная полоса. Она удлинялась, ширилась и, под конец, разлилась золотым сиянием.
— Ложись!! — заорал Бадя, подкрепляя приказ мановением рук. — Ложись все, мать его так! — И сам тоже бросился на пол ничком.
Раздался оглушительный, раскатистый, дробный грохот. Приоткрытые окна под напором воздуха распахнулись настежь, и разлетелись снопами стеклянных осколков. На столе опрокинулась ваза с цветами. Свисающая с потолка на длинном шнуре электрическая лампочка бешено раскачивалась.
Мощный порыв ветра, пронесшийся над крышей здания Совета, выдул из вентиляционных труб в нижние этажи всю пыль, скопившуюся за последнюю сотню лет. В довершение, небеса разразились внезапным коротким ливнем, и его косые струи захлестнули комнату сквозь раскрытые окна. Никогда еще законодательная и исполнительная власть Мариона не пребывала в таком жалком, буквально оплеванном, виде.
Положение спас Бадя. Встал, помотал головой, огляделся. Пихнул локтем сгорбившегося соратника, заставив его тоже подняться на ноги. Громко прочистил горло.
— Таа-ак... Жмуриков, вроде нет. Разве что кондрашка кого хватил, с переляку. Слово предоставляется... кгмм-м-м... хмм-м... докладчику! Для продолжения доклада.
Дадя встрепенулся.
— Итак... превышение доходов над расходами составило пять с половиной процентов! Обозначив успех нашей работы, исключая отдельные косяки! У меня всё. Прошу утвердить отчет! Кто за, поднимите руки...
— Можно ноги, если руки не слушаются, — подсказал Бадя. — Ага. Единогласно, без очков видно. Собрание закрыто... а... аа-а-а... Аа-а-пчхи!!!
Пока он трубно сморкался в клетчатый платок, извлеченный из широких штанин, сопредседатель Дадя добавил конкретики в трагикомический сюжет.
— Всем отряхнуть пыль с ушей, и по местам! Выяснить и доложить обстановку в городе.
Телефоны, после минутного перерыва, уже вновь работали. Как стационарные, так и сотовые. Первым отзвонился министр общественной безопасности. В городе больше ста пострадавших — в основном порезы осколками стекла. Двое — в тяжелом состоянии. Рухнула стена склада вторсырья. Грузовик со свежими овощами опрокинулся на въезде в город...
Доклады стекались в кабинет сопредседателей на втором этаже. Телефонограммы принимал Дадя. А его друг, орудуя совком и веником, старался навести в кабинете относительный порядок.
— Знаешь, кого нам здесь не хватает? — спросил он Дадю. — Нашей незабвенной миз Винер. Вот кому такая работа совершенно по плечу. Истинное призвание ищет ее и никак не найдет.
— Она, между прочим... всё еще числится у нас в штате, — хмуро отозвался Дадя.
— Вот, и я о том же! Черкни ей электронную маляву, отзови из неоплачиваемого отпуска, который она сама себе устроила!
Он коротко хохотнул. Дадя скривился и не поддержал шутку.
— Ты лучше скажи, что это было?
Напускное веселье вмиг слетело с физиономии Бади.
— Метеорит. Маа-а-аленький такой метеоритишка. Судя по мощности взрыва — размером метров десять-пятнадцать.
— Как ты всё угадываешь?
— Так же, как ты сочиняешь свою литературу. Нанизываешь гиперболы на метафоры, соответственно сюжету. А я оперирую фактами. Расстояние прикинул по времени прихода ударной волны. Около ста километров. По масштабам ущерба — невеликого, к нашему счастью — оценил мощность взрыва. Триста-четыреста килотонн. Это соответствует метеориту указанных размеров.
— Пронесло значит... — вздохнул Дадя.
— Вовсе нет. Ты спроси: откуда он взялся? А я отвечу. Это — осколок. Один из множества, окружающих те самые кометные ядра, которыми жонглирует Великий Магистр. Как бы не вышло, что наш фраер лоханулся и какой-то из шаров упустил... Предвестника мы уже видели, а вскоре пожалует сам подарочек.
Дадя потянулся к аппарату видео, пальцы его забегали по клавиатуре. Впился взглядом в экран. Побледнел. Хрипло выдохнул:
— Шел бы ты к черту со своими предсказаниями! Метеорит упал в предгорьях Арктиды, вызвав подвижку ледника. Еще один грохнулся за Южным хребтом.
— Видишь, как всё складывается? Мелкие спутники. Шакалы при бешеном крауне.
— И... что потом?
— Если астероид шмякнется на сушу, то ударная волна заполирует материк под ноль. Деревья с корнем. Человечьи жилища — в пыль. Вроде, как я сейчас веничком по полу махал.
— Если плюх придется напротив, в океан, то Марион слизнет волна цунами. Потом она дойдет до побережья с обеих сторон и уничтожит все крупные города. Острову однозначно кирдык. Норденку, Гане, Тиру. На востоке утонет весь Суор и смежные провинции. Ветры подуют грозные, ураганные... такая оптимистическая трагедия. Тем людишкам, кто уцелеет — вновь поднимать цивилизацию из Средних веков.
— Оптимистическая?..
— Как есть, да. Гибель Мариона означает спасение человечества. Спасение Мариона — наоборот, смерть для всех остальных. Я бы на твоем месте поспешил. Пьесу написать, и сразу в Сеть выложить. Роман — слишком долго. Не успеешь.
12. ПОЙМАЙ ВЕТЕР
Тамми огляделась. Невысокий, но крутой берег безлюден. Внизу волны набегают на узкий галечный пляж. Плеск и протяжный шорох, когда волна откатывается назад. Этот вальс моря не умолкает никогда. Горизонт чист и светел.
Глубоко вздохнула, убедившись, что плавучая доска лежит на месте, там, где была оставлена накануне. Нигде никого. Можно спускаться. Прибрежный кустарник глубоко вонзил свои корни в землю. Их, обнажившиеся на глинистой круче переплетения, послужили Тамми удобной лесенкой.
Вот оно, ее сокровище. Не та детская игрушка, на которой отец учил ее, еще маленькую, кататься на доске под парусом. Эта — для взрослых людей. Не новая — краска на носу и по краям заметно облупилась. Около трех метров в длину и почти метр в самой широкой части. Нос слегка загнут вверх. Мачта на шарнире, держащая жесткий парус в форме птичьего крыла, сейчас лежит горизонтально.
Вспомнились слова отца:
— Поймай ветер и держи, пока хватит сил! Пусть он несет тебя.
Тамми, приподняв доску за нос, осторожно, чтобы не повредить ненароком парус, потащила ее к воде. Не так уж трудно. Доска легкая и прочная — не больше пуда весом. Сделана из специальной чертовщины, тьфу древесины... или что там еще. Взрослый справится легко. Но и Тамми в свои четырнадцать лет была крепкой девочкой.
Весь ее наряд составляли белая рубашка и синие бриджи до колен. Черноволосая, чернобровая, стриженая "под горшок". Высокая переносица и гордая складка губ придавали юному лицу немного надменное выражение. А глаза у нее были светло-голубые... Тамми знала, что хороша собой, но вот незадача: радоваться этому или, наоборот, горевать. С одной стороны, можно вертеть мальчишками и даже взрослыми, как тебе угодно. А с другой... она стала мамой в тринадцать лет.
Нашла себе красавчика, заметно старше и... будьте любезны, убедитесь воочию. Мужики любят кататься, а саночки остается возить тебе. Тамми хорошо помнила день, когда сказала родителям, что беременна. Мамаша, железная рука, гневно орала и метала молнии. То есть, простите, била посуду. Аккуратно выбрав среди тарелок одну треснутую и две сильно обшарпанные. Папик культурно помалкивал, подкаблучник чертов. Потом мамуля, немного остыв, изрекла:
— Да ты хоть знаешь, как обходятся с гулящей дочерью Истинные люди?
Тамми ответила, что знает и что ей начхать на обычаи дикарей. Тут мамаша опять начала орать, но как-то уже без вдохновенья. Оно и понятно. С женщиной, сошедшейся с мужчиной из "илоев" — рабов, положено поступать так же. Выходит, что их обеих, "нечистых", надо бы вывести куда-нибудь на пустошь, аккуратно задушить и там же закопать. Дикость и варварство.
Мамаша сама всё отлично понимает, и в тот каменный век никогда не вернется. Что бы ни говорила она о доблести Горных людей, о священных обычаях, ниспосланных духами предков... это навсегда останется пустым сотрясением воздуха. Их нынешняя убогая квартира в Пескаде — дворец, по сравнении с самой роскошной хижиной барнабского вождя. А папуля — по меркам "истинных людей" — раб, а здесь скромный слесарь в городской управе — даст фору любому шаману Горной страны. Хотя бы потому, что сваренный им самогон вкуснее и забористее той настойки из мухоморов, которую употребляют барнабы.
Тамми знала о ней по рассказам мамаши. На расспросы: вкусно ли это — матушка только кривилась в ответ. Вот так, даже из самых упертых, цивилизация постепенно выбивает дурь.
Когда неправедный гнев мамаши утих, Тамми взяла веник и подмела полы от осколков посуды. Мусорное ведро вынесла сразу, а то примета о бьющейся к счастью посуде не сработает. Вернувшись, застала родителей за деловым разговором: как назвать будущего внука?
День за днем, так время и пролетело. По словам повитухи, родила Тамми легко. Ну, это с чьей колокольни посмотреть. Кому тяжелее: режиссеру или исполнителю? Пацанчик получился такой же темноволосый, как Тамми. И у него скоро юбилей — полгода! С деньгами в семье, как всегда — напряженка. Эту неприятную ситуацию Тамми и собиралась поправить. Выходя рано утром из дому, сказала мамаше (она же — новоиспеченная бабушка):
— Буду к вечеру. Или завтра. Халтурку нашла — хлам на чердаке разобрать.
Железная рука буркнула: мол, смотри у меня, шляешься где попало и с кем попало, как бы головы не сносить... Остаток нравоучений пропал втуне, когда Тамми хлопнула дверью. Не хотела, но так вышло. Сквозняк.
Легкий ветерок гулял и здесь, на пустынном морском берегу. Хотелось бы посильнее, но не слишком. Вставила в специальную прорезь доски шверт — узкий киль, проверила, хорошо ли он держится в гнезде. Заведя доску подальше в воду, Тамми легко вспрыгнула на нее. Потянув за стартовый шкот, подняла мачту. Новички, в этот момент, обычно плюхаются в воду, не сумев сохранить равновесия. Но Тамми — уже мастер, в рыбацком городке это признали все.
