Да, я — дурак. А за глупость надо платить. Личное оружие при Дворе носить запрещалось, но для меня сделали небольшое исключение, позволив держать пистолет в своей квартире. Близкий друг Хозяйки, как не ублажить его гордость. Сейчас я вернусь к себе. Если Ригли у меня, то отошлю прочь под каким-нибудь предлогом. И застрелюсь.
Хозяйка смерила меня взглядом.
— Иди-иди. Шлепайся. Катись колбаской. Одним мудаком меньше станет.
И мой благородный порыв разбился об ее сарказм. Ну не доставлю я ей такого удовольствия! Дезертирую лучше. Смоюсь вместе с Ригли. Так я подумал, в то время как Хозяйка, продолжая понарошку гневаться, схватила со стола папку с великой государственной важности документами и с размаху шарахнула меня ею по башке.
Никогда всерьез я не дрался с Хозяйкой. Наша первая встреча, когда я остался жив только по ее милости, подтвердила неравенство сил и в зачет не шла. А в шутку, в нашем спортзале — она тоже меня всегда обставляла. И в нынешнем своем состоянии, едва с госпитальной койки, я не замышлял глупостей. Облаченная в метаморф, Хозяйка буквально могла разорвать меня на части. "Форс-режим", твою дивизию...
И ее экспрессивный жест не был нацелен на причинение мне серьезной травмы. Так, выражение досады. Женская игра, но приведшая к нежданной беде. С внезапным раздражением (да сколько же терпеть сумасшедшие выходки?) я перехватил ее запястье, сделал подсечку... С воплем Хозяйка рухнула на колени, я продолжал выкручивать ей руку, забыв о жалости. Еще немного и хрустнет локтевая кость. А Эна ничегошеньки не могла сделать! Чудесный метаморф повиновался исключительно ее волевым, мысленным усилиям, так сообразил я по внезапному наитию. И его несчастная обладательница не могла сейчас думать ни о чем, кроме боли в вывернутой руке.
— Сбрось метаморф, — прохрипел я ей в ухо.
— Ы-ы-о-о-о-о!..
Она уже теряла сознание, когда метаморф заструился и сполз с ее тела, я с отвращением отшвырнул его подальше, а он, мягкий, теплый, невесомый, все норовил обвить мою руку. Легкое нажатие пальцами на сонную артерию и голая Эна уткнулась физиономией в блестящий паркет. Чуть дольше — и я бы ее убил. Не знаю, что меня удержало. Может, сидело глубоко подозрение: не на такой ли исход рассчитывал хитроумный Авель? Или Эна сама внушила мне мысль о том, что ее следует пощадить?
Я скрутил ей руки за спиной в локтях шнурком от шторы, отнес в спальню и уложил ничком на постель. Обрывками простыни притянул ступни согнутых в коленях ног к запястьям, связав покрепче. Теперь Эна оказалась совершенно беспомощна. Никто и никогда, уверен, не обращался с Хозяйкой так бесцеремонно. В довершение я скатал из наволочки кляп и заткнул ей рот, завязав концы на затылке. Эна уже пришла в себя и силилась поднять голову. Глаза ее потемнели от боли и злобы.
А я упал на диванчик, в глазах мельтешили цветные круги. Отдышался, сказал ей последние слова.
— Ухожу... Верно сказала: я — солдат. Но не убийца и стреляю только во врага. А ты разишь, не глядя, без разбору. Вообразила себя Богом? Бред. "Великий чистильщик?" "Святая Наоми?" Образы несовместные — выбери что-то одно.
Хозяйка смотрела на меня, тихо смаргивая. О чем думала? Не знаю до сих пор.
— К тебе не входят без зова, значит, до вечера не хватятся. Лежи смирно. Руки-ноги затекут — не беда, а сверзишься с кровати — можешь покалечиться. Прощай.
Я встал и обмер, глядя на безмолвно стоящую в дверях спальни Ригли. Когда она вошла? Чему из всего происшедшего стала свидетелем? Она поднесла руку к горлу, прошептала:
— Что ты делаешь, Нат?
— Ничего. Ты будешь слушаться, Ригли, и сделаешь так, как я скажу.
Она кивнула.
— Мы с тобой уезжаем отсюда. Навсегда.
Ригли не возражала. А я решил (семь бед, один ответ), напоследок порыться в книжном шкафу напротив кровати. Ничего особенного. Книги по истории Мира, справочники, календарь на новый астрономический период с традиционной разбивкой на житейские лета по триста пятнадцать дней. Толстая кожаная папка — уже интересно...
Это оказались рисунки Эны. Ее твердая рука водила пером, изображая сцены пыток и казней, какие рождало ее воспаленное воображение. Оттого, что Эна была художником талантливым, картинки выглядели еще жутче. Плотный лист кремовой бумаги спланировал на пол,... и я услышал, как судорожно вздохнула Ригли. Автопортрет Эны. Разметавшиеся в беспорядке волосы, слезы текут из-под смеженных век, разинутый рот... Она изобразила себя повешенной! Подпись гласила: "Предательница, мятежница, самозванка". Вот до чего дошло ее само-отождествление с легендарной неудачницей. Но были и границы этому сумасшествию. Ни у кого и никогда не поворачивался язык назвать вслух Хозяйку: "Наоми" — священное имя употреблялось только на письме, в хвалебных одах и песнях. Еще — Хозяйка визировала им свои приказы и декреты Госсовета.
Я притворил дверцу шкафа, оглянулся на Эну. Глаза закрыты, но дышит ровно.
— Идем, Ригли...
Девочка моя держалась стойко, но когда мы вышли в рабочий кабинет Хозяйки, ей стало нехорошо. Оперлась двумя руками о крышку стола, чтобы не упасть, задышала тяжело. Я подхватил ее подмышки.
— Сейчас, Нат, — простонала она, — Сейчас...
Я усадил ее в кресло Хозяйки, а сам решил не терять времени даром. Вот он, телефон — под рукой. То, что звонок мой будет из покоев Хозяйки, только придаст ему убедительности. Снял трубку.
Хозяин Тира Н. Гариг, вылет в Тир, срочно. Спасибо, здоров — пора за работу. "Дерзкий" или личный корабль Хозяйки? Какой скорее подготовите. Хорошо, давайте "Ариэль". Я и мой секретарь Реджина Айни. На том конце провода чуть заметная понимающая пауза: молодому любимцу Хозяйки без секретаря нельзя никак. Весь в делах, заботах о благе Острова. И девчонок любит.
Когда мы с Ригли вышли из авто, передвижная причальная мачта медленно ползла по рельсам, ведя за собой серебристую сигару "Ариэля". Ригли вытаращила глаза. Теперь новое приключение радовало ее, наполняло восторгом. Я в ее глазах становился героем, спасающим принцессу (ее, то есть!) от злой волшебницы. Из гондолы спустили складной трап, алюминиевые ступеньки блестели на солнце. Командир экипажа в дверях помахал нам рукой. В путь, Нат! В путь, Ригли! Я взял ее под локоть и чуть не вздрогнул, удивленный происшедшей с ней переменой. Глаза округлились, личико исказила гримаса ужаса. "Что с тобой, маленькая?" — я не успел спросить, как меня тоже пригвоздило к месту.
Хозяйка, в переливающемся, как окрас жар-птицы, метаморфе, неторопливо шла к нам, сопровождаемая тройкой охраны. С ней были также Гордей и Рон Гаяр. За бесстрастием первого охранника крылся лютый гнев, а главный врач Острова хранил обычную скучающую мину.
— Пару слов напоследок, друзья мои... — благодушно обратилась к нам Хозяйка, подав командиру корабля знак на джойлик: "Задержка до особого распоряжения".
Взяла меня под локоть правой больной рукой, которую совсем недавно я чуть не вырвал ей зверски из плеча. Брови ее сошлись, я ощутил железную хватку. Это, неизмеримо усиленное движение, выполнил за Хозяйку метаморф, сама она рукой двигать не могла. Ей наверняка было очень больно, но она лишь улыбалась, по обыкновению, неприметно.
— Нат... — прошептала Ригли, — Нас убьют?
— Боюсь, что так, маленькая, — ответил я, силясь повернуть голову, чтобы ее увидеть.
Нас привязали по обе стороны столба, поддерживающего потолок ангара. Скуки ради я разглядывал волнистую крышу, источающую запах нагретого солнцем железа. Мутные, немытые стекла не давали возможности увидеть, что творится снаружи, да и окна располагались слишком высоко. Ригли пошевелилась, я почувствовал на своей ладони ее тонкие пальчики.
— Это я во всем виновата, Нат...
Бедная, бедная Ригли! Она часто заходила к Хозяйке, когда знала, что та одна и Хозяйка всегда бывала ей рада. Рассказывала всякую всячину, могла битый час говорить на странном наречии, местами переводя на обычный язык, так что Ригли стала немного понимать тонго. И даже отвечать несложными фразами, доставляя тем Хозяйке несказанное удовольствие. Сегодня Ригли решила подождать меня у ее порога. Сквозь неплотно притворенную дверь до нее донесся глубокий, "нутряной" голос Хозяйки — разговор шел на повышенных тонах. "Говно! Свинья неблагодарная! Что за змею я пригрела!" — орала Хозяйка. Ригли не выдержала, толкнула дверь...
Происшедшее ее потрясло. Но запас любви ко мне оказался достаточным, чтобы признать мою правоту и встать на мою сторону. И все же... Хозяйке было очень плохо... А Ригли так хотела помочь... Уходя со мной, она улучила момент и нажала на столе Хозяйки кнопку связи с квартирой доктора Гаяра. И только сейчас до Ригли дошло, что она натворила. Я ее не винил, хотя она сгубила нас обоих.
А Ригли все старалась оправдаться.
— Нат... Ты решил вот так смыться со мной до того, как подрался с ней или...
— Я всегда заранее складываю план и считаю все варианты, маленькая. Потому редко попадаю впросак. Вот только сегодня... Это ты прости меня...
Ригли торопливо задвигала пальцами по моей ладони — вариант джойлик, когда собеседники не видят друг друга. Ноготки Ригли больно впивались мне в кожу, так она подчеркивала важность сказанного, убеждала не сомневаться в невероятной тайне, которую мне выдавала. Я поверил ей сразу. Но не смог ничего сказать в ободрение — сам только впал в еще большее уныние. Прошел еще час. Ригли тихонько всхлипывала за моей спиной — она раздумала геройски умирать.
Заскрежетала дверь и, слегка сутулясь, вошел док Гаяр. Блестящими щипчиками перекусил связывающие нас с Ригли тонкие, упругие нити, протянул мне завернутый в фольгу шарик.
— Выньте, возьмите под язык. Стимулятор. Девочке нельзя, вредно. Идемте.
Он повел нас через другой вход (или выход), мы миновали узкий проход меж составленными друг на друге каменными блоками, затем по крутой лестнице спустились под землю. Подвал освещался световодными трубами, похоже, мы попали на склад утиля.
— Взбирайтесь на эти ящики. Наверху люк, сможете подтянуться?
После его снадобья я стал весь напоен энергией и легко справился с задачей. Следом вытянул Ригли, чудо-доктор тоже не преминул подержаться за мою руку. Он изрядно запыхался, но держался бодрячком. Мы оказались в ангаре, наподобие того, в котором недавно коротали время с Ригли, только теперь были свободны! Черное открытое авто доктора поджидало нас у выхода.
— Лягте оба на заднее сиденье. Одного меня никогда не задерживают.
Доктор лихо разогнался, и мы с ветерком пронеслись через главные ворота. Гаяр приветливо помахал часовому, небрежно удерживая руль одной рукой. Вот еще мне задача: научиться водить авто. Летать я уже умею.
— Куда теперь? — крикнул я.
— Ко мне домой. Там никто не подумает вас искать.
— Если только вы...
— Знаю! — он всплеснул руками, на секунду выпустив руль.
Жавшаяся ко мне Ригли взвизгнула от страха.
— Но я уезжаю в Верену сегодня ночью вместе с вами, там посажу на пароход и не стану возвращаться ко Двору слишком быстро. А вы — импровизируйте! Ведать про ваши планы я уже не буду. Вот так!
Пожилой человек, он по-детски радовался, как недавно Ригли новому приключению. Оказывается, в душе док тоже был авантюристом. На ограде его дома уже горели лимонно-желтые фонари-головастики, под тяжестью автомобиля сработали поршни, и ворота сами собой разъехались в стороны.
— Располагайтесь, — весело бросил нам Гаяр, — Мадемуазель Реджина пусть приляжет на софу. Вы тоже отдыхайте, действие лекарства скоро ослабнет.
Он направился к телефону, позвонил знакомому и попросил соединить еще с кем-то. Утеряна, мол, партия медикаментов. Конспиратор. Довольный, положил трубку.
— Через полчаса выезжаем. В моем загородном доме зальем баки под завязку, шофер уже ждет — я ночью не поведу, — потер руки, — Еще немного и... фьюить!..
Разъяренный до невменяемости Гордей со своей бандой заявился через двадцать минут.
— Вот и вы под арестом. Домашним, — сказал я Гаяру.
Он скептически улыбнулся.
— Может быть...
Гордей в прихожей вскочил, вытянулся.
Послышался мягкий голос Хозяйки:
— ...И подняли меня с постели. Легла пораньше, называется. Вы — молодец, хвалю.
Она встала в дверях, укоризненно качая головой.
— Подвели меня, Рон. Как теперь быть с этой путаницей?
— Выкручивайтесь сами, — брюзгливо ответил Гаяр, — Я завел вас в тупик, что ли? И уберите нашего общего друга — слишком уж прыток.
Хозяйка быстро сказала Гордею что-то на джойлик, он скривился, но послушно вышел.
— Вы плохо водите ночью, Рон. Я сяду за руль, — и на его протестующий жест, — Ничего, я левой... — метаморф на мгновенье расцветился всеми красками радуги — так Хозяйка смеялась.
Подошла к Ригли, погладила по щеке.
— У тебя чудесная, шелковистая кожа. Снять, да хорошо выделать — почище сафьяна будет. Прелестные выйдут сумочки.
— Сделай лучше барабан, — вдруг выпалила Ригли, — Станешь в него колотить, знай — это я тебя матерю.
Снова радужные зайчики, от которых забегали по стенам цветные тени. Хозяйка обратила внимание на меня.
— Ха. Настоящий... Больше боишься за нее.
— Оставь ее в покое! Она ничего не сделала.
— А должна была. Повлиять. Такая милая и такая глупая. Мне жаль, но это так, Ригли... Все, хватит болтовни. Выходите, оба. Отдыхайте, Рон...
Во дворе Гордей приковал нас с Ригли наручниками друг к другу, отчего в здоровенное авто Хозяйки нам не так-то легко оказалось влезть. На место водителя все же сел Гордей, Хозяйка рядом. Остальных стражей они отпустили.
— Спасибо за службу и спокойной ночи, — сказала им Хозяйка, — Не удивляйтесь, други мои, если завтра забудете все, что случилось сегодня ночью. Вас, Гордей, не трогаю. Но гнев ваш пройдет. Долг следует исполнять с холодным сердцем.
Я не старался определить, куда нас везут — было уже все равно. А Хозяйка оборотилась к Ригли.
— Придумала замечательный способ казни! Представь: ты на "Ариэле". Не в каюте сидишь, а в бомбоотсеке. Створки открываются и... свободна, Ригли! Лучше всего над морем.
— И я ныряю...
— Что ты. Шлепаешься всмятку. Умрешь мгновенно, ничего не почувствуешь. Я добрая, да?
— Да... — покорно согласилась Ригли.
Под лучами прожекторов "Ариэль" выглядел еще прекраснее, чем днем. Трап опущен, команда наготове. Сейчас он унесет нас с Ригли в последний путь. Мы стояли, все так же соединенные друг с другом, уже совершенно без страха. Ее холодные пальчики снова коснулись моей руки: "Всегда мечтала умереть вместе с тобой".
— Гордей, сгиньте подальше. Я скажу этим двоим что-то личное.
Гордей подчинился, но я все время чувствовал его взгляд откуда-то из темноты.
— Посмотри на меня, — потребовала Хозяйка, — Хватит воротить морду.
Она встала так, чтобы свет падал на ее матово-бледное лицо, отрешенное и абсолютно спокойное.
— Отказ от данной мне клятвы карается смертью. Больше ничего не было, но за это — немедленная казнь. Жалею: зачем в свое время придумала я такой закон? Ригли знала твой умысел и не остановила тебя — ее участь та же.
