— И что же? — хмурый взгляд то-сана, не предвещал мне ничего особо хорошего, если я вру, но дело-то в том, что я говорю абсолютную правду!
— На своей палате, я барьер не почувствовала вообще, — вновь беру чашку в руки и начинаю бездумно ее крутить. — Заметила его только в чужих палатах.
— И что ты делала в чужих палатах? — насмешливо уточняет у меня то-сан, показывая, что моя оговорка не осталась для него незамеченной. Морщусь от осознания собственной глупости, но пути назад нет, придется отвечать если не правду, то полуправду точно.
— Утаката бы не очнулся без моего вмешательства, — поднимаю на него дико усталые глаза, кто бы знал, как мне это все надоело. Решать чужие проблемы и прятаться за ничего не значащими фразами. Улыбаться, когда хочется выть и осторожничать, узнавая вести о тех, кто дорог обходными путями. Скорей бы объединиться с Саске и уйти в путешествие, там мы будем отвечать только за себя, и писать отчеты раз в месяц. Жаль, что это пока неосуществимо.
— Почему? — удивилась моему ответу ба-чан, излишне громко на мой взгляд, впрочем, я ей благодарна, она вывела из оцепенения то-сана, а я нашла в себе силы спрятать свою усталость так глубоко, чтобы ее больше никто не увидел. — Он был полностью здоров!
— Физически, — пожимаю плечами и, заметив, что Аой-ни откуда-то достал парочку палочек данго, быстро стаскиваю одну у него из тарелки. — По-сути его от последнего шага удерживал только Рокуби. Биджу вообще не любят, когда уходят их носители, за редким исключением, конечно, — хмыкаю, вспомнив свой первый опыт общения с Курамой. Впрочем, даже тогда он не стремился меня убить, испугать и проверить на прочность, узнать предел моей силы воли — да, но не убить.
— Да, ладно? — насмешливо вскидывает бровь эро-сеннин.
— У каждого из них есть гордость, — не поддаюсь на его провокацию и вспоминая свой опыт общения с Сон Гоку и как он тогда меня отчитал за отсутствие элементарного уважения к своему же биджу. Ну, а тот факт, что Курама сам та еще задница, его нисколько не беспокоил, хотя там я сама виновата была. — Особенно в этом плане выделяется Кьюби и Ичиби, оба не будут помогать, даже не подчиняться, а просто не мешать жить тому, кого посчитают недостаточно сильными.
— Довольно интересные сведения, но не поясняют, как ты прошла сквозь барьеры, — смерил меня излишне внимательным взглядом оджи-сан. — Как и то, что ты делала в чужих палатах, учитывая твое собственное состояние.
— Хорошо, начну по порядку, — согласно киваю на вопрос Акайо-оджи, который видимо, взял на себя роль переговорщика. Впрочем, чему я удивляюсь? Какую бы наша семья фамилию не носила, мы часть Клана Узумаки и соответственно должны подчиняться его Главе, а шапка Хокаге у то-сана ничего не меняет, он вошел в Клан, как рядовой член, отсюда и такой казус. Де-факто он начальник, а де-юре подчиненный. — Начну, пожалуй, с барьеров. Я, правда, не знаю, почему так получилось, но у меня есть предположения.
— Какие? — а вот сейчас не выдержал Аой-ни, который наверняка в столь высоком собрании принимает участие впервые, вот и нервничает. Хотя кто его знает? Передо мной то они особо не откровенничали, да и из жизни деревни я на пару суток выпала, поэтому сложно сказать, почему ни-сан так себя ведет. Может быть, у него до этого разговор с кем-нибудь состоялся и только сейчас он позволил себе расслабиться. В общем, вариантов может быть много, возможно, что ни один из предложенных мной не верен.
— Чакра биджу во мне нейтральна и, основываясь на словах оджи-сана, что барьер не пропускает агрессивную чакру, можно сделать вывод, что он меня не заметил, — спокойно отзываюсь я.
— Нейтральна? — недоверчиво хмыкает ка-чан.
— Ну, не совсем, — обиженно смотрю на ту, кто все это время меня поддерживал, а теперь помогает загнать в угол, но получаю в ответ лишь извиняющуюся улыбку.
— Расскажи правду, — неожиданно советует Курама. — Только без встречи с нашим отцом, просто раскрой настоящую силу моей чакры, в самом простом ее применении.
— Как скажешь, — отбрасываю все свои колебания прочь, раз Рыжий согласен, стоит сказать. Обвожу всех присутствующих взглядом и с тяжелым вздохом отвечаю. — Биджу часть Джуби, а Джуби это воплощение природной энергии, каждый биджу получил свою особенность силы, а чистая энергия Кьюби — это жизнь и огонь, как самое сильное его проявление. Именно поэтому его сдержать могли только Узумаки и даже Сенджу, наиболее близкие по показателям жизненной энергии к нашему Клану, приняв его — умирали. Они просто не выдерживали такой консистенции чистой, без всяких примесей энергии жизни, которая еще и была пропитана эманациями чужой ненависти. Самый яркий пример Лес Смерти, он был выращен Хаширамой, чтобы избавиться от излишек подавленной в Мито-сама чакры Кьюби и теперь каждый может увидеть последствия этого.
— Неожиданно, — после непродолжительного молчания, первым приходит в себя то-сан. — Однако это ничего не объясняет.
— Согласна, но это единственное, что я могу предположить, — пожимаю плечами и выпиваю, оставшийся чай из кружки, а после с легким стуком ставлю его на стол. — Барьер не отреагировал на неагрессивно настроенного носителя и даже не включился в моей палате, а у парней, он среагировал на них самих, поэтому не задержал меня.
— Надо бы проверить, — протянул задумчиво почесывающий подбородок оджи-сан.
— Только без забора крови и других членовредительных порывов, — мгновенно отзываюсь я, в памяти еще свежи воспоминания того шприца, да и больницы с капельницами я никогда не любила, уж очень много времени в детстве там провела и воспоминания остались не самые радужные. Вряд ли, конечно, тут будет так же, но желания проверять нет.
— И не раньше, чем она восстановится, — тут же дополнила мою фразу ка-чан, за что я была искренне ей благодарна, все же я как-то не подумала о подобном, да и, имея возможность использовать чакру, шансов сбежать больше. Нет, я не боюсь оджи-сана, но как бы сказать... перестраховываюсь, вот! Все Узумаки личности увлекающиеся и проверять, насколько эта черта сильна в Акайо-оджи, мне как-то не хочется.
— Ладно, — согласился с нашими требованиями Акайо-оджи-сан.
— Ну, а теперь поведай нам, что ты забыла в палатах других джинчурики, особенно в палате родственника Мизукаге, — убедившись, что мы договорились, вмешался то-сан.
— Минато! — прошипела ка-чан.
— Не стоит, ка-чан, мне скрывать нечего, — поторопилась я встрять, ибо не хочется из-за их спора вновь остаться у разбитого стола, а учитывая некоторую слабость, увернуться от падающей еды мне не удастся. Ну и, ходить грязной, желания у меня точно нет. — Я и правда была у него в палате и как уже говорила, без моей помощи он бы не очнулся. Не знаю, что за печать применял Хируко, но она очень сильно истончила связи души и тела, по-сути если бы не Рокуби, что не захотел отпускать своего джинчурики так просто, он был бы уже мертв. Вернее не так, у нас бы на руках осталось живое тело без души, которое хочет, не хочет, захватил бы Шестихвостый. Я этому помешала, а вот как не скажу, все равно это для вас бесполезно, джинчурики среди вас нет. Впрочем, в том, что перед ней именно Утаката Теруми-сан убедиться сможет самостоятельно и довольно скоро.
— А Кушина? — насмешливо приподнимает бровь оджи-сан.
— Псевдо джинчурики и настоящий джинчурики, имеют достаточно различий, оджи-сан, причем, тут дело даже не в силе, — буркнула я и сложила руки на груди, сообщив. — И вообще, я больше ни слова не скажу, пока мне самой не ответят на пару вопросов.
— Каких? — фыркнул в чашку чая то-сан.
— Где Саске? — мой вопрос заставил подавиться чаем не только то-сана, но и сидящего рядом со мной ни-сана.
— Он у себя в Клане, — уклончиво отозвался оджи-сан, смотря, как я от всей души хлопаю Аоя по спине.
— И что? — отступать, я намерена не была, хотелось, наконец, увидеть его и убедиться что с ним все в порядке. Нет, я верила Кураме, что сообщил о его проблемах со зрением, но учитывая его пламенную любовь к Учихам, он мог сильно приуменьшить масштаб проблемы.
— Он ослеп, — будничным тоном сообщила ба-чан и, заметив на себе злые взгляды, довольно спокойно добавила. — От того, что мы не скажем ей об этом сейчас, проблема не исчезнет.
— Так-то это так, но... — немного растерянно возмутилась ка-чан.
— Не стоит, ка-чан, я что-то такое и предполагала, — поджимаю губы, останавливая возмущенную речь своей матери. — Мангекю слишком сильно нагружает глаза, а на арене ему сильно досталось, да и подавление биджу дело не простое.
— Если знала, зачем спрашивала? — возмутился Аой-ни.
— Я хочу с ним встретиться, — игнорирую возмущение ни-сана и просто пристально смотрю на то-сана, а после перевожу недовольный взгляд на оджи-сана. — Надеюсь, это можно будет устроить?
— Хорошо, я сегодня же переговорю с Фугаку, — соглашается то-сан, после короткого обмена взглядами с оджи-саном. — Но вряд ли получится раньше завтрашнего дня.
— Хорошо, — соглашаюсь, хотя и недовольна ответом. — Завтра, так завтра, а мне стоит немного отдохнуть.
— Конечно! — тут же реагирует ка-чан, а как замечает, что я начинаю зевать, прикрыв рот ладонью, так вообще развивает бурную деятельность. — Ни-сан, мы воспользуемся гостевой комнатой, — не дожидаясь ответа, поворачивается к Аою и приказывает. — Бери Наруто и за мной!
— Как скажешь, ка-чан, — обреченным тоном соглашается ни-сан, а я уже без сопротивления позволяю поднять меня на руки и куда-то понести. Разговор меня утомил, а сытная еда расслабила, мне захотелось спать, да и с биджу стоит поговорить, но немного позже, а сейчас спать.
Продолжение следует...
Комментарий к Глава 47. Приоткрыть завесу тайны
* — Шируко или ошируко, с почтительным префиксом — традиционное блюдо японской кухни. Представляет собой сладкую кашу из варёных толчёных бобов адзуки, в которую добавляют моти. Имеется несколько разновидностей шируко, например, с каштанами или пирожками из рисовой клейковины.
** — Якитори — жареная курица. Для якитори используются любые части курицы: белое мясо, красное мясо, желудки, кожица. Курица разделывается на небольшие куски, маринуется в специальном соусе и готовится на гриле.
========== Глава 48. Чужие чувства ==========
Не бечено!
Сон оказал благотворное влияние на мой организм, и утром я проснулась в благодушном настроении, готовой к новым совершениям. Впрочем, первый порыв вскочить и отправиться исследовать территорию прошел быстро, я все же помнила, что в гостях у родственников, поэтому у меня проснулось любопытство. Открыв глаза, я решила немного поисследовать выделенную от щедрот родственников комнату. Первым на глаза попалось окно, которое кто-то слишком заботливый оставил не зашторенным и оттуда мне прямо в глаза бил солнечный свет. Проморгавшись и прикрыв рукой глаза от яркого света, я продолжила осматривать комнату, которая на мое удивление, оказалась нежно-зеленого цвета с нарисованными кленовыми листьями, причем выполненных с удивительной точностью и с разбросом в цвете от молодой зелени до темно-красных. Ситуацию не портило даже ощущение того, что за внешним лоском скрывался целый комплекс печатей, которые не были активны или правильней сказать, мои параметры были внесены в охранный фуин-комплекс? Неважно.
Оставляю ненужные размышления и перевожу взгляд дальше, замечая стоящий в правом углу столик, на котором было пару книг, с подозрительно знакомой оранжевой обложкой. Встаю с кровати, которая оказалась не очень большой, обычной я бы сказала односпальной, только длинной, больше двух метров, и шлепаю босыми ступнями по полу к заинтересовавшему меня предмету. Попутно подмечаю, что меня переодели в мягкую пижамку, но интереса кто и когда это сделал у меня нет. Подойдя поближе к столику, убедилась, что глаза меня не подвели и на столе и правда лежали хорошо мне известные первые серии 'Приди, приди, рай'. Мда... интересно, а ка-чан видела, что мне оставили почитать? Вероятно, нет, иначе бы этих книжек тут бы не было.
Оставляю в покое литературу с сомнительным содержимым и продолжаю осмотр, но, спустя пару минут, была вынуждена признать, что больше ничего интересного не было. Разве небольшой шкафчик, встроенный в стену и дверь в ванную. Но ни там, ни там, ничего необычного обнаружено не было. Разве только в шкафу мое любимое кимоно со снаряжением и большое махровое полотенце в ванной. Пришлось признать, что самое необходимое мне все же оставили, а значит нечего тормозить! Чувствую-то я себя прекрасно! Поэтому, прихватив полотенце и одежку, я отправилась вкушать плоды цивилизации, весело напевая себе недавно услышанный прилипчивый мотивчик. Благо, тут все было устроено так, что чакру никуда подавать было не надо, а значит и несанкционированного ледяного душа можно не ждать. Эхх, как прекрасно понежиться под теплыми струями! Особенно подставлять лицо под ласковый поток!
— Вижу, что твое настроение уже гораздо лучше, — слишком уж добродушно, на мой взгляд, прозвучал голос Курамы.
— Есть немного, — согласилась я и с подозрением уточнила. — А что это мы такие умиротворенные?
— Ему больше не надо подавлять свою злобную сущность, — прозвучал в ответ едкий комментарий Шукаку.
— Ха...??? — с откровенным изумлением открываю глаза и шумно выдыхаю, втягивая воздух, чтобы через пару мгновений начать отплевываться и пытаться проморгаться, все же не стоило подобное совершать под работающим душем, да еще и подняв голову вверх. — Гадство! — кое-как справившись, я уже гораздо мрачнее уточняю. — Ну, что там с подавлением?
— Нейтрализация чакры, избавление передаваемой тебе энергии от негативных эмоций, — лениво произнес Тануки, — называй, как хочешь, результат один, ему это делать больше не надо.
— Шукаку, — ласково позвала я, прекрасно осознавая, что из его пояснений, я ничего не поняла.
— Он хочет сказать, что я могу перемещаться из твоего подсознания в подсознание Кушины, Наруто, — вместо Ичиби ответил Курама. — По крайней мере пока вы достаточно близко друг от друга. Ну и в результате, для того, чтобы вливание чакры Сайкена прошло для тебя наиболее безболезненно, я по большей части оказался в подсознании твоей матери.
— Это не опасно? — всполошилась я, все же я привыкла к Рыжему и не хочу его потерять.
— Ничуть, — невозмутимо ответил мне Лис. — К тому же я уже вернулся назад и как видишь, это хорошо сказалось на твоем организме.
— А причем тогда твоя злобная натура? — изумляюсь и перекрываю вентиль, мытье закончено пора искать завтрак.
— Твоя мать постоянно с Микото! — обвинительно заявил Рыжий.
— И? — искренне удивляюсь, не понимая, чем ему не угодила мать Саске. Она, на мой взгляд, была наимилейшей женщиной, даже поразительно, что у нее в сыновьях такие гавнюки специфичные люди. Причем, что младший, что старший, одного поля ягоды.
— Она Учиха! — горестно взвыл Курама, а я от неожиданности едва не запуталась в рукавах надеваемой одежды. — Представляешь, несколько дней в компании: то Учих, то твоего папочки!
