Если люди не могу справиться с этим, они знают, что должны будут уйти. Не через месяц, неделю или день, а через час или минуту.
В элитных подразделениях вы не даете второго шанса; не балуете людей и не проводите много времени, играя с ними в психолога. Вот почему они в первую очередь являются элитными подразделениями. Люди идут добровольцами в отряд "Дельта" или Шестой отряд SEAL, потому что хотят делать то, что никто до них еще не делал. Они не идут добровольцами за медалями, славой или похвалой. Они добровольно идут на это, потому что хотят выйти за пределы любого опыта, который получили раньше — и либо преуспеть, либо умереть, пытаясь это сделать. Это не преувеличение. Это простой факт.
Итак, смерть или не смерть, мы продолжали работать. Важно было не останавливаться. Я хотел, чтобы Шестой отряд раздвинул рамки ограничений — чтобы иметь возможность вломиться в заднюю дверь врага так, как никто никогда не делал этого раньше. Я разбил команду на две группы — Синюю и Золотую — и пока Синие ехали в Луизиану и практиковались залазить на нефтяные вышки в Мексиканском заливе, Золотые ехали в Аризону где я арендовал тридцать миль воздушного пространства, и мы начинали учиться прыжкам HAHO — с большой высоты с ранним раскрытием.
Эта техника имела для меня смысл. Вот ты плохой парень. Ты слышишь самолет. Ты смотришь вверх. Кучка придурошных жоп с ручкой из SEAL выбрасывается на тебя. Ты их снимаешь, пока они летят вниз. "Тюленей" поимели. Но в случае с HAHO самолет летит на высоте тридцати тысяч футов (прим. 9000м), и, может, на двадцать миль в стороне. Ты его никогда не увидишь. Ты его никогда не услышишь. А потом вдруг: "Привет, с Первым апреля, ублюдок. У тебя спина белая."
Мы начали использовать парашюты в качестве парапланов; мы купили мини-баллоны с кислородом, чтобы не потерять сознание, закрепили фонари на наших шлемах и компасы на запястьях. Мы прыгали ночью со "Старлифлеров" С-141, летевших так высоко, что без компасов невозможно было отличить огни Феникса от огней Тусона. Во время дневных прыжков HAHO один из моих лучших парашютистов, парень, которого я назову Нестле, словил отказ примерно на двадцати тысячах футов (прим. 6000м). Он попытался срезать — то есть, отстегнуть свой неисправный парашют, перейти в свободное падение на пару тысяч футов, а затем раскрыть запасной. Он успешно срезал, но его запасной парашют тоже отказал.
Смерть была зарегистрирована как несчастный случай со спортивным парашютом на частном объекте, откуда мы взлетели, и тело Нестле было доставлено в морг. Затем, через несколько часов, местный репортер начал задавать вопросы о сорока или около того, "спортсменах-парашютистах", которые арендовали целый аэродром и выпрыгивали из больших черных пташек, у которых даже не было опознавательных знаков. Это были мы. Меня даже не было на месте, но Трейлер Курт и еще один из моих быстро соображающих офицеров, провели напряженный день. В конечном итоге, они похитили тело Нестле из местного морга и доставили его на военную базу, прежде чем власти и пресса добрались до них. Шестой отряд SEAL был не в том положении, чтобы нас кто-то допрашивал.
К тому времени, как я появился, Золотая команда уже возобновила свои тренировки с прыжками HAHO. Люди знали, что не могут позволить себе сбиться с шага, поэтому они этого не сделали. Их спокойная яростная решимость продолжать заставляла меня гордиться — что является простым способом сказать сложную вещь.
Позвольте мне пояснить. Как боец SEAL, вы не тратите много времени на философствование о том, что вы делаете. Как говорится в рекламе, "Вы просто делаете это". Но те из нас, кто был бойцом SEAL, знают, что значит "делать это" — мы знаем, как продолжать играть через боль. Мы знаем, что смерть — это всегда реальная возможность. Таковы факты жизни. Но мы на них не задерживаемся.
Спортивные комментаторы — особенно те, кто освещают игры НФЛ — тратят много времени на разговоры о том, как игроки играют со сломанными костями, растяжениями и вывихами суставов. Сами игроки не слишком много говорят. Они просто стискивают зубы и бьют по линии. Таковы и бойцы SEAL.
С прыжками HAHO и HALO в загашнике, я начал спрашивать себя, как еще мы могли бы зайти к плохим парням через заднюю дверь.
Мне пришло в голову, что скрытое проникновение можно эффективно осуществить, выпрыгнув из коммерческого самолета. Все, что вам нужно сделать, это отклонить самолет от намеченного курса на несколько минут из-за "неисправности двигателя" или "падения давления в кабине".
К примеру: скажем, нам поручено проникнуть в Ливию и взорвать завод химического оружия, которого, по словам Каддафи, не существует, или нанести удар по тренировочному лагерю глубоко в Ливийской пустыне и уничтожить две дюжины террористов Абу Нидаля. Решение: мы реквизируем — с помощью местного правительства, конечно, — регулярный рейс "Египт Айр" или "Роял Айр Марок", который проходит через ливийское воздушное пространство в непосредственной близости от объекта, который мы хотим посетить. Власти ссаживают пассажиров, но самолет взлетает по расписанию — с нами на борту. Как только он приближается к району цели, пилот объявляет об уходе с эшелона и снижает самолет, скажем, с тридцати девяти тысяч (прим. 12000м) до тридцати двух тысяч футов (прим. 9700м) в течении нескольких минут, а затем отклоняется от курса примерно на пятьдесят-сто миль. В нужный момент Шестой отряд выходит за дверь. Затем пилот сообщает, что все неполадки устранены и возвращается на прежний курс. Тем временем мы пролетим еще сорок миль, соберемся, ударим по заводу или убьем террористов, а затем тихо эвакуируемся. Погибель тебе, Муаммар.
Никто из военных не делал ничего подобного. Поэтому я арендовал у "Брениф Айрлайнс" 727-й и пару пилотов, и, со Скачками на месте второго пилота, мы пролетели над сельской Аризоной и попрактиковались в прыжках из самолета. Для Дикки эти упражнения тоже не были развлечением, но я дал слово своим людям, что никогда их не попросят сделать то, что я не сделаю первым. "Я не прикажу тебе трахнуть кого-нибудь, кого сам не стал бы трахать и я не собираюсь приказывать идти тебя туда, куда я сам не пойду", вот как я это сформулировал. Поэтому я выпрыгнул из самолета с Золотой командой, возродил себя "Бомбеем" и "Бен Геем", полетел в Луизиану и пошел на восхождение на нефтяную вышку с Синей. Потом я уполз обратно в Литтл-Крик, где Тед Лайон использовал меня как свою личную боксерскую грушу.
Он был не одинок. Секретность, окружавшая Шестой отряд, повлияла на мою домашнюю жизнь больше, чем любая другая работа, которую я когда-либо имел.
Кэти не могла наслаждаться никакими привилегиями или социальными бонусами, которыми обычно пользуется жена командира — такими, как близость к вершине поддерживающих порядок на базе, уважение молодых жен и большая осведомленность. Я был совершенно секретен. Я был в дороге. Она не только была отрезана от обычных офисных сплетен, но и большую часть времени проводила одна. Когда я командовал Вторым отрядом SEAL, я тоже часто бывал в разъездах. Но тогда она могла делиться своими проблемами с другими молодыми матерями. Теперь она была старше большинства офицерских жен, наши дети стали подростками — и не нуждались в ней так сильно — и она не знала, что я делаю, и не могла говорить о том, о чем могла бы догадаться.
Суть в том, что наши отношения пострадали.
Мы ссорились по любому поводу. Мы отдалились друг от друга. Дом стал местом, где можно было оставить свои сумки, постираться и остаться на пару ночей. Это был не дом. Но я не собирался позволять своей личной жизни влиять на мою команду. Вы не должны позволять своим чувствам к жене и детям мешать выполнению работы — если вы это сделаете, вы можете стать небрежным, а небрежность с моей стороны могла привести к смертельным исходам.
Дело не в том, что браки не могут и не переживают сильного давления команд, подобных Шестому отряду SEAL на своих командиров. Чарли Беквит и его жена Кэтрин прекрасно справились с формированием и развертыванием отряда "Дельты". Брак Пола Хенли пережил формирование Шестого отряда. Но слабые браки, каким, вероятно, стал мой, возможно, обречены. И, честно говоря, я в то время вовсе не был заботливым мужем.
Я понимаю, что доставил жене много хлопот. Я знаю, что создал военно-морскому флоту Экседрин Головоболь Номер Шесть. Сам факт того, что Шестой отряд SEAL был секретным подразделением, порождал проблемы, достаточные для того, чтобы добавить любому административному офицеру седых волос.
Официально Шестого отряда SEAL даже не существовало. Может, я и был командиром, но без команды. Я числился директором гражданского исследовательского центра в районе Тайдуотера, примерно в тридцати милях от Норфолка. Во-вторых — Шестой отряд путешествовал почти 100 процентов времени. Ни одно военно-морское подразделение никогда не проводило так много времени в дороге — оставаясь, по большей части, на гражданских объектах. Мы пользовались — и злоупотребляли — арендованными машинами, летали коммерческими рейсами (с контрабандой оружия на борту) и бронировали себе номера в отелях и мотелях без военных удостоверений. Может, мы и тренировались в Эглине, но останавливались в полудюжине мотелей в этом районе, а не на самой базе. Канцелярские придурки заскулили. Я сказал им, чтобы они засунули свои жалобы подальше.
Логистика Шестого отряда SEAL превратилась в административный и бухгалтерский кошмар. Представьте себе, что вы пытаетесь следить примерно за восемьюдесятью парнями, путешествующими двадцать девять дней в месяц под вымышленными именами. Там было огромное количество квитанций, стопки ваучеров и пачки заявлений, подлежащих проверке. Путаница усугублялась тем, что мы имели дело, в основном, с наличными деньгами, чтобы не оставлять бумажного следа (мы, в конце-концов, были якобы секретным подразделением). И когда мы путешествовали по военным приказам, мы использовали поддельные удостоверения, несуществующие знаки различия подразделений и подписывали квитанции всевозможными именами — ни одно из них не было нашим.
Такие вещи, вероятно, создавали флотским бухгалтерам постоянную крапивницу. Я знал по личному опыту, что они выдали Теду Лайону Экседрин Головоболь Номер Шесть.
Даже если мы не использовали коммерческие ресурсы, мы создавали ВМФ проблемы. ВВС тогда только начинали развертывание гигантских транспортников С-5А и гигантский самолет мог взять весь отряд и все снаряжение в один рейс, в то время как путешествие на С-130 или С-141 требовало нескольких самолетов, и мы все должны были одновременно заботиться о целостности подразделения, помните? Мы с полдюжины раз отрабатывали погрузку, потом реквизировали С-5А и ВВС доставили нас в Луизиану, где мы приземлились недалеко от Нового Орлеана на пункте резерва военно-морского флота.
Мы не позаботились о предварительном предупреждении или "разрешите приземлиться, сэр". База узнала о нас, когда наш С-5А — а это чертовски большой самолет — приземлился, подрулил к стоянке, открылась передняя часть и более полудюжины легковых и грузовых машин, набитых длинноволосыми подонками, размахивающими автоматическим оружием, высыпали наружу и проехали через главные ворота, даже не поздоровавшись.
Был, конечно, один мудила-офицер, которой кинулся по взлетной полосе, чтобы поприветствовать и зарегистрировать нас.
Он пыхтел и сопел, и отчаянно размахивал планшетом.
— Кто вы такие? Откуда взялись? Кто сказал, что вы здесь можете приземлиться? Куда вы следуете?
Я послал ему воздушный поцелуй, показал несколько фальшивых удостоверений личности, подписал его бумаги именем Дуайта Дэвида Эйзенхауэра и сказал, чтобы он отвалил.
— Не беспокойтесь насчет всего этого, лейтенант.
Затем я вдавил педаль газа в пол и исчез. Каким-то образом, весть о нашем визите дошла до Литтл-Крик и я создал прикрытие для Шестого отряда, "Фрипорт Марин Корпорейшн".
Там были визитные карточки и бланки, и мы требовали корпоративной скидки, когда регистрировались в гостиницах для отдыха и арендовали автомобили. Я подружился с майором полиции по имени Билли По, который командовал группой быстрого реагирования полиции штата Луизиана. Билли раздобыл нам техпаспорта и водительские лицензии, чтобы мы могли поменять вирджинские номера на машинах, которые только что привезли из Литтл-Крик и регистрироваться в отелях и мотелях с соответствующими луизианскими номерами. Может быть, каджуны (луизианцы французского происхождения — прим. перев.) и не возражали против того, чтобы мы делали то, что делали, но военно-морскому флоту это совсем не понравилось.
В последние дни 1980-го все пошло наперекосяк. У нас с Тедом Лайоном была изрядная доля стычек— сражений по всем вопросам, начиная от закупок и заканчивая структурой командования, и я выиграл каждую из них. Он поквитался способом, который знал лучше всего: на бумаге. Как коммодор ФЛОТСПЕЦВОГРУ Два, Тед написал мою характеристику. То, что он сочинил для осени и зимы 1980 года, было произведением искусства.
"Капитан 2-го ранга Марсинко это немыслимо увлеченный инновациями офицер, который многого добился в Шестом отряде SEAL" — написал Тед. Но его беспокоило, продолжал он, что "Марсинко, однако, постоянно проявлял черту, которая очень беспокоит офицера-докладчика и командование нашего рода войск; в частности, он безгранично не соблюдает субординацию... отношения, которые существуют между неоперившейся командой кавторанга Марсинко и остальными в структурах специальных методах войны, можно было бы описать как "Мы делаем так, как мы хотим" или "Кому вы здесь нужны". Я считаю, что это люди прямо отражает таковое у того, кто их возглавляет... Однако кавторанг Марсинко должен соответствовать порядку, принятому в военно-морском флоте и мои усилия направлены на то, чтобы он это сделал."
Теперь Тед снова вызвал меня в свой кабинет, вызвал на ковер, который я слишком хорошо знал и высказал мне еще одно свое мнение.
— Дик, внешний вид людей под твоей командой позорит флот.
Я объяснил — как мне показалось, терпеливо — что Шестому отряду SEAL было дано разрешение действовать в соответствии с измененными стандартами внешнего вида.
— Есть измененное, а есть неприемлемое. Твоя команда неприемлема. Я хочу, чтобы ты их привел в порядок.
— А как же гражданский вид, который они должны иметь, Тед? Они должны быть в состоянии сойти за рабочих, или студентов или...
— Пусть наденут парики — перебил он.
— Отличная идея, Тед. Только один пришедший на ум момент. Я просто вижу, как они в свободном падении, с двадцати пяти тысяч футов, надевают свои гребаные парики. Или — как насчет того, если они влетают на тросе в окно — "Извините, мистер Террорист, но мне нужно поправить парик, прежде чем я тебя грохну."
— Дик...
— Что это за тупоумная дерьмомозглая скотомудильская идея, Тед? Эти парни должны будут проходить через иностранные аэропорты или пункты пограничного контроля, где стоит гребаная тайная полиция — и ты хочешь, чтобы они носили чертовы парики? Ты что, совсем спятил?