Выжить

— Постойте, что???

— Я оставил свою жизнь в Валензоне, добровольно лишив себя сана, и ходил по земле, разыскивая аниранов. Я нашёл одного после долгих поисков, тщательных расспросов и просеивания сведений. Нашёл и наблюдал за ним. Все его поступки и действия вносил в книгу и пришёл к выводу, что ему никогда не стать тем, кто может спасти наш мир. И сейчас он при смерти... Что, кстати, подтверждает мою правоту.

— Да как ты можешь так говорить!? Он всех вас тащит на себе! Вы без него даже не знали, что такое водяная мельница!

— Думаешь? — ехидно усмехнулся Элестин. — Хорошо, верь в это. Хотя, замечу, это не так... Но мы отвлеклись от темы. Жизнь анирана Джона висит на волоске. Я выслушал Мелею очень внимательно. Возможно, он не оправится. А потому он — уже прошлое. А вот ты... Ты — будущее! И сейчас я говорю не о будущем общины — её будущее совершенно неважно. Я говорю о будущем нашего мира! Ты не такой ленивый, не такой трусливый, как Джон. Ты любознательный и мыслишь трезво. Слышишь, что я говорю? Ты думал я простой старый пьяница, которого с ног могут свалить пару чарок секхи? Я хоть и стар, но не слепец. Я очень внимательно за тобой наблюдал. А сегодня ты поразил меня. Ты достоин стать милихом куда больше Джона, а значит твоя жизнь, твоё возмужание — теперь моё обязательство. Я хочу заставить тебя взять бразды правления в свои руки немедленно для того, чтобы ты учился! И именно поэтому! Все эти люди неважны для нас, Иван. Они лишь ступенька для возвышения анирана. Все эти жизни не имеют значения, если они не закалят тебя. А когда ты будешь готов, — надеюсь, это произойдёт рано, а не поздно — мы вместе отправимся в Обертон — столицу нашего государства. И уже там будем пытаться понять, как сделать тебя милихом.

— Но если я — не он? — тихо спросил я, глубоко поражённый перерождением старичка. Он словно помолодел. Словно воспрял духом. Обрёл величие.

— Позволь мне судить об этом. В "Книге Памяти Смертных", которая ждёт нас в Обертоне, чётко написано, что милих будет определяться поступками, а не словами. И горе всем нам, если мы поверим словам, а не поступкам. Тогда милих погубит нас, а не спасёт... И наблюдая за тобой сегодня, я испытал нечто, что не могу передать. Я видел твои поступки... Иван! Я тебя прошу: прими моё предложение! Слушайся меня во всём, доверяй и начни подготавливать себя к великой миссии! И будь готов уйти, когда я скажу, что пришла пора.

Я сидел напротив него и пытался прийти в себя. Перемены, произошедшие с Элестином, меня поразили. Я никак не ожидал, что он здесь в роли "смотрящего", а не в роли полоумного старого пьяницы. Но что-то в его словах не давало мне покоя. Мне не нравилось, что он говорил о людях из лагеря, как о расходном материале. Мне не нравились его слова о Джоне. Он говорил о нём, как о не оправдавшим надежд. А значит, его можно списать в утиль. Списать того, кто уже почти семь зим помогает им всем выжить.

— Я услышал тебя, святой отец, — медленно произнёс я. — Хоть твоё предложение слишком неожиданно, я обещаю о нём подумать. Пока оставим этот разговор. Пусть Руадар выполняет обязанности элотана, пока я не приму решение. Хорошо? Он куда более компетентен, чем я.

— Руадар мне не нужен! — зашипел Элестин и даже стукнул тщедушной ладошкой по обложке книги. — Он умрёт в любом случае. Так же как и все. А мне нужно понять, сможешь ли ты стать милихом, до того момента, когда уже будет поздно. Я не бессмертен! Я не смогу присматривать за тобой слишком долго.

— Зато он поможет нам всем пережить зиму, — пожал я плечами. — В том числе и тебе. Так что нам всем придётся подождать.

Элестин лишь зло сжал губы, но промолчал.

— Спасибо за науку, старейшина. Я узнал очень много нового. Но мне надо подумать. Я обращусь, когда приму решение...

— Аниран, — перебил меня он и посмотрел совсем уж недобро. — Ты привёл в лагерь гончих, которых за тобой отправил Фласэз. Благодаря своей неискушённости, эти люди об этом не знают. И не винят тебя. Мне сказать им?

Не знаю, зачем он перешёл на такой тон. Вероятно, не знал, что угрозами от меня ничего нельзя добиться. Будет только хуже. Я всегда оказывал противодействие силе действия. И если её хотят использовать таким образом, это ошибочная стратегия.

Я посмотрел на старичка продолжительным взглядом, но ничего не ответил. Затем увидел, что мужики всё ещё что-то обсуждают в своём кругу, и решительно вклинился в разговор.

— Друзья, — я поднял руку, призывая к тишине. — Вашим элотаном я не стану. Ваш элотан — Джон! Пока он жив, мы обязаны молиться триединому Богу за его выздоровление. Но лагерем кто-то управлять должен. Я слишком неопытен и не могу. А вот Руадару эта задача по плечу, — я указал на его удивлённую бородатую морду. — Пока он восстанавливается от ран боевых, физический труд ему противопоказан. Но ему ничего не мешает планировать, распределять и командовать. Я считаю, что он сможет заменить Джона, пока тот выздоравливает. А когда выздоровеет, тогда и будем решать дальше. Как считаете?

Хоть в этом доисторическом мире вряд ли слышали о демократии, голосование прошло успешно. Руадара наделили властными полномочиями, Кервин достал мешочек с сухими наркотическими листьями и все начали отмечать. В наркотиках я не нуждался, хоть мне их и предлагали, и увёл домой уставшую и клевавшую носом Дейдру. Зажёг факел у двери, торопливо подкинул дровишек в затухавшую печь и раздул огонь. Было хододновато и я поёжился. А затем посмотрел на стол, на котором ещё было заметно кровавое пятно, оставшееся от бедолаги Уилсона, и эмоции накатили с новой силой. Дейдра заметила это и засуетилась. Окружила меня заботой, успокоила и поменяла повязку.

— Вот это да! — пробормотала она. — Рана почти затянулась. Невероятно!

Я провёл пальцем от начала пореза до его конца.

— Я же всё-таки аниран... Давай ложиться, милашка. Я хочу поскорее обо всём забыть. День выдался слишком тяжёлый...

Но хоть я и заснул, поспать мне не удалось. Едва я нырнул в царство Морфея, мне приснился сон.

...Я был маленьким оранжевым шариком, летавшим между замёрзших стволов и покрытых снегом ветвей. Я знал, что лечу с определённой целью, но не понимал куда. Просто двигался вперёд. Вскоре передо мной появилась широкая снежная поляна, посреди который находилось огромное выжженное пятно. Я на секунду завис над ним и полетел дальше. Врезался в стену из выструганных брёвен и разбился на тысячи маленьких-маленьких осколков. Просочился сквозь брёвна и увидел двух людей, спящих под огромной коричневой шкурой.

— Помеха устранена, — произнёс знакомый голос в моей голове. — Продолжаем...

...В этот раз я уже не вскакивал. Просто открыл глаза и уставился в низкий потолок. Сна не было ни в одном глазу и я печально вздохнул. Я очень хорошо расслышал произнесённые слова. Догадываться не стал, ведь прекрасно понимал, о ком говорит голос... "Помеха устранена". Уилсон устранён. Именно он защищал меня, когда находился рядом. Он чувствовал его. Он чувствовал исходившую от голоса опасность. И посредством телепатии защищал меня... Но теперь его нет. А значит — "продолжаем". Как и говорил этот голос. Продолжаем делать... что-то.

Я выбрался из-под шкуры и поёжился. Прошёл к печке и подложил дровишек. Спать я уже не хотел, так что пришла пора подумать над тем, что делать дальше. Я забрался под медвежью шкуру и прижал к себе Дейдру. Она закинула мне на шею тоненькую ручку и расположилась на плече, так и не проснувшись.

Старейшина Элестин немного выбил меня из колеи своим перерождением. Ранее он казался мне безобидным старичком, а не скрытным наблюдателем. Но теперь, когда он перестал юлить, всё изменилось. И пока я не мог понять к чему это приведёт. Рассуждал он вполне логично и в его словах была доля истины. Оставаясь в лагере, я ни к чему не приду. Как за 7 зим не пришёл Джон. Я просто буду плыть по течению, теряя время. Время, которое для этих людей слишком драгоценно, чтобы расходовать его без смысла. Так что, по большому счёт, старикан прав. Нечего тут сидеть. Надо искать возможности для личностного роста. Заняться, наконец, исследованием этого мира. Отправиться в путешествие. Попробовать понять, как тут всё устроено. Не с Элестином, конечно, отправляться в какой-то там Обертон, а устроить экспедиционную вылазку. Пусть Джон выздоравливает и остаётся здесь. А я наберу желающих и по весне отправлюсь куда-нибудь. Может, мы не только кого-нибудь отыщем, но и поймём насколько изменился мир за те две зимы, прошедшие с тех пор, как к ним прибился бедняга Линор. Парень погиб сегодня и был последним, кого приютили в лагере. С тех пор никто не приходил. Значит там, далеко-далеко за границей лагеря, что-то происходит. И мне пора начинать выяснять что. Не отправляться со старичком за ручку, словно гусляр и его ученик, а действовать самому. Перестать плыть по течению, а попробовать поплыть против...

...Следующие несколько дней были для меня очень сложными. Боль от потери друга утихала очень медленно. Я постоянно вспоминал Уилсона и практически ничего не ел. Просто кусок не лез в горло. Дейдра старалась поднимать настроение, но у неё мало что получалось. Даже секс с ней не приносил особого удовлетворения. Из-за ублюдского голоса, теперь каждую ночь звучавшего в моей голове и твердившего лишь одно: "убей его!", я перестал спать. Ночь для меня превратилась в пытку. Я хватал пару часов сна днём, но этого было недостаточно. Я очень быстро стал слишком раздражительным и жители это заметили. Привели ко мне Кервина со своим неразлучным чайничком и я, впервые в жизни, надышался столько наркоты, что отрубился моментально. А когда проснулся ближе к вечеру, чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся. Поэтому листья с дерева Юма до конца зимы стали моими надёжными спутниками. Когда я прибывал в наркотическом забытьи, голоса не тревожили меня и больше не призывали к убийству Джона.

А ему с каждым днём становилось всё хуже. Несмотря на то, что Мелее удалось обработать раны и держать в сознании, пока не возвращалась боль, Джон чахнул. Если он и обладал регенерацией подобной моей, то она не справлялась. Длинные когти жутких тварей оставили на его животе глубокие раны и Мелея предполагала худшее: или были повреждены внутренние органы, или началась гангрена. Конечно же, она выражалась не столь изысканными словами, но я всё понял. Посещал её избушку, смотрел на покрасневшие раны на животе Казинса и ругался сквозь зубы. Хоть Руадар вполне неплохо справлялся с обязанностями управленца, всё же он был не Джон. Даже не обладал достаточным багажом знаний, чтобы подсчитать оставшиеся запасы. Плохо умел считать и ничего не знал об умножении. Пришлось помогать с этим вопросом.

Элестин внимательно за мной наблюдал, но активных действий не принимал. Решил оставить в покое. Так и не проговорился про "гончих", но постоянно ходил недовольный. И чем ближе становилась весна, тем недовольнее он становился. Джона практически не посещал, видимо, списав его со счетов. А вот за мной ходил по пятам. Утверждал, что как только закрепится весна, нам надо отправляться в дорогу. Стал я элотаном или нет, для него уже было неважно. Он выбрал меня и хотел отсюда убраться как можно быстрее. В конце-концов мне это надоело и я заявил, что сам буду решать, что делать и когда. Как только я буду готов, я дам ему знать. И если у него недостаточно терпения, пусть лучше выпьет лишнюю чарку секхи, чтобы время шло быстрее.

Часть 2. Глава 12.

Когда морозы немного спали, а Дагнар сказал, что зима через полторы декады закончится и начнётся потепление, к нам с Дейдрой в гости пожаловала Мелея. Она давно уже не дулась ни на меня, ни на внучку за ту связь, в которую призывала не вступать, и присела у порога. Обрадованная Дейдра бросила зашивать мою рубаху и поставила перед ней кружку с водой и кусок хлеба, намазанный мёдом.

— Бабуля это тебе. Кушай.

— Спасибо, солнышко. Здавствуй, аниран.

— День добрый, Мелея. Что тебя к нам привело?

— Тебя элотан кличет, — сказала она. — Он очень слаб. Постоянно бредит и пребывает где-то между сном и явью. Впадает в беспамятство, потом просыпается и пытается встать. Больше не может засыпать без "дыма забытья". Для него он единственное лекарство.

— Он так плох? — спросил я и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Джон мне нравился. Хоть он никогда не рвался в бой, я испытывал к нему уважение. Он не был трусом. Он был самым настоящим прагматиком. Был рассудительным и уверенным, когда дело касалось общины, за которую отвечал. К тому дважды спас мне жизнь. Первый раз, когда приютил. Второй, когда сам получил ужасные раны. И я был многим обязан ему.

— Да, плох, — подтвердила Мелея. — Я боюсь, началось заражение. Он не идёт на поправку, а медленно угасает и только шепчет твоё имя. Я решила, что тебе пора с ним переговорить. Возможно, времени на это больше не будет.

— Спасибо, Мелея, — я принялся торопливо одеваться. — Я сейчас же отправлюсь к нему.

Я засунул ноги в тёплые ботинки, накинул тулуп и шапку и выскочил на двор. Добежал до избы знахарки и зашёл внутрь. Ненея сидела у изголовья кровати и вытирала пот со лба Джона.

— Здравствуй, аниран, — поклонилась она, увидев меня. — Он ждал тебя. Я не буду мешать. Подожду за дверью.

— Оденься. Там холодно, — дал совет я и она ему последовала. Кивнула, накинула полушубок и вышла за порог.

Джон действительно выглядел плохо. Небритое лицо вытянулось и осунулось. Тело было прикрыто несколькими шкурами, а руки, лежавшие поверх, дрожали. Совсем рядом на столике дымил чайничек и Джон иногда поворачивал голову и втягивал спасительный дым ноздрями.

Я вздохнул и присел рядом, чувствуя, как грудь сжимают тиски. Я понял, что он не выкарабкается. Сердце заколотило от жалости, а в глазах появились слёзы.

— Джон... Джон, ты слышишь меня? — его давно немытые волосы слиплись от пота, а голова, казалось, горела, когда я провёл рукой. — Держись, мужик. Ты справишься.

Он повернулся ко мне и посмотрел затуманенным взглядом.

— Иван, ты?

— Я, Джон.

— Скверные дела, Иван, — прошептал он. — Для меня...

— Погоди ещё. Не спеши себя хоронить. Организм победит. Ты только борись!

— Уже не важно... — еле выдавил из себя Джон и принялся искать мою руку.

— Как это не важно!? Да ты что!? Сражайся, твою мать! Без тебя у этих людей нет шансов! Ты должен жить хотя бы ради них!

— Я видел сон... — он всё-таки нащупал мою руку и крепко сжал. — И не один раз. Этот голос...

— Плевать на него!

— Погоди, послушай... Он перестал призывать тебя убить... Каждую ночь он шепчет другое... Теперь он требует, чтобы я передал свои силы тебе...

— Что-что??? Передал? Как?

— Он мне сказал, — голос Казинса слабел. Разговор давался ему тяжело. — Он мне объяснил... И я готов исполнить его желание...

— Разве это возможно? Мы же... Я думал...

— Сядь ближе, мой друг... Я устал... Я устал от этой боли... Я не справляюсь... Дай мне свою руку... Левую...

Джон втянул носом наркотического дыма, положил правую руку на прикрывающие тело шкуры и повернул ладонью вверх. Затем принялся левой искать мою руку и я протянул её.