— Это махди, — сказал Аверре. — Ты должна принять сыворотку прежде, чем они тут появятся.
Какое-то время Изма смотрел туда же, а потом вскарабкался на дерево обратно. Аверре полез в карман за ампулой, но мама его остановила:
— Я не стану, это опасно и глупо. Ты можешь оставаться здесь, если хочешь, но я возвращаюсь в Мероэ.
Лицо наставника будто окаменело.
— Все-таки пойдешь к Занди? — спросил он отстраненно.
Мама заглянула ему в глаза и ответила:
— Это будет правильней всего.
— Он ее не заслуживает.
— Никто не заслуживает. Игла — слишком могучий артефакт, чтобы находиться в чьих-то руках и быть при этом безопасной для других. Прости, но твои слова убедили меня лишь в одном — ее следует оставить там, где она есть и не дать попасть к лейрам. Я думаю, что смогу заставить его светлость помочь мне в этом, но тебе придется смириться и вернуться тоже, ведь, ни ты, ни Бавкида, ни кто-либо другой не готовы к той силе, что сокрыта в этой Игле.
Она коснулась кончиками пальцев щеки Аверре, но он отклонил ее руку, словно она стала теперь чужой.
— Прости, — сказала мама. — Это лучшее, что можно сделать. Некоторые вещи никогда не должны быть найдены.
— Все, что спрятано, — проговорил мастер мрачно, — должно быть найдено.
Мама хотела что-то возразить, но в нескольких сантиметрах от нее просвистел пущенный аборигеном дротик и с тихим свистом впился в ствол.
— Госпожа Сол! — прикрикнул Изма. — Давайте поторопимся!
— Идем, Батул, — шепнула она и перемахнула на соседнюю ветку.
Я представления не имел о том, как у нее с Измой могло бы получиться выбраться из джунглей, когда махди будут дышать им в спину, но мое внимание сейчас было приковано к Аверре, который безучастно смотрел на убегающую от него женщину и даже не собирался двигаться за ней следом. Как будто в нём происходил сложный внутренний конфликт, а секунду спустя, он явно на что-то решился.
Выпущенный аборигенами ряд стрелок сильно отклонялся от цели — попасть в маму они никак не могли, но только не когда небрежный взмах Аверре подправил траекторию их полета, умножив скорость в несколько раз, и они всем скопом вонзились в спину, ни о чем не подозревающей Сол Эпине.
Она не успела вскрикнуть и даже ничего не почувствовала, как будто всего лишь неуклюже оступилась, но не подумала за что-нибудь ухватиться, уверенная, что собственные способности помогут ей восстановить равновесие. Жаль только яд аборигенов действовал на незащищенный антидотом организм слишком быстро, парализуя его за доли секунды. Мне оставалось только смотреть, как моя мать, безвольно, как тряпичная кукла, с глухим и влажным до отвращения звуком ударилась головой о нижнюю ветку, после чего её тело навсегда скрылось во тьме нижних уровней леса.
Глава 27
Заговор
Мама!!!
Пронзительный мысленный вопль разорвал воспоминание Измы на лоскуты, словно когтистая лапа зверя тонкий листок бумаги. Меня буквально вытолкнуло из сознания мекта, швырнув на пол с такой силой, что разом выбило из легких весь воздух.
— Что случилось?
Сквозь слезы я увидел нависшее над собой взбудораженное лицо Эйтн. Я не ответил ей, а все прокручивал в голове страшную сцену падения мамы, одновременно пытаясь убедить себя, что на самом деле все произошло совсем не так, что все это неправда. И тут же отвратительный холодный голосок где-то в глубине сознания язвительно твердил об обратном.
За десять лет своей жизни я не привык — привыкнуть к такому было невозможно, — но смирился с мыслью о том, что мамы больше нет. Однако увиденный в воспоминании момент ее смерти, убийства, прорвал так долго и тщательно возводимую плотину равнодушного цинизма, что давно забытое горе хлынуло через нее вулканическим потоком, едва не обуглив мозг ни в чем неповинного мекта.
Оторвав голову от пола и, утерев со щек слезы, я взглянул на лежащего ничком и не шевелившегося мекта. Отойдя от меня, Эйтн пробовала перевернуть его на спину. Я вдруг ощутил доселе практически неведомое чувство вины за содеянное. Если Изма умрет здесь и сейчас, это будет преследовать меня до конца дней.
— Изма! — тормошила его Эйтн. — Изма, приди в себя! Ну же! — Потом быстро оглянулась: — Он холодеет! Что ты с ним сделал? Что там такого увидел?
— Убийцу, — безжизненным голосом отозвался я, подползая к ним на коленках.
Бесцеремонно оттеснив Эйтн в сторону, я заставил мекта перевернуться на спину, после чего попробовал нащупать у него пульс. Тот был слабый, но ровный. Это заставило меня облегченно выдохнуть, а потом снова вклиниться в разум Измы и силой своей воли вырвать его из забытья. Он изогнулся всем телом, будто из него вытягивали душу, и с тихим стоном, наконец, распахнул глаза.
— Поднимайся, — сказал я.
Выпучив глаза, Изма узнал меня и часто-часто задышал. Скорчив непонятную гримасу, он попытался быстро отползти в угол, после чего его обильно стошнило на пол.
Не рискуя приближаться к нему, чтобы не доводить до сердечного припадка, я спросил:
— Как ты уцелел?
— Я н-не знаю, — с трудом выговорил он в слезах, давясь собственной рвотой. — Я, правда, не зна...
Я распахнул дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха. Собственные слезы уже успели высохнуть. Дыхание пришло в норму. Только тугой узел, скрутивший нутро, никак не желал ослабевать, хотя так, наверное, и должно было быть. Застаревшая боль, загнанная глубоко и заново растревоженная не могла так легко отпустить.
Не перестававшая удивлять, Эйтн оставалась рядом с Измой, пытаясь как-то его поддержать. Но смотрела она на меня, и, хоть убейте, не понимаю, почему мне показалось в ее взгляде сочувствие.
— Что ты увидел?
Я молчал. Но вовсе не потому, что не хотел говорить. Просто не знал, какими словами объяснить то, что только что навсегда перевернуло мою жизнь.
Я сказал:
— Я постоянно слышу, как кто-то называет лейров чудовищами. И ты, в том числе. Но вы представить себе не можете, на что бывают способны некоторые из нас. Твой дядя — великолепный притворщик. Мне даже думать противно о том, как легко ему удавалось управлять всеми нами, и с какой простотой мы покупались на его слова. Я раньше считал его идеалом лейра. А в итоге? Но так, наверное, бывает постоянно?.. Это просто я такой наивный идиот. — Я отвернулся и подошел к окну. Меня трясло как в лихорадке.
Эйтн долго продолжения ждать не стала.
— Что ты увидел? — повторила она.
— Правду о том, к чему приводит слепая вера. Ведь он просто играл со всеми. Всегда и везде играл. Чужими руками добивался поставленной цели, а если не получалось, то хладнокровно уничтожал тех, кто ему доверял, как моя мать.
Объяснение вышло скомканное, впрочем, Эйтн уловила главное:
— Я тебе не верю!
"А как же иначе?" — подумал я, совсем не удивившись, кивнул и обернулся. Лицо племянницы Аверре стало бледнее обычного.
— Всего лишь за то, что раскрыла его планы и, как ты выразилась, отказалась плясать под его дудку. Теперь-то я понимаю, отчего он так испугался в тот раз, когда я ненароком прорвался к воспоминаниям Измы...
— Неправда, — все-таки возразила она. — Этого быть не может.
Я запрокинул голову и громко рассмеялся.
— Думаешь, мне не все равно? Я сам все это видел. Изма все это видел. Четырнадцать лет назад Сол Эпине не просто исчезла в джунглях. Она была убита... убита другом, которому доверяла. Батул убил ее!
Эйтн вернула взгляд Изме и тот, собрав остатки сил, кивком подтвердил мои слова. Впервые на своей памяти мне удалось увидеть, как маска сдержанности леди Аверре дала трещину, приоткрыв чувства. Сказанное мной сильно потрясло ее. Впрочем, справилась с собой она значительно быстрее, чем я ожидал.
— А расследование? — спросила она. — Неужели никто из ваших людей не попытался пролить свет на ее исчезновение?
— Думаешь, сопляку, вроде меня, кто-то что-то потрудился объяснить? — в ответ задал вопрос я. — Даже став старше, я так и не услышал ни одной правдоподобной версии. Самый надежный свидетель утверждал, что не видел Сол с момента, как вернулся из джунглей. А кто бы стал сомневаться в репутации лейра уровня Аверре? Мне никто ничего не сказал. Никто. Я даже не знал, что мама когда-то была здесь, пока Занди не проговорился. Технически дело об исчезновении Сол Эпине до сих пор остается открытым, но фактически... никому уже нет до этого дела.
Эйтн хотела что-то сказать, но передумала и, обхватив себя руками, едва заметно задрожала.
— Что ты намерен делать? — спросила она.
Я молчал, потому что не думал над этим вопросом. Я знал, что бросить открытый вызов Аверре будет слишком опрометчиво. У меня ни за что не достанет сил сразиться с ним один на один. Да что там сил, — храбрости. Единственный путь — это действовать аккуратно и исподтишка. Но для этого надо было...
— Освободить Занди.
Оба: девушка и мект уставились на меня:
— Каким образом?
Признаться, я и сам еще этого не понимал, как вдруг неожиданная догадка осенила меня своим значением:
— Батул сам дал мне в руки ключ. Он поступил глупо, сделав мне укол сыворотки. Я могу обмануть аборигенов, так же, как это в прошлом сделал он. Например, пробраться в темницы, оглушить стражу и помочь графу сбежать — все до неприличия просто. Не знаю, правда, сколько времени еще продлится его действие, так что придется поторопиться.
— А как же Игла? — спросила Эйтн.
Довольный своей сообразительностью, я уставился на нее:
— Тебя больше ничего не волнует, верно?
— Кто бы говорил...
Я закатил глаза и тут же задумался над тем, что еще услышал от мамы.
— Изма, напомни, сколько лет назад жил первый предок нашего драгоценного графа?
— Примерно полторы тысячи лет, сэр, — ответил мект, наконец, справившись с желудочной слабостью и кое-как встав с пола.
— И Рех"им жил тогда же.
— Что за Рех"им? — вставила Эйтн.
— Первый махдийский жрец, госпожа, — отозвался Изма. — Во время его правления на Боиджию прилетели люди. Они заключили с ним договор, после которого великий махдийский жрец скоропостижно скончался.
— И что с того?
— А то, что после смерти, головы жрецов принято мумифицировать, что аборигены и сделали, — ответил я. — Моей матери попали в руки парочка таких экспонатов. Помнишь те головы, что мы видели в лавке? Она говорила, что застывший мозг образует нечто вроде кокона, непроницаемого ни для одного сканера, даже ментально его было не прощупать, — не лучшее ли место, чтобы спрятать Иглу?
— Ты серьезно? — осторожно осведомилась Эйтн.
— Более чем, — сказал я, возбудившись вдруг сверх меры. — И Батул об этом узнал, только... нужная голова ему в руки так и не попалась! Ведь Занди совершил кражу, когда был еще ребенком задолго до того, как Аверре впервые посетил Боиджию. Значит, он не мог знать о том, что искомая Игла все время находилась так близко...
— Считаешь, что она по-прежнему внутри этой головы?
Я пожал плечами:
— По крайней мере, это единственное, что кажется мне логичным.
Вновь отвернувшись к окну, я попытался прислушаться к себе, осторожно приоткрыв дымную завесу, под которой приберег полученное от Измы видение убийства матери. Подстрекаемая гневом и неспособностью как-то изменить увиденное, пламенная буря вернулась, как и ожидалось с той же легкостью, с которой мертвый штиль внезапно оборачивается штормом.
— Как мы ее достанем?
Вопрос Эйтн заставил меня быстро упрятать мысли о маме подальше и повернуться к ней со словами:
— Понятия не имею. — Тут я задумался: — Если только...
— Если только, что?
Мой взгляд упал на маленький столик, где оставался лежать неувядающий подарочек Сай"и. Я подошел к нему и взял в руки.
— Если только, — вновь заговорил я, — кое-кто нам не поможет.
Пока Эйтн и Изма соображали, о смысле сказанных мною слов, я аккуратно отщепил два сросшихся семечка от нижнего края соцветия и спрятал их в своей маленькой склянке. То, что пришло мне на ум, вовсе не было откровением, лишь догадкой, проверить которую я счел необходимым по одной простой причине — Сай"я была единственной, кто проявил ко мне столь неожиданный интерес, а я не из тех, кто считает такие вещи совпадениями.
— Что ты задумал? — задала вопрос Эйтн.
Но ответил ей уже не я:
— Что бы он ни задумал, это не имеет сейчас значения.
Все трое, как по команде обернулись к двери и воззрились на возвышавшегося в открытом проеме Аверре, с улыбкой самой дружелюбной, застывшей на хитром лице.
— Сет, будь добр, отойди от стола.
Сердце мое опустилось в пятки, но лишь для того, чтобы освободить место для кое-чего пострашнее. Наши с ним взгляды скрестились, как древние шпаги со звоном, который был слышен всем восприимчивым к токам Теней. Только что притихший зверь заворочался в груди с новой энергией. Хоть я и постарался, чтобы внешне это никак не отразилось, Аверре заметил перемену:
— Ну что ты так на меня смотришь? — с мягким укором сделал он выговор, словно маленькому ребенку. — Я вижу, как ты пытаешься задушить гнев внутри себя, и все думаю — зачем? Прикидываешь, как поступить правильно? Думаешь, стоит ли попытаться наброситься на меня прямо сейчас или подождать более подходящего момента? Как всегда прислушиваешься к своим инстинктам? И что они говорят тебе на этот раз, могу я спросить?
— Вы слишком много говорите, мастер, — прошипел я.
Аверре печально вздохнул, сцепив перед собой руки, а затем переступил порог и вышел на середину комнаты. Эйтн и Изма при этом стояли, словно изваяния из камня — ни слова, ни движения.
— Моя ошибка — рассказать тебе о сыворотке, — подмигнул он. — А знаешь, в чем твоя? Верней, это даже не ошибка, а недостаток. В тебе нет твердости характера, Сет. Нет стержня. В тебе есть достоинства, я не спорю: сильная личность, ум, но ты чересчур гибок. Ты прогибаешься, даже когда важно непросто не сломаться, а стоять как скала. Вот в чем твоя проблема. Ах, дорогая, — вдруг точно опомнившись, Аверре повернулся к Эйтн, — отдай-ка мне эту штучку. — Он протянул ладонь, в которую тут же перекочевало оружие его племянницы. — Пусть пока у меня побудет, — и спрятал его в карман. — Кстати, я ушам своим не поверил, когда понял, что вы планируете заговор, даже не потрудившись спрятаться. Неужто ни одному из вас не пришло в голову, что здесь у всего есть уши? Но, спорить не стану, мне понравился ход ваших мыслей, особенно после того, как ты вскрыл его память...
Я посмотрел на Эйтн, ожидая от нее какой-то реакции, но естественная невозмутимость и холодность вернулись к девушке, и теперь прочесть что-либо по ее лицу было невозможно. Хотя, как мне казалось, я понимал, что она чувствовала в этот момент: мы словно кучка недорослей, школяров-неудачников, обдумывали дело на виду у тех, против кого собрались выступить. Мы были идиотами. Эйтн и Изма — потому что обратились ко мне за помощью, а я — потому что думал, будто смогу что-то сделать. Однако еще большим глупцом я стал бы, если б вот так молча с поникшей головой продолжал выслушивать насмешки человека, в один миг из друга и наставника превратившегося в убийцу и смертельного врага.
