— Потому, что это был мой косяк, да — mea culpa... — со вздохом вскинул ладони Бонд: джентльмен, признаЮщий поражение в fair play. — Я же поначалу думал — быть такого не может, чтоб двое, одновременно, изменили присяге! А потом сообразил: нет, может! Может, если это — любовь, и выбор — между присягой и возлюбленным! Когда это не двое, а, считай, один — "плоть едина", как говорено Господом нашим!..
— Ты чего несешь?!? — заорал Николсон.
— Я всё понимаю, Том: сердцу не прикажешь, — вел свой вдохновенный монолог Бонд, — но мне-то каково это видеть! После всего, что было между нами тогда, во Фландрии! Послушай... — жалобно запнулся он, — давай вернем всё, как было: тот мой роман с... ну, ты помнишь... был ужасной ошибкой! Только избавься от этого мерзкого человечишки! — и он патетически простер руку в направлении ошеломленного Бишопа (мотивированным, по позе, движением подобрав наконец под себя ноги).
— Ма-алчать!!!
Ну, теперь можно и замолчать. Собственно, всё и так уже сказано: грохни сейчас своего засветившегося подельника, списав на него все косяки (ведь всё равно кого-то придется назначать крайним за исчезновение Ди!) — а полфунта порошка поделим...
— Пристрели обезьяну! — командует резидент своему заму, не отрывая взгляда от Бонда.
— Черта с два! — отвечает тот, просчитав расклад не хуже шефа (ага-ага, ты останься сейчас один против двоих с разряженным пистолетом!..) — По обезьяне — сам стреляй!
Оба пистолета чуть отворачиваются от Бонда, и в тот же миг коммандер, истошно заорав: "Вырви им глаза, Мими!!!" (чисто чтоб задействовать отвлекающий фактор: вербальные команды обезьянка вряд ли воспринимает) предметно демонстрирует, что он и вправду "очень опасный человек": менее чем за секунду он успевает выхватить метательный нож, скрытый у щиколотки, с разворота сразить им Николсона (из позиции, из которой никто и никогда ножей не мечет) и, перекатом по полу, добраться до лежащего посредине комнаты тесака; четко проскользнув под бестолковым выстрелом растерявшегося Бишопа.
А вот пуля, выпущенная напоследок, уже на автомате, оседающим с ножом в горле Николсоном, "отменным профессионалом", попадает-таки в Бонда...
Вроде бы и ничего особенного — касательное ранение в руку, кость не задета, — но точнехонько в ту самую недолеченную царапину, полученную им четыре дня назад на фрегате "Великая Пруссия".
И мгновенная боль напрочь выключает сознание коммандера...
ВОТ И ВСЁ.
— — -
— Кто такие?
Свет факела запрыгал по лицам Серебряного и его сопровождающего-телохранителя — Тита Кузьмича, выхватывая из стремительно сгустившихся осенних сумерек перила мостика через канал и черные епанчи патрульных с серебряными зиг-рунами: четверо, с оружием наготове — усиленный вариант несения службы...
— Купец второй гильдии Афанасий Никитин, с приказчиком. Следуем на тот берег, в гостиницу "Два шпиля", сержант.
— Ну-ка, пускай твой приказчик тоже подаст голос!
— Вы об чем, сержант? — Тит Кузьмич, как заметил Серебряный, успел на всякий случай расстегнуть свой полушубок, открывая руке путь за пазуху.
— Не, оба — русские! — обернулся к своим чекист. — Всё, проваливайте не задерживаясь!
"Не иначе, как это Бонда ловят! Ничего себе..." — сообразил князь, двинувшись было мимо посторонившихся патрульных — и тут из темноты прозвучала команда:
— Стоять! Сержант, подсвети-ка левого, купца! — а спустя мгновение — смешок: — Воевода! Чому ж це вы без погон, опять?
ВОТ И ВСЁ!
ВОТ И ВСЁ.
ВОТ И ВСЁ...
Из разыскного листа Чрезвычайки его, разумеется, за эти годы никто не вычеркнул — да и с чего бы?
Воистину: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным"...
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Серебряного — и вихрь тот уложил ему на язык следующие слова:
— Опять без погон — потому что опять на задании, штурмфюрер. И если что — МОЖЕМ ПОВТОРИТЬ!
Молчание длилось долго — в темноте явно взвешивали что-то на внутренних весах.
"Ты меня убить хотел. Я тебе это запомню. — Не убил ведь. — Да, не убил... Это я тоже запомню."
Наконец из темноты прозвучало:
— Ладно, хватит уже нам дружественного огня...
— Вот именно. Мы ж ведь не англичане какие, верно? — ухмыльнулся Серебряный. — Удачи вам тут, штурм.
— И вам — встречно.
...Сержант с факелом, глядя вслед удаляющейся двойке, поинтересовался:
— Знакомые, герр оберштурмфюрер?
— Да, — небрежно кивнул тот. — Встречались как-то... на совместной операции.
— Соседи?
— Они самые. Тоже, похоже, ищут англичанина — по своей линии.
— Отмечать это в рапорте?
— Зачем? У них — своя служба, у нас — своя.
— — -
Когда Ди очнулся, голова его пребывала, конечно, в ужасном состоянии, но была уже перевязана, руки освобождены, а прямо у губ имело место быть горлышко фляги:
— Ну-ка глотните, доктор: ваш любимый, ямайский. Всё уже позади, поздравляю!.. Кстати, вы очень удачно рванули в темноту при начале нашей атаки: те ребята запросто могли решить насчет вас: "Так не доставайся ж ты никому!"
Сколько народу и какого находилось вокруг — неясно: три светильника не позволяли толком разглядеть тени, перемещающиеся в гулкой черноте подвала. В световой круг, очерченный дальним из них, попадали лишь сапоги неподвижно лежащего на полу человека; тут как раз рядом возникли две тени, и сапоги тоже ускользнули во мрак, скрывавший их невезучего хозяина.
— Мы сейчас переправим вас в штаб-квартиру "Западно-Балтийской компании": это, пожалуй, самое безопасное для вас место в этом городе, — у человека с флягой был странный акцент, а лицо скрывал капюшон. — Если вы, конечно, не возражаете.
— Конечно, не возражаю. Вы ведь из службы Джуниора?
— О, нет: мы гуляем сами по себе, — рассмеялся человек в капюшоне. — У нас в этом деле свой, отдельный интерес. Передайте, пожалуйста, дону Вальсингаму самые теплые и дружеские пожелания от дона Корлеоне.
— Понятно.. А причем тут Орден? И кто такой Падре?
— Ну, доктор, вам же известна Схема — в общих чертах, без деталей: в Перу — уникальное сырье, в Англии — уникальная технология его обработки, а между ними — мы, как необходимый обоим посредник. Орден же решил сосредоточить все три звена цепочки в собственных руках и получать монопольную прибыль — "Во имя Господа и именем его". Человек, известный вам как Падре, — один из руководителей секретной службы Ордена и ведущий этой операции. По ходу ее они стали действовать небывало жестко, не по понятиям: несколько наших курьеров и посредников в Европе и в Новом Свете были захвачены и погибли под пытками; мы, понятное дело, не остались в долгу; впрочем, вас это всё совершенно не касается.
"Агенту 007" детали жестокой тайной войны между секретными службами Ордена и Сицилийской династии были бы как раз очень интересны, но, пребывая сейчас в ипостаси "D", он с чистой совестью кивнул:
— Безусловно, не касается.
— Короче говоря, нам стало ясно, что рано или поздно объектом их интереса станете вы — великий алхимик и научный руководитель секретной Гвианской экспедиции. Мы стали терпеливо ждать — и вот дождались: Падре в наших руках, живой и пригодный к даче показаний.
— То есть вы попользовались мною как приманкой? — мрачно усмехнулся Ди.
— Можно назвать это и так. Только не забывайте: если б не мы — вы, доктор, сейчас задыхались бы в трюме под ящиками с контрабандным товаром, в качестве законной добычи Ордена... И кстати: по ходу допросов Падре наверняка всплывут кое-какие детали этой их операции, небезынтересные для дона Вальсингама — и мы вполне готовы ими поделиться.
— Да, сэр Фрэнсис чрезвычайно ценит сотрудничество вашей Службы, дон... Дон?..
— Можете называть меня просто: дон Сицилиано, — усмехнулся человек в капюшоне. — А насчет сотрудничества... Понимаете, мы чрезвычайно ценим свое положение в той трехзвенной Схеме, как незаменимых посредников; поэтому status quo той Схемы — это наше всё. Ведь нам же сейчас не приходит в голову превратить вас, доктор, в свою законную добычу — как это пытался сделать Орден, — дабы заиметь в своих руках два звена из трех! Вот и вам, со своей стороны, не следует искать обходные — мимо нас! — пути к источникам того американского сырья. Ей же богу, такие попытки могут обойтись вам — третьему звену Схемы — так дорого, что вы сейчас и представить себе не можете...
Дон Сицилиано на мгновение замолк, явно давая ему время зафиксировать всё это в своей памяти, а затем продолжил:
— Одним словом, мы уверены, что Схема достаточно уже отлажена и не нуждается в дальнейшей оптимизации. И мы очень хотели бы, чтоб эту последнюю фразу вы, доктор Ди, довели до сведения глубочайше нами уважаемого дона Вальсингама ДОСЛОВНО.
— — -
Когда Бонд очнулся, первое, что он разглядел, было лицо Анны — осунувшееся какой-то иконной бледностью: та склонялась над ним в тщетной попытке приподнять с пола.
— О! Верхняя позиция, сэр? — попытался рассмеяться он. Майор Зимина, однако, тона не поддержала:
— Ты потерял дохренища крови, а надо уходить немедля. Чекисты будут тут максимум через четверть часа, и тогда нам конец, обоим. Соберись-ка... обними меня за шею, левой... вот так... так... уф!
Так, до стула добрались, ура... а кровопотеря-то, похоже, и вправду — dokhrenistcha... не отъехать бы обратно в отключку... но перевязано качественно...
— На, глотни как следует.
— Чего там? — кивнул он на появившуюся перед ним флягу.
— Мартини, zounds*!! Водка, естественно... И оставь там — мне тоже... нелишне.
— — — — — — — — — — — — — — — —
*Zounds! (ранне-новоангл.) — блин! (эмоционально выражает удивление или возмущение).
— — — — — — — — — — — — — — — — —
Коммандер окинул плывущим взором гостиную, и посейчас затянутую кисловатым пороховым дымом. Николсон, с метательным ножом в горле и намертво зажатым в кулаке "Вессоном" (и этот туда же...) покоился там, где ему и положено. А вот Бишоп встретил смерть, сражаясь тесаком; ЕГО тесаком, zounds! Он перевел взгляд на эфес итальянской шпаги у бедра Анны, отметив про себя — насколько же эротично та смотрится в мужском наряде!.. О! — кажется, мы возвращаемся к жизни!.. Так, еще чуток глотнуть — и вернуть.
— Я понимаю, что обязан тебе жизнью, — кивнул он в сторону убитого Бишопа, — но теперь все наши ниточки к исчезновению Ди оборваны. Операция провалена, такие дела.
— Ди уже у нас, — отмахнулась она, — на этот счет расслабься. А что до этого, с тесаком — так он был уже мертв, когда я тут появилась.
— Ага... То есть я, как бы, умудрился убить их обоих? "Не приходя в сознание"?
— Зачем обязательно — ты? Я лично полагаю, тут имело место преступление страсти: они ведь любовники — ну и порешили друг дружку в приступе ревности...
— Чего-оо?
— Того! Слушай и запоминай. Я заявилась сюда, по адресу из твоего письма-страховки, чтобы успеть тебя предупредить: лично, да, в нарушение инструкций, да! — но прощение получить легче, чем разрешение... Мы только что получили, по линии нашей Службы, срочное сообщение с Рюгена: Бишоп появлялся там перед самым твоим приездом, при этом в местной резидентуре он никому не сказался, а командировка эта никак и нигде не отмечена. Второе: они и вправду — любовники, могут создавать друг дружке любые ложные алиби, и всё такое. Третье — сразу по получении твоего письма-приманки Николсон передал чекистам "неофициальную просьбу английских союзников": изменника-Бонда, по возможности, ликвидировать прямо на месте — ибо официальное расследование создаст "лишние проблемы" для означенных союзников. При этом ни одну из точек рандеву он чекистам не сообщил...
— Это всё — легенда?
— Нет, это всё пока — чистая, неразбавленная правда. И у нас в самом деле не было уже времени сообщить тебе это через наши "почтовые ящики"... А вот теперь — слушай сюда: я всё же успела перехватить тебя на подходе к явке и зарядить тебя этой информацией. Тут-то как раз мы и услыхали внутри два выстрела; заглянули, застали там эти два трупа и поспешили убраться.
— Это — наша версия для внутреннего расследования? Гм... И ты полагаешь — ваши это купят?
— Если мы сумеем убраться отсюда, не попавшись чекистам — купят, никуда не денутся. А если нам удастся испариться, вообще не наследив — то и вопросов не возникнет. Собственно, никто из наших вообще не в курсе, что я тут...
— Господи... Господи, Энни... — только и смог вымолвить он. — Так ты?..
— Ну да, потеряла голову, совсем, — грустно кивнула она. — Дай гляну — может, куда закатилась тут, под мебель?
Быстро собрала с полу лишнее, не укладывающееся в картинку, оружие и обернулась к нему:
— Всё, двигаем. И имей в виду: если попадемся чекистам — меня прикончат за компанию с тобой; к несказанной радости Малюты — в его разборках с Басмановыми. Надеюсь, это придаст тебе сил, Джимми?
— Даже не сомневайся!
— Тогда глотни напоследок, для анестезии... и обопрись на меня... вот так!
Ночной маршрут тот стерся из его памяти напрочь; сознание пульсировало, временами оставляя его, и ничего с тем поделать было нельзя:
— ...Всё нормально, Джимми, не бери в голову! Это естественное состояние русской женщины — волочь на себе вусмерть пьяного мужика...
— Куда мы идем?
— Тут недалече. Считай, пришли уже — держись!..
— Обезьяну не потеряли?
— Ее потеряешь, как же!
...Просветление: фундаментальная дверь со смотровым окошком, сквозь которое Анна ведет переговоры на каком-то хитром слэнге; небольшая зала с разноцветными светильниками; крутая лестница наверх:
— Давай, Джимми, давай! Последний дюйм, ну же!
Дальше — провал.
...Новое просветление, четче и устойчивее прежних. Комната, залитая неярким красноватым светом. Он лежит на обширной кровати, совершенно раздетый, но частично укрытый тонким покрывалом. Рядом Анна, она стремительно раздевается, запихивая свой мужской наряд куда-то под койку.
— Где мы?
— Тут элитный бордель. Ты — мой клиент. А патруль — уже внизу, так что собери остаток сил, всё, что есть!
— Что будем делать?
— Ничего. Они ищут англичанина — так что просто постарайся быть русским...
Инструкция поспела как раз вовремя: дверь распахнулась без стука, и на пороге обнаружились черные епанчи с серебряными зиг-рунами.
Спецагент "Амазонка" завизжала — весьма натурально, прикрываясь какой-то скомканной сорочкой, — а коммандер, чуть приподнявшись на локте, осведомился несколько заплетающимся языком:
— KAKOVA HERA ?!
