Спасти Ссср ч2

— Союзных фондов.

— То есть РСФСР так? По факту мы имеем бунт против советской власти, причем бунт имеющий глубокие корни, там не только наркотики. И мы возьмем фонды у тех, кто не бунтует, кто несет свою ношу и не жалуется, и подбросим тем, кто устроил бунт. Вот только есть такое правило — что мы поощряем, то и получаем. Получается, что для того чтобы получить дополнительные фонды — надо разгромить обком партии.

Громыко, пока молодой Генеральный все это говорил — про себя ругался по-русски, потому что ругательств по-белорусски он не знал ни одного — в семье не ругались. Мальчишка! Он что — не понимает, как устроена эта система? Насколько мы все, в Москве зависим от позиции республиканских партийных элит и особенно — от малых но амбициозных республик, таких как Грузия?!

Ведь их много! Но представительство скажем Украины и представительство Грузии — отличается, но несильно. При том, что население Украины больше в десять раз. И он не понимает, что украинская партийная знать во главе со Щербицким — спит и видит, чтобы спихнуть его на волне регионального бунта! Который собрать сейчас проще чем когда бы то ни было!

Когда бьют по рогам одну корову — ноют рога у всех коров.

Россия? Плевать на Россию! Она молчала, и будет молчать! Тем более — после того как Романов, ленинградский первый секретарь — тоже готовит заговор! Потом они перегрызутся — но сейчас они с радостью сомкнут ряды, чтобы скинуть первого! И выход — кинуть кость тем же грузинам, потому что им власть не светит, и они это понимают. Но если региональщики объединятся с той частью русских секретарей, которых сумеет разагитировать Романов — тебе кранты, Миша. А ты все про какие-то фонды думаешь. И про справедливость какую-то.

Думать тебе надо о том, как в кресле удержаться

Громыко должен был или сейчас сказать, или потом — остаться и сказать: Михаил Сергеевич, против тебя заговор готовят, Романов и Щербицкий.

Но он не сказал.

Вечер принес новые проблемы. Точнее, проблем то он не принес, но и отдохнуть нормально, как нормальному советскому человеку не получилось. Сначала -по дороге сломался ЗИЛ. Это кстати чрезвычайное дело — машины из ГОН проверяют так же как самолеты, детали заменяют по ресурсу, а не по факту поломки. Понятно, что проблемы большой не возникло — пересели на другую и продолжили путь. Но ложечки нашлись а осадок остался

Вечером Раиса Максимовна рассказывала про институт, но увидев в каком я состоянии, оборвала себя на полуслове. Я был благодарен ей за это, после ужина пригласил погулять.

Еще не темнело. На небе ни облачка, а вечера летом долгие.

Подумалось — где-то рядом творит Виктор Цой. Это он напишет...

В городе плюс двадцать пять — Лето,

Электрички набиты битком,

Все едут к реке.

День словно два,

Ночь словно час — Лето.

Солнце в кружке пивной,

Солнце в грани стакана в руке.

Девяносто два дня — Лето,

Теплый портвейн,

Из бумажных стаканов вода.

Девяносто два дня — Лето.

Летний дождь наливает

В бутылку двора ночь**.

Лучшая песня про лето которую я когда-либо слышал. Очень под настроение

Помочь бы. Поддержать. Да товарищи не поймут. Но спасти смогу. Тупо прикажу доставить — поговорить. КГБшники доставят, дату я помню...

Если выживу

Интересно, зачем меня выбросило именно в это тело? Почему не в какое-то другое? Я же прекрасно бы прожил и так — с такими-то послезнаниями. Я помню, как росла и падала биржа, я знаю какие акции надо купить сейчас чтобы стать мультимиллионером потом.

Но нет.

— Так мне тоже непонятно, что ты в моей голове делаешь, товарищ. Может, свалишь уже

— Отстань. А? Не омрачай.

— А ты Раису не грузи. И вообще будь с ней ... помягче

— Эх, Михаил Сергеевич. Без жены твоей не выйдет то, что я задумал. И вообще — рискуем мы все. Если проиграем — даже не представляешь, что будет

— И что ты придумал?

— Институт уже набирает ход. Надо создавать на базе его спецслужбу

— Чего?

— Спецслужбу говорю.

— Это... как КГБ что ли?

— Ну, да.

— Этого не хватало. Раису Максимовну на КГБ! Ты с ума сошел!

— А ты зря так. Она умнее, чем ты думаешь. Умнее намного.

— Да я знаю, но ты как... это как — на КГБ?

— Очень просто. Нужна служба чисто контрольная, аналитическая. Без боевого звена. Работу ее не должны видеть. Реализовывать информацию должны другие. Ее задача — сбор информации. Какое прикрытие работает лучше всего?

— Чего?

— Ладно, ты не в курсе. Чтобы задавать вопросы и не вызывать подозрения — лучше всего иметь либо карточку журналиста. Либо представляться социологом. Я провожу опрос для социологии. Можно анкету заполнить?

— Ну и зачем все это?

— В Грузии то что происходило не видели годами. Не увидели бы и раньше, если бы не события. Почему?

...

— Потому что те, кто должны были видеть — первые бы и пострадали, если бы все вскрылось. Если у вас такой бардак — вы его и развели. А вот социологи ни за что не отвечают. Они фиксируют. Кроме того — они умеют видеть то, что не видят и умеют обобщать и делать выводы. Неприятные в том числе.

— Ты с кем разговариваешь?

Я даже не услышал, как подошла Раиса

— Сам с собой.

Раиса Максимовна пытливо посмотрела на меня

— Не переживай, я еще в своем уме. Разрешите...

Взявшись за руки, мы пошли на выход от дачи

— На работе плохо?

— Плохо не на работе, плохо в стране. Ты знаешь, что убийцу Эдика взяли?

— Слышала

Я удивился

— Откуда?

— Мерабу друзья позвонили.

— Интересные друзья. Как он?

— Работает.

— Уже оправился?

— Лучшее средство работа. Он пытается осмыслить и положить на бумагу то, что увидел. Нация и социализм.

— Интересно почитать. Формат какой?

— Обещает книгу, не брошюру

Реально интересно, без шуток. Это как раз то на чем споткнулась тогда страна. Мамардашвили хорош тем, что он философ мирового уровня, европейской школы. Помните, как говорил Сталин — без теории нам смерть.

Так это не просто слова. Действительно смерть стране без понимания того что в ней происходит.

— Он при задержании покончил с собой. Написал перед этим записку. Прочту по памяти, у меня нет ее собой.

И я прочел. Раиса Максимовна подавленно молчала

— Что?

— Ужас какой.

— Ужас в том, что мы многое не видим. Не знаем. Мы не понимаем что происходит на местах. Просто не понимаем, отчеты не отражают реальную суть вещей. По сути мы начинаем понимать что происходит только после ЧП.

— А как же... милиция?

— Покрывают друг друга. У всех же показатели, никому не интересно грязь на своих же участках раскапывать. КГБ интересно подставить милицию, но антисоветчики...

...

— Проблема в том, Рая, что антисоветчики это не только анекдоты и книги на машинке. Это уже сепаратисты вполне сформировавшиеся. Причем вирус сепаратизма проник как выяснилось и в партию. По крайней мере, сочувствие к сепаратистам.

Почти стемнело. Зажглись фонари — рядом с дачей часть леса осветили, причем так что светильники днем не видно было.

— Знаешь, Рая, мне опять твоя помощь нужна. Тебя и твоего института. Я сколько думал — и пришел к выводу, что только тот, кто не отвечает за происходящее на территории может ее объективно освещать. Это не КГБ, не МВД, не обком партии. Это либо журналисты, либо социологи и исследователи. Но своего человека на журналистике у меня пока нет, да и научный взгляд был бы все-таки лучше. Вместе с анализом... все-таки у вас целая наука, социология.

— Но у нас... это получается по командировкам надо мотаться.

— Помнишь, сколько мальчишек у вас на философии было?

Раиса Максимовна припомнила

— Мало совсем.

— Но были. Вот и набери. Совсем молодых. Пока человек десять. Но лучших.

— И они...

— Их задача искать такие места как Грузия. Горячие точки до того как они станут горячими

А если учесть, то что я их все знаю...

— А потом что?

— Изучать. Делать выводы. Принимать меры. Но пока нужны полевые исследования. Что на самом деле происходит, какие у людей ценности и идеалы, во что они верят, кто их кумиры. И так далее. Нам надо знать.

Раиса Максимовна остановилась и посмотрела на меня

— А ты уверен, что вы захотите это знать?

Опасный вопрос. Но верный. Одна из причин развала страны — никто ничего не хотел знать. Реформы начинались впотемках, при абсолютно неверном понимании мотиваций, как отдельных людей, так и общества в целом. Думаю, году в девяностом прозрели, но было уже поздно. Для партии стало шоком, насколько люди подвержены стяжательству и насколько сильны в обществе внутренние конфликты по всем направлениям. Когда плохо продуманным законом о предприятиях сломали нормативы и разрешили трудовым коллективам самим себе определять свой норматив отчислений на зарплату — люди повели себя не как хозяева, а как временщики, проедая не только прибыль, но и оборотные средства. Но и понять это можно — что еще ждать, если за всю жизнь ни разу досыта не наедавшуюся собаку поставить охранять сумку с мясом?

— Знаешь, Рая. Я знать — хочу. А остальным — придется. Иначе ... к черту все это. Просто — к черту...

...

— Пошли домой... совсем стемнело.

На обратном пути я вспомнил стихи... простые, я прочитал их на одном эмигрантском форуме. Ничего особенного — но они били по нервам неподдельной болью...

Ночью я чинила глобус,

Словно слесарь, как хирург.

Я поймала аэробус

И вернула в Петербург.

Ничего не пишут в прессе

Про волну народных масс:

Про трагедии в Одессе,

Про Донецк и про Донбасс.

Порыбачить едут вместе

Лидеры двух крупных стран.

Башни-близнецы на месте.

Мы не знаем про Беслан.

Нет японского цунами.

Землю больше не трясёт.

Нет бесплодия. А с нами

Дочь приёмная живёт.

В Баренцевом море гордо

Курск плывёт к родной земле.

Цою пятьдесят три года.

Он даёт концерт в Кремле.

Кармадонское ущелье

Снял в кино Сергей Бодров.

Лечат рак монахи в кельях.

Быстро и без докторов.

Не ведём дедов на площадь.

С сединою на висках.

Я чинила глобус ночью.

Я проснулась вся в слезах

* * *

.

Дай Бог — мы страну все же починим...

* Ксероксы

** В Цой. Лето

* * *

Стихи С. Бондарь

07 июня 1985 года

Ленинград, РСФСР

Опасения Громыко насчет заговора Романова и Щербицкого имели под собой самые серьезные основания.

Вопреки негласной табели о рангах — в полет отправился Щербицкий. Он сказался больным, лег в больницу в Киеве — но вечером его вывели из больницы черным ходом, погрузили в обычный РАФик, не из гаража обкома, а частный и отвезли на аэродром, где ждал самолет. Самолет был не аэрофлотовский, он принадлежал Днепропетровскому машиностроительному заводу и использовался для полетов на Байконур. Директор завода, Леонид Данилович Кучма — был в Москве на плохом счету, под него копали — и потому смена власти для него была хорошим шансом.

Для чего такие сложности? Дело в том что главы Ленинграда и Украины просто не могли встретиться открыто без того чтобы об этом узнали в Москве. Это было отработано еще со времен Сталина. Телефоны прослушивались. Каждый соратник мечтал настучать на шефа чтобы занять его место— в Москве всегда поощрялись и чествовались доносы и доносчики. Потому то — и потребовались такие экстраординарные меры безопасности — ночной полет в Ленинград на самолете, который по документам должен был забрать срочный груз на ЛОМО.

Сидя один в обычном, неудобном аэрофлотовском кресле — Щербицкий напряжено думал, правильно ли он поступает. Он не был честолюбцем и не рвался к власти любой ценой: заняв пост первого секретаря на Украине, он уже так сжился с ним, что другого ему было и не надо. Он столько лет был первым секретарем на Украине, что его предшественника Шелеста уже мало кто помнил. Украина была огромной, наполовину самостоятельной страной с городами — миллионниками и колхозами — миллионерами, с собственным флотом, курортами и всем что и положено иметь стране. И по территории и по населению они были больше почти всех стран Европы.

Но не давало покоя, грызло — как же так...

Дело в том, что он и в самом деле должен был заменить Брежнева. Леонид Ильич — сам трезво оценивал свое состояние здоровья, не желал быть обузой или царьком на троне. Вскоре он скончался, и судя по совпадению дат — скончался не просто так, а перед пленумом, на котором он должен был уйти в почетную отставку. Создав заодно прецедент, что не надо занимать свой пост до смерти, как царю.

Они не раз встречались, говорили о том, что надо сделать...

Вообще, Брежнев обратился к Щербицкому только в 1982 году и обратился вынужденно. Принял решение уйти он еще в 1980 году. Его преемником должен был стать Михаил Андреевич Суслов, который был тогда же назначен председателем сразу в двух комиссиях — по подготовке экономической реформы и по экономическим отношениям с социалистическими странами. Именно Суслов был первоначально ответственным за разработку проекта экономической реформы, у него был специальный помощник, отучившийся в Гарварде*. Но 25 января 1982 года Суслов умер, причем умер внезапно — несмотря на хронические болезни, он чувствовал себя относительно неплохо для своего возраста. Именно тогда Брежнев начал искать себе нового преемника, а на пост секретаря по идеологии выдвинул Андропова, пытаясь оторвать его от его КГБ. Но было уже поздно — сам Брежнев не пережил Суслова и на год.

Только после смерти Суслова — на первый план выдвигается Андропов и его преемник — Михаил Горбачев.

Смерть Андропова — последовала намного раньше чем должна была быть, и ряды чекистов смешались — они просто не успели занять все ключевые посты и помешать избранию партийной кликой консерватора Черненко. Но и он прожил недолго хотя был стариком крепким. На сей раз избрание совершили по-чекистски — чуть ли не ночью, никого не дожидаясь. Избрание Горбачева — было делом рук прежде всего русской партии и группы русских секретарей в ЦК, теперь он это понимал. Его подвели именно поэтому.