Раненый мир - Книга Холмов

— Зачем он вообще полез в лес? — удивилась жрица. — Тут же опасно и тяжело пробираться.

— А куда? Земли для него чужие, обратно по дороге мы, туда по дороге дровосеки. Только в зеленые холмы или в лес. В холмах его можно издали приметить. Выбор очевиден.

— К тому же, он понял, что мы вперед едем, — кивнула Анна. — Будет идти вдали от дороги и выслеживать нас на привалах. Чтобы украсть ее.

Последнее она сказала уже не понижая голоса, поэтому все услышали. Неженка словно и не поняла, ее губы мялись, сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего.

— Конечно, — зато поспешил заверить и так слишком долго молчавший толстячок, — как он может не прийти за своею дочкой-то?

Все взгляды устремились на Лиллу шестнадцати лет, магичку воды. Она висела, кусая губы, и ни на кого не глядя.

— Теперь решим повисший между нами вопрос, — тяжело сказал Ричард. — Ты убедился, Келечка, что это за люди?

Молчаливый бело-черный нечеловек, стоявший все время в стороне, приблизился к висящим, заставив тех вздрогнуть. Пожилой лысоватый лучник зажмурился и едва слышно забормотал заговор против Хаоса.

— Ты был прав, — сказал Кел, как ветер провыл в пустой пещере. — Отребье. Потерялись в жизни, и непонятно, можем ли мы вернуть их на человеческий путь.

А отойдя от пленников, встав рядом с Лисами, тихо спросил:

— И что ты предлагаешь с ними делать?

— Зачем спрашиваешь, когда понимаешь? — проронил Дмитриус, тоже понизив голос.

Он говорил без единого движения, не как живой человек. Живые говорят всем телом, как дышат, разговор это движение. А Стальной издавал ровный и мерный звук, и получалось, что из мертвой железной статуи откуда-то из неизвестного далека доносится живая человеческая речь. Как из другого мира, и в том измерении он был совершенно одинок, лишь иногда пробиваясь к своим. Лисы привыкли, но все равно это немного жутко, даже когда ты привык.

— Отпускать их? Чтобы они догнали главаря и снова пошли по нашим селениям? — продолжал Стальной. — Давно ли в Рынку ездили, пить эль с Доном Догерти? Ах да, ты же не помнишь.

Он умудрился все тем же ровным голосом, лишенным живых обертонов, вложить нажим в последние слова.

— Тащить с собой? — прикинул Ричард. — Почувствуют слабину, ударят в спину. Они не умеют по-другому.

— Что говорит по этому поводу закон? — спросил бело-черный.

— Как раз по закону мы вправе их казнить, — ответил Винсент. — Тут даже думать нечего: бандиты, без права нахождения в особой зоне Холмов, мародерствовали, убили союзного духа, украли реликт, напали на ханту при исполнении. В Мэннивее, если потратить кучу времени и сил и притащить их туда на суд, их повесят без разговоров. А на нас посмотрят, как на идиотов, что тащили вместо того, чтобы тут и прикончить... Но вообще-то основной законник у нас в ханте как раз ты.

Кел молчал, что-то взвешивая в уме.

— Раньше сдавали патрулям, — ответил Ричард. — Сейчас патрулей нет. Теперь только в Мэннивей или в центральную ставку Адама Нэя в Холмах. В Мэннивее полагается Фангу Хромому, он и при Кланах был главным судьей над хантами и отребьем. Он точно сделает как сказал учитель, потому что Фанг не разменивается на жалость, а воздает по заслугам. Адаму Нэю тоже такие в армейской ставке не нужны. Хотя женщин он вряд ли повесит.

— Вы не понимаете, — проронил Кел. — Я не про местное бандитское правосудие и воровские понятия, это все мишура. Решаем мы, я говорю о нас, закон из абстрактного становится конкретным. Всегда проще убить, чем разбираться и выяснять. Вот тут восемеро, у друдов еще девять человек. Может большинство из них и конченные. Если по закону вы имеете право их казнить, и у вас поднимется рука исполнить закон — ваше дело. Но кто-то из них не конченый. Кто-то просто попал в водоворот, слушался главаря из страха. Попробуй не послушать его. Может двое или трое человек тут не делали жестокостей. А просто жались и шли вместе с колонной.

— От этого их вина не меньше, — сказал Дмитриус. — Они все сюда пришли, все и виновны.

— Это суждение мальчика-дебила, — ровно высказал Кел. — А на деле, каждый виноват в своей мере. Жизнь и обстоятельства у каждого сложились по-своему. Суд устанавливает меру вины каждому, и сообразно этой мере дает наказание. В этом смысл наказаний и правовой системы вообще. Не казнить всех и дело с концом. А разобраться, и дать такое наказание, которое сведет к минимуму бывшую и предупредит последующую несправедливость.

— Пффф, — после паузы сказал Стальной. — Почему оно никогда так не работает?

— Во-первых, работает. А во-вторых, если отказаться от правосудия, мир будет как раз как у этих, — он показал на пленников, которые с ненавистью смотрели за тем, как расфуфыренные фраеры решают их судьбу. — Ты хочешь жить, как они?

— Повторяю, — сказал Винсент. — Кто будет выяснять личную вину каждого, и когда? Нам надо ехать.

— Пусть друды держат их в плену, — Кел перешел к делу. — Пока мы не вернемся и не сможем разобраться во всем как следует.

— А если Убой обхитрит друд? — тихо спросил Ричард, наклоняясь к нему близко-близко. — Вызволит своих людей и уйдет? Придет в Шефл, и там прикончит старую Ченгу? Ну просто вдарит ей по пьяни, ты же знаешь, она не стерпит и не смолчит. И бабка откинется. Полезет насиловать Вельту, выяснит, что он не девочка, а мальчик, разъярится, отрежет ему хозяйство и бросит истекать кровью?

— Ты уверен, что такое возможно? — спросил Кел с гримасой отторжения на лице. Он не помнил всех этих людей, но даже не помня, понимал, каково будет, если произойдет как говорит Дик.

— Даже если невозможно, зачем рисковать жизнью хороших людей? Мы тут половину поселений обошли, и везде есть друзья.

Кел опустил голову. Он не знал, как быстро отделить зерна от плевел, неизлечимых убийц от просто попавших в заворот судьбы.

— Эй, хитрожопые! — резко выкрикнула Неженка, которая от страха тяжело дышала. — Вы там решаете, убивать нас или нет? А с какого перепуга? Чего мы вам сделали?! Ну, подрались и будет. Побили вы нас, герои! Укажите, куда уйти — мы уйдем. В жисть нас больше не увидите. А?

Остальные пленники поддержали ее разноголосым гулом.

Анна встала, запахнув плащ, подошла к броневагону и уставилась на татуированного риндана. Она хотела сделать выбор, решиться.

— Не трону тебя, — сглотнув от неприязни, пообещал он. — Просто отпусти, и все будет ровно.

— Убивать здесь нельзя, — внезапно подал голос Винсент. Он даже встал, взволнованный пришедшей в голову мыслью. — Мы не знаем эти Холмы, и в нашей Книге по ним ничего нет, эта область старая, кто запечатан вокруг, неизвестно. Но если поблизости есть низверг-нежить, великий некромаг или король призраков, какой угодно владыка тьмы, то теперь, без охранной сети он может дотянуться до тела убитого. Поднять ревенанта, или кого похуже. Как-то использовать поднятую нежить, чтобы освободиться. Да и души, некоторые из низвергов могут души к своему Холму призвать... Понимаете? Надо срочно что-то сделать с убитым в бою.

Все морщились, осмысляя новую неприятную информацию.

— Да сколько ж можно, суки, а? — в бешенстве заверещала Лилла, дергая ногами. — Я ссать хочу! Выпустите, люди добрые!

И так как никто из Лисов не шевельнулся в сторону ее кандалов, Неженка мстительно выгнулась, льняные штаны тут же промокли, и по ее ногам потекла моча, закапав на голову многострадальному толстику.

— Опять пи-пи?! — заскулил огнемаг, боком отползая из зоны поражения в сторону Лисов.

Но никто не обратил внимания на их семейную драму.

— Ну, что смотришь? — спросил теперь уже риндан у Анны, его рот дергался, нервно подрагивали запавшие глаза. Он прилагал все силы, чтобы не выплеснуть на девушку поток брани. Она поразилась, увидев, насколько мародеру трудно держать себя в руках — он хоть и был скован кандалами и страхом, но вообще не привык сдерживаться. И как же от него воняло, не передать, там был и перегар, и гниль древних зубных развалин, и двухнедельная немытость бродяги, и общее "А зачем, я и так хорош", особо перло из волосатых подмышек задранных рук.

— Ничего, — сказала Анна, разворачиваясь, чтобы уйти.

Каким-то образом он высвободил ногу из старого и, видно, проржавевшего железного кольца. Ударил со всей силы, вымещая всю ненависть, в раненую спину девушки, угодив сапогом прямо в рассеченную лопатку. Анна вскрикнула от неожиданности и боли, рванулась вперед, уходя из-под удара, чувствуя, как снова течет по спине кровь. Следующий его удар пришелся уже в воздух.

Ричард тут же вскинул лук, а Дмитриус руку, чтобы выстрелить, им просто нужен был повод. Но Кел ждал чего-то в этом духе и был готов, он подскочил и закрыл пленника собой.

Анна развернулась, все в ней хотело отшвырнуть легкую, худую фигуру друга, подскочить к вонючему риндану и голыми руками превратить его морду в кровавую отбивную. Но остановилась, тяжело дыша, потому что внезапно поняла, насколько Келу сейчас тяжело. От его личности остались лохмотья, он осознает это, чувствует свой распад. Внутри пустота и страх, ведь скоро никакого Кела и вовсе не останется, да был ли он вообще, и кто таков? Кел не знает себя, и хватается за единственное, что еще осталось: за стремление к благородству, к справедливости; цепляется за остатки человечности, честность к своим и чужим. Руки раскинуты в стороны, пальцы сжаты, на лице весь груз сомнений и чувств, весь белый с черным, как "да" и "нет", которые сплавились друг с другом и не могут разойтись каждый в свою сторону — его перекосило от невозможности решить дилемму с пленниками так, чтобы и волки были убиты, и овцы целы. А Анну корежит от самой необходимости эту дилемму как-то решать. Ведь Лисы исследователи, бойцы, странники, беглецы; иногда попадатели впросак, но нередко герои мудрых и нетривиальных решений. Но не судьи и не убийцы.

Кел закрывал своим телом человека, который убил бы его, не раздумывая, если б мог. Который оценивал все споры и терзания Лисов, как метания слабоумных дураков. И сейчас смеялся, захлебываясь ругательствами, потому что в башке у него умещался главным образом текущий момент, без места на рефлексии о прошлом и закутка планов на будущее. Только сейчас, а сейчас весело и смешно, как удачно я пнул эту гниду!

— В твоем случае, светлый, красивый жест теряет в силе, — прерывисто выдохнул Ричард, все еще удерживая натянутый лук. — Тебе-то от выстрела ничего не будет.

— Вот и прекрасно, — отрезал тот, — не хватало помереть от выплеска хаоса в безумной голове.

— Это у меня безумная?! — колоколом загудел Стальной. — Не у сумасшедшего, который все забыл и против своих выступает?! Не у доброй жрицы, которая половину боя провела, спасая врагов, когда друзья ходили по краю и чуть не погибли?! У меня?!

— Хватит! — голос Алейны был непривычно-жестким. — Я поняла, как быть.

— Как? — спросили человек десять сразу.

Вместо ответа Алейна воздела руку к белой друде, и впилась в нее взглядом сверкающих глаз. Крылатая издала трельчатый звук и снялась с ветки, перелетела на крышу броневагона, уселась на ловец радуг. Замерла, глядя круглыми, как зеркальца, глазами на девчонку.

— Ты получила своих пленников. Они вернулись?

Друда медленно качнула головой. Да.

— Главарь сам убил человека, который их унес. Они видели?

Да.

— Мы убили одного из лучников, в бою. Еще один из пойманных в терновник умер от вашего яда. Уже трое людей за одну друду. Достаточно?

Да, помедлив, кивнул белый дух.

— Отпускайте пленных, — сказала Алейна. — Ведите их сюда.

— Что?! — взорвался Дмитриус.

— Ани, пошли свою тень на гребень, пусть притащит труп, — не слушая его, приказала девчонка. — Его нужно захоронить так, чтобы ни тело, ни душу не смогли использовать низверги с ближних рунных Холмов. Я знаю, как.

— Алейна, — сказал Ричард таким тоном, что было ясно, он ждет объяснений, а не приказов.

— Послушай, Дик, — ответила жрица, в руках которой загорелся, засиял целительный свет. — Ты помнишь, сколько раз Хальда оказывалась права?

— Помню, — кивнул рейнджер, — причем тут это?

— Притом, что я знаю, как надо сделать. Поверь мне.

Анна с трудом подавила стон облегчения, когда боль ушла, а кровь выветрилась, обращаясь в энергию виталиса и вливаясь обратно в зарастающую рану.

Наступила пауза. Винсент молчал, внимательно глядя на друзей. Дмитриус хотел что-то сказать, но Ричард внезапно опустил лук и положил руку на стальное плечо.

— Убери все оружие в подпол, — попросил он. Затем глянул на висящих.

— А вы не дергайтесь. Жрица Матери добра. Но дайте нам только повод.

Кел смотрел на Алейну не просто с благодарностью, а даже с каким-то тихим счастьем. Он явно не верил, что удастся отстоять пленников, и защищал их просто потому, что не мог иначе.

А висящие улыбались и щерились, кто-то не сдерживал презрительной радости, кто-то не мог ее спрятать. Мягкотелые местные слушаются девчонку с единорогом на груди. Пляшут под дудку Богини. Тем лучше. Сейчас наших станет много. Мы посмотрим, приценимся. Придем в себя.

— Да славится великая Матерь! — извиваясь в цепях и кланяясь на весу, Лилла подала пример остальным, со всем истовым рвением, на которое была способна. — Будь здрава, жрица добрая, не пожалеешь о своем милосердии! Клянусь, не будь я Лилла Гульф!

Сейчас наших станет много. Мы улучим момент. А может и главарь подтянется, он где-то неподалеку. Местные явно дурачье, развесят уши. Из них веревки вить можно. Мы их отвлечем.

Висящие переглядывались, что-то бормотали вслед за Неженкой в честь великой богини и милостивой жрицы-госпожи. Ухмылки говорили без слов. Винсент скрылся в броневагоне и закрыл дверь на оба железных засова. Ричард отошел дальше, проверил колчан и стрелы, так и замер наготове. Анна уже влезла на крышу и одевала поддоспешник, тень помогала ей. Нагрудник, поножи. Набедренник с "юбкой". Наручи. Натянула перчатки, они клацнули, стягиваясь на руках. Разогнулась. Интересно, подумала она, может, Алейна решила устроить проверку на живца? Кто нападет, того и казним в бою, кто сдержится, тому и жить. Неплохой план, но только... а если Лисы проиграют?

Друды, крича и кружась, выгнали из леса на дорогу восьмерых мародеров. Двуногие плелись без оружия, цепкие ветви разобрали ненавистное железо, повытянули из ножен, повырывали из ослабевших рук и навеки схоронили в зарослях. И сейчас, повинуясь клекоту духов, ветки кустарников вились, смещались, волна растительности двигалась, с шелестом и скрипом медленно ползла вперед, подталкивая едва соображающих, сбитых с толку людей. Друды гнали их к броневагону, разглядывая двуногих спокойно и с интересом, словно крупных, малознакомых зверей. Злобы и мстительности в них не было. А вот люди были опухшие и оплывшие, с потемневшими от яда лицами, листьями и веточками в волосах. Двигались еле-еле, качаясь.

Да уж, передали кислые лица висящих в кандалах, с такими не набросишься. Надо чтоб они в себя пришли сначала. Без оружия можно только толпой завалить.

— Кто ранен, подходите ко мне, — сказала Алейна громко. — Буду лечить.