Ландскнехт. Часть шестая

— Тама сейчас колдуны портки отстирывают, мясо за борт сгружают, и рядятся, кто виноват. Не до нас им. Ну а ежели чо — встретим, не обрадуются.

— Оно-то да... Эх, кабы прибор сей работать в тумане мог! Эх!.. — Костыль в сердцах треснул по корпусу 'Совы-2М' кулаком. Аккуратненько, как отец Федор из известной кинокомедии — Эх! Ну, что ж оно так! А то все — имперская техника, да! Эх, Великая Империя, Великая Империя!..

И смачно сплюнул за борт.

Удержаться я, конечно, не смог. В театральной почти тишине. Нарушаемой лишь плеском воды и шорохом котла, стоя руки за спину, старательно имитируя гвардейскую выправку, глядя поверх головы Костыля в туман, предельно ледяным тоном, с паузами, безучастно произнес:

— Что Вы имели в виду. Когда плюнули за борт. После слов. Великая. Империя...? Я. Не рекомендую. Вам. Плевать за борт. После слов. Великая. Империя.

Дед аж рот раскрыл, хватая воздух, как рыба, выпучил глаза, и замер, такое впечатление, присев от неожиданности. И так и стоял несколько секунд. Покуда я, не выдержав, не начал ржать, зажимая себе харю, чтоб не слишком громко. После чего и Костыль, присел рядом, так же хрюкая в ладоши, и обзывая меня всячески. Но, вышло красиво, чо уш там...

Наутро, едва стало возможно, разведя пар, стали выгребать, решив поскорее выйти на большую воду. Но, минут через пять малого хода Костыль зашипел предупредительно. Ага, точно — впереди по ходу лодка. Достали пару шашек взрывчатки, ружье, приготовили пистолеты. Хе, походу, тут не до нас.

Видимо, их таки достало снарядом. Мачта снесена — как бы в нее и попало, наверное. Сама лодка — поменьше нашей. Там вчера разные были. Сидит в воде едва не по две трети борта. И в ней старательно вычерпывая водицу, трудится человек. Всего один. И, бедолага, так занят, что и смерть свою проворонить может... Подошли тихо, по инерции. Заметил он нас, я его на прицеле держу. Распрямился, ведро бросил. Осмотрелся... Полез за пазуху, я уже спуск выбирать начал. Но нет, вытащил тот трубочку, попробовал раскуриться... Ну, не везет, значит — во всем, промокло все. Усмехнулся невесело. Убрал все обратно, сел на борт, тоскливо на нас глялдя. Но — эдак с достоинством. Тут мы вовсе вплотную подошли. Да, картинка... Три тела на дне лодки. Даже можно сказать — два с половиной. Какое-то оружие прикладом торчит, больше так не видать. Лодочка от взрыва пострадала серьезно, видимо расшатало шпором мачты чи еще как — воды в ней по колено.

— Что, пират, не свезло?

— Море само решает, кому помогать, кому нет, — философски отвечает мужичок. Сам лет примерно средних, не сказать, чтоб 'с печатью порока на челе', но и спиной в темном переулке поворачиваться его внешность никак не провоцирует. — Так-то оно даже лучше. Себя губить грех, а вы хоть быстро...

И покосился за борт. Эвона оно чего. Ну да, с того что некомплектный, да и с остальных, наверное — изрядно течет, водичка в лодке розовенькая. А он ея за борт. А там уже — местные акулы. Они тут мелкие, как их называют — морские собаки. И в целом такая акула и опасна для человека не более, чем собака. Стаями они не живут. Ввиду скромного размера — сами на людей не нападают. Кроме одного случая. Вот такого. Когда кровищи в воде много. Тут-то они моментально собираются в количестве. И натурально дуреют. И как собачья стая — порвут, хоть слона им кинь. То-то мужичку ни тонуть, ни вплавь неохота. Пожалуй что, ему и впрямь в радость, что быстро убьют. Скормить себя акулам — так себе смертушка. А силы у него явно на исходе, всю ночь черпал. Да и вон грабка перевязана... Однако, это прям на изощренную казнь тянет, в стиле рюгельских законников... Представил себе, каково это, — вот сил все меньше, вода все прибывает, вот сравнялась снаружи и внутри лодки, и лодка пошла на дно медленно и лениво, а потом ... Аж передернуло. Вот за что я себя не люблю, так за слишком развитое воображение.

— Короче, мужик. Клятву Ктулху, морского бога, знаешь?

— А?

— Пес с тобой, побожись, что ничего не замыслишь, покуда ближе к берегу тебя дернем?

— А?!..

— Эээ... солда...

— Тихо! Божись, говорю, что ничего нам не сотворишь — и оттянем тебя до берега, до ближайшего островка, дальше уж сам! Коли ваших кого увидим — оставим, сами помогут. Коли никого — до берега, там судьбу пытай.

— Какими Богами клясться?! Я любую клятву готов! Я...

— Хрен с тобой, некогда церемонии разводить! Будем считать, поклялся. А то, учти, или пристрелю, или проклянем. Вон — видишь этого деда? Он умеет, а то, как бы ты думал, мы отбились? Держи конца, да потом уж черпай далее, а то прибывает...

Не то, чтоб Костыль был в восторге, но и не выказал явного неудовольствия, только что револьвер положил под руку поближе. Потянули мы бедолагу — совсем недалече оказался островок плоский, может и мель обсыхающая, ну да, ему хватит. Четверти часа не прошло, как пират с дурацкой улыбкой сидел жопой на песке, а лодка с его невезучими товарищами прочно легла на дно в прибое. Хмыкнув, Костыль отсыпал на тряпицу жменю табаку, завернул и кинул пирату. Тот ловко словил узелок, благодарственно закивал, все еще лыбясь, не веря счастью. Я, подумав, метнул на песок подле него сигнальный дым

— Как рассветет совсем, своих увидишь — дерни петлю, и на землю брось, сигнал им будет. Да, думаю, и сам умеешь. Напослед скажи — вы завсегда так тут озоруете, или мы чем глянулись?

— Дык, это... — пират раскурился, блаженно щурясь — Мы-то думали — вы с военного, катер спустили на разведку, — он махнул трубкой в сторону зачехленной пушки на корме — Думали — опять они рейд хотят. А так вот чтоб нагло идти — ну и решили брать. А оно-то эвона как... Таперича на Совете Островного Братства ой какие споры пойдут, много народу вы побили, и выходит — зазря, не наша правда. Видно уж, что вы не военные...

— Ты, мил человек, Братству вота чегой передай. Что острова — островами, и земля-то ваша — а море — оно общее. И коли вы, паскудины дети, еще раза такое учините — вот прямо тебе говорю — огорчусь! Шли, сами от сторожевика хоронились, никого, заметь, не трогали, даже к островам вашим не приближались. А вы меня взяли, и расстроили своим поведением. И очень сильно. Сам видишь, насколько. Так Совету и передай — сам я обид не держу, что уж, в море всякое бывает — но и от них счета за убитых не приму! Сами виноваты!

— О сем клянусь донести Совету, как оно есть! — торжественно говорит пират, себя знамением осеняя — И за спасение вам век благодарен, и долг за мной вечный!

— Учту. Придет время — глядишь, сочтемся. Ну, все, вовсе светает, нам пора. Джеку Воробью — наш пламенный примет.

— А... Вы и Жака Воробья знаете? — чуть трубку из пасти пират не выронил — А...

— Кто ж не знает Капитана Жеку Воробья — смеясь, ему отвечаю, и мы расстаемся, направляясь в сторону открывтого моря.

* * *

— Дым по носу!— Дым по корме! — почти синхронно выдаем мы с Костылем. Едва вылезли из мешанины скал, и дратути.

— Трипиздобляцкие пердопыхалы, охуевающие в своих невъебностях,и наостопиздевшие злоебучестью! — комментирует Костыль появление сразу двух сторожевиков, и начинает матерно ругаться. Но это ненадолго, ибо как и в боксе — это вам не шахматы. Тут думать надо. Быстро. Иначе будет плохо. Решение находим сразу. Уходить опять через камни — есть шанс запалиться и стать мишенью для тренировки расчетов. Тем более отвечать нечем. Оставаться на виду -то же самое. И уйти не успеть, на воде есть такая штука — сразу видно круглость земли. И ежели низко на воде сидеть, то кораблик можно узреть когда он совсем недалеко. А эти и идут быстро оба. И день погожий, и видимость хорошая. Потому — выбрали каменюку побольше, как смогли за него спрятались, приякорившись. Брезент раскинули, да еще пару кустов инжира на корме и носу поставили — авось прокатит, тут бывает что на группках камней нет-нет, да и растет какой-то куст. А пока сторожевики идут, я старательно демонтирую, под брезентом сидючи, и выбрасываю за борт по частям пушку. Потом и гильзы и обоймы орудийные туда же. Все меньше вопросов-то...

— Ты, смотри, солдатик — конечно, мы с Костылем из-под брезента наблюдаем, ну не сидеть же просто так — Это ж что? Это ж тот — варгасский, чешет с юга, как бы не тот, что вчера, а этот? Этот-то наш!

— Точно. Старый знакомый, 'ПК-103'.

— Что ж будет-то? Неужто они воевать станут?

— Да пес их разберет... Так-то, конечно, у варгасского скорострелок больше, но если наш кормой завернет, то там такой дрын, что ему это варгасское корыто на один зуб... Ах, ты, ж, смотри, падлы какие!

Военморы, воевать не возжелали. Наоборот — чинно-благородно поприветствовали друг-друга, приспустив и вновь подняв флаги, сбавив ход прошли совсем борт о борт, и, по-моему, даже пообщались. И, разойдясь, заложили поочередно циркуляции, развернулись мористее и ушли восвояси. То есть, промеж себя, падлы, дружат, а нас эти варгасские сразу кинуть решили? Ну, крысы морские...

Выбесили они ацки, потому, когда под вечер уже, вполне войдя в географию, по атласу Арно читаемую, милях в сорока от Брегена, завидели дым, а потом и знакомый силуэт сторожевика, то не только таиться не стали, но наоборот жахнул я в синеющее небо ракету. И через четверть часа болтались мы под бортом 'ПК-101', а на нас пялились матросики с карабинами. Не терпящим возражения тоном велел сбросить шторм-трап, и едва взобрался, сразу осадил сунувшегося было к трапу мичманца.

— Куда?! Это — частная собственность!

— А...

— А это — нейтральные воды общего пользования! И вообще — немедленно доставьте меня к капитану! — подействовало. Молодой еще... Капитан был куда серьезнее, смотрел, как на говно, про то как мы подверглись 'где-то там' нападению пиратов вообще пропустил мимо, на предъявленную бумагу мельком глянув, заявил — и так нашу скорлупку помнит. На просьбу продать нам топливо, ибо у нас на исходе — что было почти правдой, и имелись опасения насчет того сможем ли дойти нормально до Брегена — только что не захохотал издевательски. И прочел какие-то параграфы из устава о казенном имуществе, воинском долге и чести. Жестом проигравшего битву, но не сдавшегося короля, я хлопнул на штурманский столик золотой. Второй золотой мизинцем аккуратно запихнул под карты. Вздохнув, капитан прочел параграфы из Морского Кодекса, о помощи терпящим бедствие и взаимовыручке на море, передал золотой офицеру, наверное, старпому, велев идти, и внести в судовую кассу, сделав запись в журнале. Потом убрал аккуратно карты в шкафчик, и сообщил, что аудиенция окончена, и мне следует идти принимать топливо на борт.

...— Дедуля, срань господня, чем же вы котел-то тут топите?! Боже правый, это же... Это... Да неужто?! Дед, да ведь это же... Ром?!

— Он самый, соколик, он самый! — всхлипнув, подтвердил Костыль, и натурально, по-детски, заплакал.

Заправили нас быстро, глядя с жалостью, но без сочувствия, словно на выживших людоедством полярников.