— А в России мы видим открытую инфляцию. Которую многие искренне хотят подавить административно, переведя хотя бы в скрытую. Поэтому для подавления инфляции нам нужна либо жесточайшая централизация всех товаров, либо массовое и добровольное участие производителей и торговцев в поддержании цен. И, наверное, массовое участие покупателей в этом поддержании, поскольку лучший способ не переплачивать — это не давать продавцу денег сверх объявленной цены.
— Хотя и в таком идеальом случае "денежный навес" не только останется, но и будет нарастать. И всё равно не обойтись от обмена этих денег на товары... причём товары вынужден предоставить именно тот, кто деньги напечатал, потому что иначе это просто переход "навеса" в другие руки... Придётся крепко подумать и немало поработать над этими вопросами!
Император слегка улыбнулся. Дежурно.
— В этом отношении наибольшую опасность представляет физический дефицит товаров. Дефицит относительно того количества денег, которое есть на руках у трудящегося... и спекулирующего населения. Даже если товаров будет физически достаточно для удовлетворения потребностей, спекулянты легко могут создать искусственный дефицит. Что, собственно, происходит сейчас с сахаром, хлебом, керосином и прочими продуктами первой необходимости.
— При физическом недостатке товара первой необходимости на рынке уже любой покупатель, в том числе и самый честный и сознательный трудящийся, будет вынужден вырывать товар из рук собрата-конкурента. Сначала — предлагая большую цену, потом — чисто силой, грабя либо отдельных лиц, либо склады товаров. Голодный человек быстро превращается в зверя...
— Мы не имеем права допустить таких безобразий в краткосрочной перспективе. И здесь мы задействуем прежде всего ВЧК. Но в долгосрочной перспективе нам требуется решать вопрос иными средствами. Добровольно и заблаговременно согласуя добрую волю и потребности нескольких уважаемых... и важных для страны... социальных групп.
...
В общем, есть от чего голове пойти кругом. Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что — да ещё и построить-сконструировать непонятно какую систему. Как выразился Государь — "мы являемся первыми сознательными социальными инженерами. И это хорошо."
С другой стороны, компания подбирается неплохая. Тот же Коба... которого Красин знал как достаточно делового человека, по нескольким совместным мероприятиям. И который — похоже, совершенно неожиданно для себя — получил просьбу "вплотную заняться вопросами хлеба". Включающую, как выяснилось, не просто заготовку и доставку продовольствия, но и создание запасов промышленных товаров, интересных для крестьян и других производителей хлеба. А также системы манёвра "дефицитом", позволяющего удержать крестьян от срочного сливания денег спекулянтам. Император так спокойно произнёс фразу "полагаю, нужно будет построить десяток тракторных, автомобильных и иных сельхозтехнических заводов, а также разработать месторождения сырья для минеральных удобрений, создать заводы по синтезу селитры и аммиака... и главное — обучить крестьян всем этим грамотно пользоваться, с учётом погоды и почв. И желательно — консолидировать крестьянские хозяйства, сделать их коллективными, артельными". Тоже, как сказать, задачка... "а денег на это напечатает товарищ Красин". Точно так! А рабочих обученных тоже товарищ Красин напечатает? Хотя вот это как раз забота Кобы... С другой стороны — едва ли не смешно: борец за права рабочего класса получил от монарха задание изготовить себе рабочий класс "по собственному вкусу". В добрый путь!
18-го июля. Понедельник. А значит нам нужна одна Победа...
Утро было серое, покрапал небольшой дождик и затем погода поправилась. После завтрака принял нашего Велепольского. Прогулку совершили вниз, я шел пешком за место Алексея и вернулся туда в двойке. В 7 час. у меня был Рейн. Вечером как всегда читал.
Царь я, или не царь?!
А чтобы народ не забывал о Преображении, отсчитавши от оного ровно семь недель, я разразился...
"Сын мой Алексей...
Любезная и единственная моя Супруга...
Земское Собрание... рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, ага. А юристов — как масононерезистентных — не пускать!
Сам же Я буду править Россией до той поры, покуда Господу то будет угодно!"
Капитан Овечкин, Осип Эрастович
— Господин капитан, что же теперь будет?!
— Товарищ капитан, Самохин! Господа нынче... не у дел, да.
— Товарищ капитан, что же теперь будет?! Государь-то, слышали, отрёкся!
— Ты бы ушами слушал, Самохин, а не хлопал! Какое отрёкся? Указ три раза читали... — никогда такого не было, чтобы три раза... хотя тот Указ, в пример прочим, коротенький, как "Отче Наш". Ну, почти.
— Так непонятно, товарищ капитан, что же будет? и с землёй как? и с ветеранами? с дезертирами, опять же...
— У тебя что, дезертиры знакомые завелись?
— Да нет, ваше... товарищ капитан, это я к тому, что раз Государь уходить собрался в монастырь, так как его указы-то прежние?
— Ну ты, брат, Самохин!.. Ты откуда что взял?! Какой монастырь?
— Ну так народ-то волнуется! А куда же царю после отречения? Только в монастырь!
Мда... и это Отдельная Рота Его Императорского Величества Войск Особого Назначения! ОСНАЗ! И старший фельдфебель Самохин! Слуга царю, @здец солдатам! Ну это он так, новичков попугать, на самом деле Самохин — удивительнейшей сметки и ответственности человек. Даже водит особо отмученных учениями к нашему ротному эскулапу, говорит, "чтоб грех за грыжу на душу не брать". Поэт, практически! Но гоняет в хвост и в гриву.
Да, Отдельной Роте положен свой эскулап! и Знамя! И подпись Главнокомандующего на боевых приказах! Мал золотник — двести человек из двадцатимиллионной армии — да дорог. Считай, в роте рядовых... меньше дюжины! Ефрейторов и то больше. Самохину, кстати, не позавидуешь — приходится командовать не только рядовыми и унтер-офицерами, но и офицерами! Это, конечно, сурово... особенно для офицеров. Нет, вне занятий Самохин, как положено, первым козыряет и во фрунт становится, но на занятиях — Командир. Вплоть до "права расстрела на месте за невыполнение приказа в боевой обстановке".
Ну у нас это вряд ли потребуется, а фельдфебель, командующий прапорщиками и даже, страшно выговорить, поручиками! — это оказалось очень полезно для подбора кадров.
Служба в нашей роте — дело достаточно добровольное, и не каждый готов переступить через офицерский гонор даже ради перспектив и участия Особого Назначения. Так что отсев "особо о себе мнящих" идёт на дальних подступах...
— Ты, Самохин, давай помедленнее, и как учили на занятиях по наблюдению!
Вот за что люблю армию — за Уставы! Не знаешь, что делать — делай по Уставу! Самохин, как услыхал священные слова "как учили", оттарабанил мигом:
— Что видим, докладываем, что не видим, не докладываем, что думаем — пишем, ежели спросят!
— Вот это верно, Самохин! И что мы видим в Указе?
— Весь Указ повторить, тащкапитан?!
— Весь пока не надо, там где "я править".
— "Сам же Я буду править Россией до той поры, покуда Господу то будет угодно!"
— Вот, Самохин, ежели я тебе скажу, что командовать ротой я буду, пока Господу будет угодно, ты завтра мои приказы выполнять будешь?
— Так, как по другому, тащкапитан! Конечно буду!
— А послезавтра?
— А!.. Понял! Государь-то не отрёкся! И будет править, пока Господу то будет угодно!
— Молодец, Самохин! А посему, как говорит отец Софроний?
— Многая лета Государю!
— Вот видишь, всё ты понял! Ещё вопросы остались?
— Никак нет, тащкапитан! Разрешите идти?
— Иди, Самохин, разрешаю... разъясняй...
Самохин радостно едва ли не рванул с места в карьер — видать, опчество заждалось новостей... А аз, грешный, вернулся к прерванному Самохиным занятию — попытке отполировать южно-баварское произношение. Поскольку от степени данной полировки зависело, кто будет непосредственно работать в Берлине — я, или Паша Фельдграузен, коему произношение, да ещё и прусское, досталось от родителей в готовом виде.
Государь читал после трудов праведных...
Читал Государь Император не абы что, а труды Ульянова-Ленина. Собственно, даже не читал, а освежал в памяти. На любимом пюпитре для чтения лежала рукопись "Империализма как высшей стадии". Рукопись уже была передана в редакцию для пробного набора, хотя Николай Ленин ещё торговался относительно издания. Очень ему не нравилось предложение — издать рукопись в журнальном варианте, да ещё с комментариями некоего Осипа Маланьина... Хотя Ленину была обещана полемика и возможность откомментировать комментарии комментатора в следующих номерах журнала... но кто же из профессиональных политиков верит в обещания?
В любом случае, рукопись была у нас в руках, а честь и совесть в политике — чисто абстрактное понятие. В крайнем случае, издадим контрабандой. Но тогда уж комментарии будут другими...
Георгиевские кавалеры — это, конечно, хорошо... но ленинский организаторский талант и сметку следовало оприходовать. Затеянные преобразования давали слишком много шансов тем, кто умел быстро мыслить и гибко реагировать, и Владимир Ильич попадал в картотеке в число тех, кто либо с нами... либо его уничтожают. Слишком шустрый.
Ильичёвых коллег по партии я пока что расстраивать не стал, хотя они сами были циничными романтиками не хуже меня и о многом догадывались. Просто товарищам большевикам на отдельном совещании было сказано открытым текстом относительно планов Государя по социальным вопросам вообще и рабочему вопросу в частности. Товарищи большевики несколько присели от глубины теоретических построений Его Императорского Величества и степени владения марксистской терминологией. Поскольку оба большевика, имевшихся в моём распоряжении, были в первую очередь практиками, связно ответить у них не получилось, а обрисованная Императорам картина явно вошла в суровое противоречие с привычным стилем разговоров и мыслей. Хотя, было явно видно, импонировала...
...
— Теория Маркса гласит, что наиболее революционным классом ныне является рабочий класс. Это было верно в довоенный период, с одной стороны, и в развитых странах Европы, с другой стороны. Действительно, именно рабочий класс более всего был заинтересован в социальной революции — пролетариату в то время и вправду нечего было терять, кроме своих цепей, а приобрести он мог многое. Однако сейчас, в период разгула самого разнузданного национализма, рабочий класс, занимающий позиции пораженчества, рискует потерять жизнь. Увы, но большая часть европейских рабочих так или иначе отравлена ядом даже не национализма, а какого-то нацизма. Ибо современная политика всех воюющих стран стремится стереть внутри государства национальные и классовые противоречия и выпятить противоречия между гражданами разных государств. До войны у пролетариата не было Отечества, сейчас пролетариат по ту сторону линии фронта ясно объясняет противной стороне, что теперь Отечество появилось. Не исключено, что по окончании войны буржуазия и иные реакционные классы вновь отнимут Отечество, но пока что выбор прост: убивай, или убьют тебя, а потом — твоих родных и близких. И немецкий, и российский, и французский фронт держится именно этим ощущением.
— И что такое "революция"? С одной стороны, это разрушение старых порядков. Разрушение старых общественных структур и институтов, эти порядки олицетворяющих. С другой стороны, если после очистительного разрушения не начато строительство, то на полученном пустыре возможна только смерть.
— Передача экономического самоуправления в руки любого класса быстро приводит к хаосу, анархии, падению производства и натуральному голоду. Это подтверждено многочисленными историческими примерами. Приводит исключительно в силу того, что любому классу свойственны внутренние эгоистические позывы, которые и разрушают современную экономику, сила которой — в сотрудничестве. Кооперации, если выражаться по-латыни. Поэтому экономическое самоуправление любого класса: буржуазии, крестьянства, рабочего, помещичьего — должно сопровождаться политическим управлением со стороны всего производительного общества. Я бы говорил о трудящейся части народа, о той его части, которая своими руками и головой создаёт и развивает материальные и нематериальные блага и ценности.
— Однако передача политического, государственного по сути, управления в руки отдельных классов также приводит к последствиям разным по сути, но одинаково печальных в долгосрочной перспективе. Вручите верховную политическую власть... и посмотрите, к чему это приведёт.
? Крестьянству? К застою и последующему завоеванию внешней силой. Тому пример — Китай, в котором были хотя и монархии — но земледельческие.
? Рабочим? К голоду и быстро нарастающей анархии производства, особенно военного.
? Капиталистам, буржуазии, заводчикам и фабрикантам? К истощению народных сил на фабриках и в колониальных войнах, к становлению монополий, разрухе и голоду.
? Юристам, писателям и иным гуманитариям? К жесточайшей гражданской войне за светлые идеалы.
? Инженерам? К превращению страны в большую казарму... люди в которой настолько теряют личность, что перестают размножаться.
? Дворянству? А что это такое?
? Армии, в смысле — офицерству? К непрерывным войнам — вначале победоносным, но позднее, после надрыва народных сил, заканчивающихся жесточайшим крахом.
? Монарху? К созданию чиновного класса, который объединяет все недостатки всех прочих классов и обеспечивает быстрое появление всех сопутствующих убытков и ужасов
Что же, безысходность и тупик?
Да, если ориентироваться на диктатуру одного класса, то она мгновенно перерождается в диктатуру партии, выражающей не интересы, а волю класса. А за диктатурой партии наступает диктатура малой кучки, а затем — отдельной личности. После смерти личности — следует развал. Проблема в том, что коренные интересы класса диалектически приводят к его исчезновению, как явления временного и социально-технологически обусловленного. Слишком маленькая это вещь в масштабах истории — класс. Но если следовать одному из главных объективных законов — закону энтропии, плыть, что называется, по течению — приплывёшь только в хаос тепловой смерти. Что в физической, что в социальной ипостаси. Однако, как я понял, многие смотрят на данный вопрос с диалектическим оптимизмом, ибо на всякий закон должен найтись свой антизакон, а потом и их синтез...
Тут Государь почему-то посмотрел на Иосифа Виссарионовича. Сначала — мельком, потом — внимательно, оценивающе...
— В общем, товарищи, без теории нам — смерть! Смерть России, а за ней — смерть всей идее справедливости. Потому что — добро должно быть с кулаками, а за справедливостью должна стоять сила, которая может быть противопоставлена несправедливости. Без объективной теории, такой, как у инженеров, медиков и физиков — смерть человеческому обществу. Но эта теория должна учитывать и ещё один момент. Момент субъективной человеческой воли, которая, конечно, становится материальной силой, когда овладевает массами, но — как ярко показывает нынешний опыт многих государств, партий и движений, идея может быть едва ли не какой угодно, вплоть до самоубийственной. Поэтому теория должна включать и очень-очень отдалённые цели и последствия... хотя бы на пару тысячелетий.
