И скрылся вслед за Эриком.
Портал проглотил его и свернулся, сначала в небольшой клубок серых нитей, а потом и вовсе исчез.
Ушли.
Я с шумом выдохнула и закрыла глаза.
В хельзе время идет быстрее. Возможно, все займет несколько минут. Они скоро вернутся.
Вернутся ведь? Оба?
Я поймала острый, злой взгляд Даши. Хотелось ответить на него. Сказать, что на самом деле я хотела все сгладить, а не усугублять. Но Эрик почему-то решил утвердиться в правах владения.
Но не сказала. Меня рванула с места невидимая сила. Кажется, я упала. Кажется, даже ударилась затылком.
Все это уже не волновало, так как я увидела...
...Я знала, что не стоило пить. Пророчицам вообще, а мне — тем более. Наверное, опьянела от радости. Радость пьянит похлеще вина — кружит голову, путает мысли, растворяет их в мутной патоке блаженства. Мое блаженство имело вкус карамели. Запах карамели. Оно было синим, как небо. И теплым.
А сейчас болит голова. И внутри... что-то...
Трава холодная и мокрая. Нужно встать, но не могу — слишком устала. Слишком больно. И ладони к груди, словно можно удержать, словно если не удержу, боль разорвет грудь, сломает ребра и вырвется в мир.
Всего лишь боль. Я к ней привыкла. Нужно вспомнить, как это бывает. И перетерпеть.
Дождь обильно поливал спину. С ним легче. Мой защитник. Несмотря на то, что я не атли, он все равно мой... во мне... Слезы природы, ее гнев, освобождение. Очищение мира — этот июньский ливень.
Почему именно сегодня? Насмешка судьбы? Плата за удовольствие? Оно еще там, в венах, в жиле. Сладкий карамельный кен. Не дает забыть, проститься.
А проститься нужно.
Он ушел. Все кончилось. И только в воздухе поодаль колышется белое марево — остатки портала. Мираж. Тень.
Мокро. И больше никого — только я. Степь, умытая дождем, и я. Потерянная девочка. Слезы теплее дождя. Они все катятся и катятся, падают на землю, смешиваются с грязью.
Но все же мне хорошо одной. Хуже, чем с ним, но лучше, чем в городе. Там бы я не смогла. Там бы сломалась. А здесь, в грозу, я в своей стихии. Выстою. Перетерплю. Смогу.
Он верил в меня. Всегда. И, несмотря на то, что ушел, оставил уютный теплый кокон, в который я влезла. В нем можно не бояться — плакать. Оплакивать...
А потом этот звук — из внешнего мира. Кокон идет трещинами, лопается, распадается на части. И мира много — слишком — жестокого, злого. Я не хочу обратно, не хочу... без него.
Но это всего лишь телефон. Глеб звонит. Его фото расплывается в кляксообразных каплях, тут же принявшихся поливать сенсорный экран.
Я отклонила звонок. Не то, чтобы не хотела его слышать. Не знала, что сказать.
Телефон испортится, нужно убрать.
И последнее, что увидела — голубые цифры на черном экране. Полдвенадцатого. Через полчаса новый день...
Двадцать третье июня.
— Тебе больно? — спросил Глеб в другом — реальном уже мире.
Я кивнула, стирая со щек слезы. На ковре в гостиной атли. В мягком свете вечерних ламп. А потом невольно потянулась рукой к груди — где билось, вырывалось, ныло испуганное сердце.
— Больно.
Глава 21. Спички и мосты
Их не было уже два часа. Два длинных, нескончаемых часа.
Сколько времени прошло в хельзе? По моим неумелым подсчетам около месяца. Месяц — это много. За месяц может случиться что угодно.
Я поймала себя на том, что кусаю ногти. Голова раскалывалась, не помогла таблетка, которую дал Глеб. От видений об Эрике всегда сильно болит голова, но обычно он рядом, теплая ладонь ложится на лоб, и шепот в ухо прогоняет боль.
Сейчас к боли примешивалась тревога. Она нарастала комом и множилась каждую секунду, становясь невыносимой. Рождала страшные мысли и питала панику.
А еще я думала о видении. О мокрой земле. О шелесте ливневых капель. О тающем следе портала...
Знала, что конец близок, но чтобы настолько... Чуть больше месяца. Лето будет одиноким для меня. И больше не место для 'когда-нибудь', осталось только 'когда'. Четкая дата. Четкое время. Все, как хотел Эрик.
Я приникла к окну, Глеб — к другому. Почему нам казалось, что нужно ждать их с улицы? Не знаю. Я смотрела на гладкую плитку у крыльца, освещаемую сиреневым светом. Чуть поодаль стояла машина Эрика.
— Они вернутся, — произнесла тихо, не сразу осознавая, что говорю вслух. — Вернутся оба.
Подбадривала себя, хотя в глубине души понимала: случиться может всякое. В какой-то мере виновна в этом буду я.
— Вернутся, — подала голос Даша. — Если не убьют друг друга. Если Эрик не убьет... — И замолчала. Казалось, сама испугалась произнесенных слов.
Даша была бледна, как мел. Сцепила руки в замок и сунула между коленей. Она волновалась не меньше меня.
— Что за глупости, — возразил Глеб. — Он не станет.
Не станет. Если не разозлится настолько, что не сможет себя контролировать.
Но Эрик всегда умеет. Он знает, зачем пошел в хельзу, и что только Влад сможет вывести его обратно. Все будет хорошо.
Они вернутся.
Оба.
— Там что-то... — Глеб замолчал, указывая рукой на подъездной путь.
Прямо посреди дорожки, обрамленной двумя вереницами аккуратно остриженных кустов, открылся портал.
Я бросилась к двери, Даша — за мной.
Я смотрела только вперед — туда, где из переплетающихся серых нитей вышел человек. Портал вскипел, рванулся наружу сизыми сполохами и погас.
Виски прострелило новым приступом боли, и я невольно зажмурилась — теперь уже от ужаса.
Никогда не бывает идеально. Жизнь — не полотно, на котором ты можешь нарисовать что угодно. Она вовсе не должна подчиняться твоим желаниям.
Знала ведь, что так будет, чувствовала еще тогда, когда они ушли. Утешала себя пустыми надеждами, успокаивала, и что в итоге? Глеб предупреждал, и не раз, но я не слушала. Оглохла от счастья, не смотрела по сторонам. И вот, к чему это привело.
Влад тяжело дышал. Его одежда — вернее, то, что считалось одеждой в хельзе — была изорвана и испачкана грязью. Он и сам был испачкан, а еще в крови. Ею измазались рукава широкой рубахи из плотного сукна, кровь присохла извилистой струйкой от виска до шеи, скрываясь где-то за воротом.
Кровь — всегда плохо. Значит, что-то случилось. Что-то плохое...
А потом он поднял на меня глаза.
— Где Эрик? — хрипло спросила я и замолчала.
Даша сжала мое плечо, словно ища во мне поддержки. Странно, ведь мы никогда особо не ладили. Наверное, она тоже испугалась. Ей вообще несладко пришлось: когда лучший друг и брат ссорятся, невольно приходится принимать чью-то сторону. Но несмотря на то, кого ты поддержишь, всегда будет больно за того, другого.
Влад приближался медленно, и с каждым его шагом в груди все леденело, обрастало инеем, словно организм пытался таким образом побороть огромную лавину отчаяния, готовую ворваться внутрь.
Он не мертв.
Он не...
Он...
— Где Эрик? — повторила я уже громче, и голос сорвался на крик.
— Получил, что заслужил, — прошипел Влад и прошел мимо.
Даже не остановился.
Я посмотрела на Дашу. Побледнела. Неужели тоже верит...
Во что, Полина? В то, что Эрика Стейнмода можно убить? Он не бессмертен, к сожалению.
Защитница скади сорвалась с места и рванула в дом — следом за Владом, а я осталась стоять на месте, ноги словно приморозило к полу. Глеб осторожно обнял за плечи, а я пыталась поверить в то, что Эрик не вернулся.
Неужели все закончится вот так? И не будет ничего, даже прощания?
По плечам растекалось тяжелой, вязкой смолой ощущение непоправимости.
Нет, нельзя просто так стоять — нужно выяснить. У меня для этого масса способов, и самый простой — переспросить. Снова.
Я не верила, что Влад убил Эрика. Не потому, что не стал бы — банально не хватило бы сил и знаний. Скорее всего, поцапались. И он ушел. А Эрика оставил в хельзе.
Я развернулась и вошла в дом.
Влад все еще был в гостиной. Шептался у лестницы с Дашей, и она гладила его по плечу. И лицо защитницы вовсе не выражало скорби, скорее сочувствие, что подтвердило мои догадки.
Я подошла и сложила руки на груди. Не уверена, что получилось смотреть грозно, но я очень старалась.
— Что произошло в хельзе?
— Что произошло? — нарочито тихо ответил Влад. — Съехал с катушек твой Эрик.
— И ты бросил его там? Одного?
— Слушай, Полина, я очень хорошо к тебе отношусь и все такое, но сейчас лучше... не подходи. — Он развернулся и быстрым шагом отправился наверх, а я снова осталась стоять посреди гостиной, как идиотка.
Бегать теперь за ним, что ли? Или подождать, пока отойдет?
Впрочем, это здесь час-другой ничего не решает, а в наполненной опасностями хельзе — очень даже. А Эрик сейчас там, один...
Я перевела взгляд на Дашу в поисках поддержки, но получила лишь упрек.
— А чего ты ждала?
Чего я ждала? Серьезно? Например, того, что взрослый мужчина не будет вести себя, как ребенок, у которого отобрали игрушку.
Но Даше, похоже, ответ был не нужен, она поднялась вслед за Владом. Утешать пошла, конечно. Погладит по головке, сменит подгузник, споет колыбельную.
Я сжала кулаки, больно впиваясь ногтями в ладони. Нужно успокоиться, а то у меня от злости тоже скоро искры из глаз посыплются.
Это всего лишь Влад. Не суперзлодей. Он продуманный, не станет вредить скади. Просто злится. И я злюсь — так у нас диалога не выйдет. С ним нужно по-другому, спокойно. Конструктивный диалог всегда помогает прийти к пониманию.
Глеб подошел неслышно, и я вздрогнула от неожиданности, когда он коснулся плеча.
— Эй, главное, Эрик жив.
— И как, по-твоему, он вернется обратно?
Я глубоко вздохнула и шагнула к лестнице. Старалась прогнать тяжесть из груди, но с каждой ступенькой она нарастала, давила изнутри, затрудняя дыхание.
Несколько метров лестницы, затем кусок коридора, и вот я снова перед той дверью. Она приоткрыта, и прерывистый шепот шлейфом струится по коридору.
Я почувствовала себя лишней. Уставшей, измученной, приехавшей в место, некогда бывшее мне домом и даже в какой-то мере желающее принять обратно, но... с условиями. Барьеры к пониманию воздвигались динамически, а преодолевать их хотелось все меньше.
Вернуть Эрика, сказала я себе. Вот зачем ты здесь, Полина.
И шагнула внутрь.
Влад сидел на кровати, а Даша пыталась обработать его раны. Впрочем, ранами это нельзя было назвать — так, ссадины и синяки. Ну еще на виске кровь запеклась. Хотя главный удар пришелся, полагаю, на гордость.
Когда я вошла, они замолчали. Влад смотрел недовольно, но уже не зло. Возможно, подъем по лестнице несколько отрезвил, а может, Даша успокоила.
— Знаю, отвали и все такое, — быстро сказала я, пытаясь пресечь любые попытки меня выставить. — Но я не уйду, пока не расскажешь.
Упрямо сложила руки на груди и выдержала его взгляд. Первая ступень противостояния с Владом — игра в гляделки. Сложно, но преодолимо. Особенно если ты злишься. Особенно, если он виноват.
На этот раз виноватым Влад не выглядел. Перевел глаза на Дашу и шутливо спросил:
— Отличный способ оставить ее здесь навсегда, не находишь?
Даша улыбнулась, но ничего не ответила. Тоже перестала злиться? Им, похоже, полезно проводить время в обществе друг друга. Почему бы им не пожениться и не оставить меня в покое?!
Защитница сложила бинты и перекись в коробку, а затем убрала ее в верхний ящик комода. Тишина звенела, лишь тихие Дашины шаги утопали в шуршащей мягкости ковра. Она вышла так же бесшумно, как и передвигалась по комнате. И мы с Владом остались одни.
Безнадежность постепенно стекала с плеч, обнажая неуверенность, и меня начало знобить. То ли от напряжения, то ли от усталости. Видения всегда выматывают. После них хорошо бы сладкого чая и поспать, но уж никак не устраивать разборки с разъяренными ревнивцами.
Реальность иногда сурова.
— Ну, — произнесла я нетерпеливо, — ты расскажешь, наконец, что случилось в хельзе?
— Ты же собралась тут всю ночь стоять, — пожал плечами Влад. Улегся, не обращая внимания на испачканную одежду, закинул руки за голову и посмотрел на меня из-под полуопущенных ресниц. — Мне эта идея по душе. Так что пусть побудет тайной до утра.
— Хватит, не смешно! Я же не ссориться пришла. Уверена, ты тоже не хочешь. Перед уходом в хельзу ты кое-что обещал, помнишь?
— Нечего рассказывать. — Он посмотрел в потолок, делая вид, что ему совершенно неинтересен диалог. — Стейнмод первый начал, а не защищаться я не обещал. Видишь, какой урон я понес?
Играет. Влад умеет играть, в этом ему нет равных. Но и я так просто не сдамся.
Я приблизилась, присела на край кровати. Чувствовала себя иначе, чем в кабинете — уверенной и совершенно неподвластной его обаянию, за что мысленно себя похвалила.
Влад и правда выглядел измученным. Загорелая кожа на щеках обветрилась и шелушилась — наверное, он немало времени провел в пустыне. Для привычного к таким условиям Ингвара это мелочи, но Влад-то городской житель. Наверняка, месяц в хельзе оказался для него нелегким испытанием.
— Тебе досталось, — подыграла я. Иногда я тоже умею следовать правилам, особенно, когда важен результат. — Не знаю, что вы не поделили с Эриком, но ты же не оставишь его в хельзе? Вернешься за ним?
— Зачем это мне? — И снова игра в гляделки. Казалось, он мог играть в нее до утра. У меня сил оставалось все меньше. Терпения тоже.
— Хотя бы затем, что я тебя прошу.
Молчание. Секунда. Две. Они сливались, наполнялись ожиданием — приторным и щемящим. Кому-то суждено рулить в этой игре, и я чувствовала, что сдаю позиции.
А затем Влад сел, и его лицо оказалось близко — неприлично близко для формального разговора. И безумно, почти неудержимо захотелось убежать.
Возможно, так и нужно было поступить. Иногда струсить лучше, чем лезть на рожон... Жаль, что в такие моменты я совершенно не умею трусить.
— Если ты хорошо попросишь, я подумаю, — произнес Влад опасно тихо. Тем самым циничным, холодным тоном, которым никогда ранее со мной не говорил, но позволял себе в общении с врагами.
А это значит — война. И от нее не отвертеться.
Но я все же попыталась.
— Прошу тебя, Влад, пожалуйста, вернись за Эриком в хельзу.
Сложила руки на коленях и смиренно дожидалась ответа. Правила игры никто не менял: кто прогибается, тот проигрывает.
— Не так, — сказал он.
— По-другому просить я не умею.
— А ты помнишь, что обещала мне перед нашим уходом в хельзу, Полина?
— Хорошо, я переночую в этом доме, если для тебя это так важно! Все, ты доволен?
Влад покачал головой.
— Все несколько изменилось. Теперь это недостаточная плата.
— А какая достаточная?
— Ты останешься здесь, со мной. В этой комнате. До утра.
— Ты шутишь?! — Я даже закашлялась от возмущения.
Влад покачал головой.
— Нет. Не шучу. Напомнить, что только хельин может открыть портал из хельзы?
Я вздохнула. Горло полыхнуло обидой. Немного по-детски обижаться, знаю ведь, какой он. Но удержать в себе горечь не получалось. Я опустила глаза и посмотрела на все еще лежащие на коленях ладони.