Рейно медленно кивнул. Это было весьма примечательное замечание, и тот факт, что Сиблэнкит сделал это, был еще одним свидетельством интеллекта и общих способностей этого человека. И его предположение о том, что Жеймс, возможно, не самый надежный из стражей... это может быть к сожалению хорошо воспринято, учитывая то, что уже произошло с некоторыми другими правителями (на ум довольно быстро пришел князь Нарман из Эмерэлда), которые оказались на пути Кэйлеба из Чариса. Все еще... — Не думаю, что в данный момент нам нужно слишком сильно беспокоиться о короле Жеймсе, — заметил он, наполовину обращаясь к Сиблэнкиту, наполовину просто размышляя вслух. — Очень сомневаюсь, что он, скорее всего, проигнорирует какие-либо указания Храма, касающиеся Дейвина.
— Уверен, что он бы этого не сделал, ваше преосвященство, — согласился Сиблэнкит, но в его тоне было что-то такое, легкая нотка... чего-то. Рейно склонил голову набок, нахмурившись, а затем его собственные глаза расширились. Мог ли корисандец предполагать...?
— Естественно, — сказал архиепископ, — мы должны быть хотя бы немного обеспокоены нынешней безопасностью Дейвина. В конце концов, безопасность его отца в Манчире казалась вполне достаточной. И полагаю, что мы действительно должны думать о нескольких уровнях защиты для мальчика. К сожалению, это правда, что человеческую природу легко испортить, и всегда существует вероятность того, что кто-то, ответственный за его защиту, может быть подкуплен теми, кто больше заинтересован в том, чтобы причинить ему вред. Или в... передаче его под чужую опеку, скажем так.
— Именно так, ваше преосвященство. — Сиблэнкит еще раз поклонился. — И, если я позволю себе быть таким смелым, не повредит быть вдвойне уверенным, что человек, отвечающий за безопасность князя, считает свою первую и главную преданность принадлежностью Матери-Церкви.
Глаза Рейно снова сузились, на этот раз с большим, чем просто малым удивлением. Сиблэнкита выбрали для его нынешнего задания не только потому, что он был корисандцем, которого можно было вовремя поместить в Ю-Шей, чтобы он нанялся в качестве камердинера Кориса. За эти годы он выполнил не одну политически чувствительную миссию инквизиции, но архиепископ не ожидал, что он с такой готовностью поднимет этот конкретный вопрос.
— И вы верите, что "первая и главная верность" Кориса — это верность Матери-Церкви? — мягко спросил генерал-адъютант.
— Полагаю, что первой и главной преданностью графа была преданность князю Гектору, — ответил Сиблэнкит с видом человека, очень тщательно подбиравшего слова. — Я не готов размышлять о том, насколько эта лояльность могла быть обусловлена его собственными амбициями и властью, которой он пользовался как один из ближайших советников князя Гектора, но верю, что она была искренней. Однако князь Гектор сейчас мертв, ваше преосвященство, а земли графа в Корисанде захвачены Кэйлебом и Шарлиан. Он человек, привыкший распоряжаться властью, и она была отнята у него с падением Корисанды и его собственным изгнанием. Он не настолько глуп, чтобы поверить, что Кэйлеб или Шарлиан когда-либо будут доверять кому-либо, кто был так близок к Гектору, как он, поэтому даже если бы у него возникло искушение попытаться достичь с ними какого-то соглашения — и я ни на мгновение не верю, что это так — он бы знал, что усилия, вероятно, в лучшем случае бессмысленны. В худшем случае Кэйлеб мог бы с радостью согласиться дать ему все, о чем бы он ни попросил... по крайней мере, до тех пор, пока он не сможет заполучить графа в пределы досягаемости.
— Более того, ваше преосвященство, мне кажется очевидным, что граф признает, что в конечном счете Чарис не сможет победить. Не думаю, что у него возникнет сильное искушение продать свою преданность стороне, которая в конце концов неизбежно проиграет. В таком случае я не могу отделаться от ощущения, что мирские амбиции — в дополнение к духовной преданности — склонят его к тому, чтобы связать свою судьбу с Матерью-Церковью. И он очень прагматичный человек. — Сиблэнкит слегка пожал плечами. — Уверен, что, будучи начальником разведки Гектора, он давно понял, что иногда бывает... необходимо принять практические меры.
— Понимаю.
Рейно несколько секунд обдумывал слова Сиблэнкита. Время от времени он и сам немного беспокоился о возможности того, что Корис попытается договориться с Кэйлебом. В конце концов, граф был в состоянии доставить князя Дейвина в Чарис, а Кэйлеб — и Шарлиан, черт бы побрал ее душу — должны были знать, насколько ценным противником стал Дейвин. С другой стороны, любая попытка передать юного князя Чарису была бы сопряжена с трудностями и опасностями, и Корис не мог не знать о том, что Мать-Церковь сделает с ним, если он предпримет такую попытку и потерпит неудачу.
И все же Рейно не до конца рассмотрел два других вопроса, которые только что поднял Сиблэнкит. Действительно, было маловероятно, что Кэйлеб, и особенно Шарлиан, когда-либо окажут хоть каплю доверия графу Корису. Во-первых, Шарлиан никогда не собиралась забывать, что Корис был шпионом Гектора, когда был убит ее отец, — что именно Корис фактически договорился о найме продажных "пиратов", ответственных за смерть короля Сейлиса. И даже если оставить это соображение в стороне, была оценка Сиблэнкита мнения Кориса о том, кто в конечном итоге выиграет эту войну. Если только не случится чего-то, что катастрофически изменит баланс сил между двумя сторонами, Чарис не сможет победить Мать-Церковь. Было возможно, хотя Рейно и не хотелось это признавать, что бездействующий Чарис мог пережить гнев Матери-Церкви, но ничто, кроме божественного вмешательства, не могло создать обстоятельств, при которых Чарис действительно мог победить Церковь и ее фактически безграничные ресурсы. Из всего, что он когда-либо видел или слышал о графе Корисе, этот человек, безусловно, был достаточно умен, чтобы прийти к выводам, которые только что приписал ему Сиблэнкит. И человек, потерявший все, на что он потратил свою жизнь, должен был думать о том, чтобы восстановить хотя бы малую толику того, что у него было отнято.
Это, безусловно, стоит иметь в виду, — сказал себе архиепископ. — Все мои отчеты о Корисе свидетельствуют о том, что Сиблэнкит прав, когда говорит, что граф намного умнее Жеймса. А это значит, что у него гораздо меньше шансов поддаться искушению совершить какую-нибудь выдающуюся глупость. Оставить его там, где он есть, в качестве опекуна Дейвина, было бы самым разумным, что мы могли бы сделать. Всегда предполагая, что прочтение Сиблэнкита его характера достоверно.
Он подумал об этом еще несколько мгновений, затем мысленно пожал плечами. Тринейр и Клинтан, несомненно, сформируют свое собственное мнение о Корисе и его надежности в течение следующих нескольких пятидневок. Они, вероятно, больше полагались бы на свое собственное суждение, чем на какие-либо советы извне, но для Рейно было бы неплохо иметь наготове свою собственную рекомендацию, если ее попросят.
Он отложил это соображение в сторону, засунув его в мысленную ячейку для дальнейшего размышления, и вернул свое внимание к Сиблэнкиту.
— Это очень интересные наблюдения, мастер Сиблэнкит, — признал он. — Однако есть еще несколько моментов, которые мне нужно обсудить с вами, и боюсь, что время поджимает. Итак, имея это в виду, что вы можете рассказать мне о собственном отношении князя Дейвина к Чарису?
— Как я уже сказал, ваше преосвященство, он очень маленький мальчик, чей отец был убит, и какие бы опровержения ни выдвигали Кэйлеб и Шарлиан, я не верю, что у Дейвина есть какие-либо сомнения в том, кто отвечает за это. При таких обстоятельствах я не думаю, что очень удивительно, если он ненавидит и не доверяет — и боится — Кэйлеба всеми фибрами своего существа. Графу Корису и королю Жеймсу тоже было нетрудно поощрять эти эмоции. — Сиблэнкит еще раз слегка пожал плечами. — В сложившихся обстоятельствах, — сказал он, в его тоне была легкая ирония, — поощрение его к таким чувствам, конечно, может только повысить его собственные шансы на выживание.
Он снова встретился взглядом с Рейно, и на этот раз архиепископ обнаружил, что не может полностью сдержать невольную улыбку. Он определенно собирался найти будущую работу для Сиблэнкита, — подумал он. — Этот человек оказался еще более проницательным и (что еще более ценно для агента) готовым поделиться своими впечатлениями, чем ожидал Рейно.
— Понимая это, — продолжил корисандец, — Дейвин также достаточно зол, чтобы искать любой возможный способ причинить вред Кэйлебу или Чарис. По общему признанию, он всего лишь мальчик, но это не вечно будет правдой. К тому времени, когда он достигнет зрелости — при условии, что он достаточно долго для этого сможет избегать чарисийских убийц, — он будет полностью привержен уничтожению этой "Чарисийской империи" и всех ее произведений. На самом деле, я думаю...
Уиллим Рейно откинулся на спинку стула, внимательно слушая. Возможно, ему все-таки придется отменить свою следующую встречу, подумал он. Учитывая остроту понимания Сиблэнкитом внутренней работы корисандского двора в изгнании в Талкире, возможно, было бы очень полезно узнать впечатления этого человека о городах и провинциях, через которые они с Корисом проезжали по пути в Храм. У Рейно было множество сообщений от инквизиторов и интендантов со всех материковых королевств, но у Сиблэнкита явно был острый и проницательный взгляд, а ранг Кориса был достаточно высок, чтобы Сиблэнкит посещал высшие круги земель, через которые они путешествовали. Правда, он был всего лишь камердинером графа, но любой шпион знал, что из слуг получаются самые лучшие шпионы. Они видели и слышали все, но те, кто был выше их, склонны были думать о них как о части пейзажа, не более чем о живой мебели. Все это означало, что точка зрения Сиблэнкита на отчеты агентов Рейно на месте может быть чрезвычайно ценной.
Я действительно должен следить за этим, — сказал себе архиепископ, слушая отчет Сиблэнкита. Шпионы, которые действительно могут думать, слишком редки — и ценны — чтобы тратить их на рутинные обязанности.
* * *
Робейр Дючейрн откинулся на спинку стула, устало потирая лоб. Еще полчаса, — подумал он, — и они наконец смогут сделать перерыв на обед. Он с нетерпением ждал этого, и не только потому, что в то утро поскупился на завтрак. Его голова пульсировала, уши были заложены сильнее, чем когда-либо (голос клерка, который в данный момент говорил, звучал так, как будто тот находился в бочке под водой), и ему очень хотелось немного побыть наедине, чтобы обдумать свою неожиданную встречу с Хоуэрдом Уилсином.
Не то чтобы он ждал ощущения большого комфорта после того, как все обдумает, — подумал он.
Он почувствовал, что у него потекло из носа, и пробормотал короткую едкую фразу, которая довольно плохо сочеталась с достоинством его августейшего поста. Он терпеть не мог сморкаться на публике, но альтернатива казалась еще хуже. Поэтому он полез в карман за носовым платком — и замер.
На мгновение ни один мускул не дрогнул, а затем он заставил себя расслабиться, по одному нерву за раз. Он надеялся, что никто не заметил его реакции. И когда он подумал об этом, на самом деле не было никаких причин, по которым кто-то должен был это делать. Но это не помешало ему почувствовать себя так, как будто он каким-то образом в это мгновение приклеил к своей спине огромную мишень лучника.
Или, возможно, кто-то другой повесил ее туда.
Кончики его пальцев исследовали маленький, но толстый конверт, который каким-то образом оказался у него под носовым платком. Его там не было, когда он выходил из своего номера этим утром, и он знал, что с тех пор его туда не клал. На самом деле, он мог вспомнить только одного человека, который был достаточно близок, чтобы найти возможность незаметно положить что-нибудь в его карман.
И именно в этот момент он не мог придумать ни одного подарка, который мог бы преподнести ему этот человек, который не был бы, по крайней мере, потенциально более смертоносным, чем если бы он весь состоял из цианида.
Странно, — подумал уголок его мозга. — Для того, кто был так голоден несколько секунд назад, я, кажется, удивительно быстро потерял аппетит.
.IV.
Королевский колледж, дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
— Барон Симаунт здесь, доктор.
Ражир Маклин оторвал взгляд от лежащих перед ним заметок, когда Дейрак Боуэйв просунул голову в дверь кабинета. Боуэйв был жизнерадостным молодым человеком, не на много лет старше императора Кэйлеба, и когда он не работал непосредственно с Маклином, он обычно проводил время с зятем Маклина, Эйзаком Канклином, в библиотеке королевского колледжа. Там определенно было чем заняться, — мрачно размышлял Маклин. — Они многого добились с тех пор, как одиннадцать месяцев назад было сожжено дотла первоначальное здание колледжа, но их нынешняя коллекция оставалась не более чем тенью того, чем она была, и организация нового материала по мере его поступления была огромной задачей.
Конечно, хотя Эйзак и Боуэйв этого не знали, то, к чему теперь имел доступ Маклин, затмевало все, что они потеряли.
Не то чтобы он мог сказать об этом кому-то из них.
— Попроси барона войти, пожалуйста, Дейрак, — сказал он вслух.
— Конечно. — Боуэйв улыбнулся, кивнул и исчез, а Маклин начал аккуратно складывать исписанные от руки страницы.
Записки, о которых шла речь, были от Сандры Ливис. Он просматривал их, готовясь к этой самой встрече, и его забавляло то, как легко он мог следить за ними... сейчас. Стиль письма доктора Ливис всегда был четким и лаконичным, даже элегантным, но ее почерк был также тем, что можно было бы милосердно назвать "паучьим", а близорукость Маклина — "миопия", как называл ее Мерлин Этроуз, — в течение многих лет неуклонно росла. Несмотря на лучшие линзы, которые можно было отшлифовать, ему становилось все труднее и труднее читать даже печатное слово. До самого недавнего времени так оно и было. Теперь предоставленные Мерлином "контактные линзы", в сочетании с "коммом" Маклина, также исправили его зрение до чудесной ясности. На самом деле, Маклин подозревал, что оно стало лучше, чем было даже во времена его теперь уже далекой юности. Конечно, эта юность была достаточно давно, золотое сияние памяти вполне могло сыграть с ним злую шутку, но он знал, что его способность видеть вещи при плохом освещении значительно улучшилась. У него все еще не было такой остроты зрения при слабом освещении, как у Мерлина Этроуза, но все же он видел намного лучше, чем кто-либо другой.
— Барон Симаунт, доктор, — сказал молодой Боуэйв, вводя довольно невысокого, пухлого офицера в небесно-голубой тунике и свободных черных [в других случаях — темно-синих] брюках имперского чарисийского флота в большую, залитую солнцем комнату.
— Алфрид! — Маклин встал за своим столом, протянув правую руку, и двое мужчин взялись за предплечья.
До прибытия Мерлина Этроуза в Чарис они знали друг друга совсем немного, но за последние три года оба стали важными членами небольшой, медленно растущей группы советников и новаторов, которых император Кэйлеб собрал вместе. В отличие от Маклина, Симаунт все еще не знал всей правды о Мерлине. Или, если уж на то пошло, полной правды о конечной природе борьбы Чариса не на жизнь, а на смерть против храмовой четверки. Ничто из этого не помешало ему внести огромный вклад в выживание Чариса.
