Год 2077-й

     Другой же выродок... или другая... или другое... В общем, другое существо привело Железного в замешательство.

     Железному уже приходилось видеть выродков-педерастов (у выродков это — обычное дело; но выглядят те обычно как мужики, только по-педерастически). Совсем недавно он видел даже выродка-трансвестита, правда, мёртвого. То же, что корчилось сейчас на полу у окна, было совершенно непонятно что такое. Из-под задравшегося по пояс грубого брезентового платья виднелись огромная жопа с поистине лошадиным очком, здоровенная как у коровы или той же лошади манда и хер с яйцами. Сисек у существа была полная пазуха, плечи широкие как у мужика, морда ни мужская, ни женская, а как у ребёнка-дебила, и грива густых иссиня-чёрных волос. Существо уже перестало сучить ногами, оно не скулило, а только редко моргало большими выпуклыми глазами и вздрагивало. Рядом с существом на полу лежал окровавленный обрез двустволки.

     — Да-а... — тихо произнёс Железный, переводя взгляд со здоровилы на существо неопределённого пола и обратно. — Вот во что человек порой превращается, если его вовремя в ведре не утопить...

     Его передёрнуло.

     Снаружи стрельба к тому моменту прекратилась. Были слышны знакомые голоса.

     — Эй, мужики! — громко крикнул он, не подходя к окнам. — Это Саня Железный! Меня слышит кто?!

     — Слышим, Железный! Чего там у тебя? — послышался с улицы голос Серьги́.

     Железный прошёл через комнату к окну, выглянул на дорогу. Прямо впереди посреди дороги лежал Армен Микоян, убитый этим самым лысым, как слизень, уродом. Рядом с телом стоял, опустив голову, Серьга. Вид у Серьги́ был мрачный: чуб и усы как будто выпрямились и свисали вниз паклями, и даже золотое кольцо в ухе, казалось, не желало блестеть на полуденном июньском солнце. Взглянув быстро на Железного, Серьга отвёл глаза. Железный резко обернулся, навёл на стонущего выродка пистолет, выбрал спуск, но не выстрелил. Этого надо ещё допросить. Посмотрев снова в окно, направо, Железный заметил на эстакаде Хохла и Пельменя.

     — Степан! — окликнул он Хохла. Тот обернулся:

     — Чего?

     — Тут у меня, кажется, главный всей этой пиздобратии... Пока живой, но может и подохнуть. Допросить бы...

     — Ну, так и допроси. Чего стесняешься? — послышался голос Длинного, который только что появился из густых зарослей через дорогу вместе с Че, правая рука которого была перевязана. Че был бледный и держался на ногах только благодаря Длинному, на которого опирался здоровой рукой.

     — Да я не стесняюсь, командир, — сказал Железный. — Я субординацию блюду. Вас вон, сколько комитетчиков тут, а я — простой солдат...

     — Саня, — сказал на это серьёзно Длинный, — мы здесь все солдаты. Солдаты Содружества. Если завтра меня, как Армена... — он быстро посмотрел на тело товарища, — ты вместо меня в Комитете будешь. Так что, давай, не разглагольствуй, а начинай допрос. А мы со Стёпычем подойдём.

     Глава двадцать четвёртая. Разговор у костра

     27 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Новокубанский район, посёлок Прикубанский (фактический пригород Армавира, расположен на правом берегу реки Кубань), вечер

     Была половина десятого вечера. Молотов сидел с товарищами у костерка на заднем дворе добротного кирпичного дома на окраине Прикубанского, в котором отряд остановился на ночёвку. Эта часть двора была когда-то выложена тротуарной плиткой, и потому не заросла деревьями, как сад, что начинался в пяти метрах от дома. За прошедшие после Войны годы плитку покрыл слой пыли и перегнившей листвы, на котором проросла мурава и даже несколько тонких деревьев, но площадка оставалась относительно свободной. К площадке примыкала крытая жестяной крышей кирпичная беседка с мангалом, которую искатели приспособили под полевую кухню, а вокруг беседки стоял сад — сплошная чащоба из груш, яблонь и слив, оплетённая одичалым виноградом и местами ежевикой.

     Ответственным за караул на эту ночь Молотов назначил Цезаря. Составили список дежурств, определили фишки на крышах соседних домов, назначили ответственных по лагерю, кашеваров — в общем, всё как обычно по распорядку. Только вечер этот отличался от трёх предыдущих, когда искатели купались то в море, то в речках, травили у костра байки и анекдоты, тихо пели песни. В этот вечер не было шуток и песен.

     Армяна похоронили в Армавире, возле алтаря армянской церкви, что стоит недалеко от единственного моста через Кубань. Относительно способа погребения мнения разделились. Часть товарищей сочли лучшим вывезти тело в лес и похоронить там; другие предлагали предать тело водам Кубани. И первые, и вторые опасались, что местные выродки раскопают и съедят труп. Однако Армен был религиозным (не какой-то конкретной христианской конфессии — таковых нет уже полста лет; просто имел при себе карманную Библию и иногда её читал, никому при этом не «проповедуя»), потому в итоге и порешили, что он бы одобрил быть погребённым на церковной земле. Да и церковь, как на заказ, армянская. А от трупоедов могилу заминировали.

     За Че теперь приглядывал Айболит — пятидесятидвухлетний искатель из Вольного, которого на родном хуторе все, кроме искателей, звали исключительно Леонардом Арнольдовичем. В сводном молотовском отряде Айболит был постоянным членом — рядовым бойцом и по совместительству штатным доктором. После осмотра и перевязки, Айболит сказал, что ранение «хорошее», и что рука Че восстановится. Но это будет месяца через полтора-два, а пока Че — не боец. Хорошо хоть ехать сам сможет, — если налегке, порулит одной левой.

     В группу к Длинному, вместо выбывших по смерти и ранению, Молотов назначил махновца Серьгу и сталинца Женькá по прозвищу Таракан. Сейчас эти двое сидели рядом. Серьга задумчиво курил трубку, а Таракан прихлёбывал горячий травяной чай из эмалированной кружки.

     Из-за угла дома появился Айболит. Рукава его кителя были закатаны повыше локтей, руки стерильно чистые, о чём свидетельствовал исходивший от него запах спирта и какой-то медицинской химии. Вид Айболит имел заметно уставший, но ни разу не мрачный, что Молотов сразу подметил и чему порадовался. Айболит молча прошёл мимо сидевших вокруг костра на табуретах и каких-то ящиках искателей к беседке, обдав их усилившимся аптечным духом. Там взял с небольшого дубового стола свободную кружку, плеснул в неё чаю из зава́рника, долил кипятку из стоявшего на углях в мангале большого на полведра чайника, после чего прошёл к костру и уселся на свободное место на лавке напротив Молотова. Поставил кружку на землю перед собой, достал кисет с табаком и бумагу.

     Молотов достал из карманов папиросную машинку и красную упаковку папиросной бумаги «Zig-Zag»:

     — Держи, товарищ Айболит! — Он передал всё это через сидевших справа искателей.

     — Благодарствую, командир! — сказал Айболит.

     Вложив в устройство желтоватый листок, Айболит насыпал сверху табак и принялся производить самокрутку.

     — Как там Чебурашка? — спросил Молотов.

     — Спит, — ответил Айболит, закончив изготавливать самокрутку, но пока не прикуривая. — Принял сто граммов самогону и уснул. — Сказав это, доктор осторожно отпил чаю из горячей кружки.

     По настоянию Айболита, Че положили на веранде дома, отдельно от всех, чтобы его лишний раз не беспокоили. Свой спальник доктор кинул там же, рядом, а товарищам наказал обходить веранду стороной и вообще не шуметь поблизости.

     — А он точно педали крутить завтра сможет? — спросил Айболита Длинный.

     Айболит пожал плечами:

     — Если потихоньку, то сможет. Но лучше бы ему полежать пару дней...

     — Нельзя, — отрезал Молотов. — Никак нельзя.

     — Если что, ко мне за спину пусть садится, — сказал Стас, сидевший рядом с Длинным.

     — А давайте Чебурашку ко мне на тележку посадим! — предложил Пельмень. — Пускай бомбу обнимает.

     Велосипеды пятерых искателей из основной группы имели фаркопы и тащили велоприцепы с провизией и боеприпасами. Пельменю выпал жребий тащить прицеп с термоядерным фугасом и сопутствующим оборудованием (аккумулятором, таймером и проводами) — килограммов под пятьдесят весу, при этом места груз занимал не так чтобы много. Субтильный Чебурашка вполне мог уместиться.

     — А что? Мишка дело говорит! — заметил Серьга.

     — Хм... Да, дело, — поддержал его Хохол.

     Куривший молча самокрутку Цезарь посмотрел на Молотова и одобрительно покивал.

     — Что скажешь, доктор? — спросил тогда Молотов у Айболита.

     — А почему бы и нет? — ответил тот.

     — Я только аккумулятор на багажник перекину, чтобы сцепление с дорогой было лучше, — сказал Пельмень, — и нормально будет. А ты, доктор, будешь рядом ехать и присматривать за Чебурашкой, чтобы не потерялся.

     Они немного помолчали. Кто-то налил себе ещё чаю, кто-то скрутил очередную самокрутку. Железный, предпочитавший трубку, набил свою ядрёным табаком, раскурил, выпустил несколько облачков белёсого дыма и задал Айболиту вопрос, который не оставлял его всю вторую половину дня и вечер:

     — Слушай, доктор, ты же знаешь медицинскую науку, анатомию, умеешь покойника разобрать и определить отчего тот помер... Вот скажи, что это такое было, там... в той квартире?

     — Ну, Александр... — Айболит задумчиво погладил аккуратную бородку эспаньолку, делавшую его похожим на довоенного профессора. — Можно сказать, ты увидел сегодня живое воплощение мечт извращенцев всех времён и народов... — С этими словами Айболит наклонился к костру и, вытащив из него тлевшую с одного конца палку, прикурил самокрутку, после чего вернул палку обратно в костёр. — Это был андрогин, — сказал Айболит, выпуская дым, — двуполое существо. Урод, сочетающий в себе мужское и женское начала. В древности у некоторых народов были мифы о подобных существах... Например, древнегреческий миф о сыне Гермеса и Афродиты — Гермафродите. Правда, греки представляли Гермафродита этаким прекрасным существом, вроде бабы, только с членом... Ну, у древних греков много заднеприводных было... Любили древнегреческие мужики пёхать безбородых мальчиков, пока те не возмужали... И вот кому-то, видать, пришла в голову идея приделать такому мальчику ещё и манду, и девичьи сиськи... — Айболит задумчиво затянулся из самокрутки, выпустил большое дымное облако и продолжил: — Нашлись, значится, у древних гомогреков умелые скульпторы, которые эту будоражившую умы современников идею растиражировали: понаваяли статуй красивых баб, которым приделали пипирки, как у тех самых мальчиков... ма-аленькие такие... — Айболит показал на пальцах — какие.

     Сидевшие вокруг костра искатели слушали Айболита с интересом. Все видели труп подорванного гранатой существа в армавирской квартире в доме на пересечении улицы неизвестных «жертв» коммунизма с улицей «жертвы» известной. Из допроса слизнеподобного здоровилы-автоматчика, оказавшегося главарём шайки местных выродков, который весьма плохо изъяснялся по-русски, выяснилось, что существо звали Кóнчем. Конч был... или была, кем-то вроде жены слизня, которого, к слову, звали Вовой, что, впрочем, не мешало Кóнчу пользовать баб шайки. И, судя по тому, что в шайке народилось несколько таких же, как Кóнч, маленьких уродцев, елда у Конча работала исправно.

     — Некоторые из тех скульптур, — продолжал Айболит, — и сами мифы, конечно, дошли до просвещённых европейцев эпохи Возрождения, среди которых любителей побаловаться под хвост тоже хватало... Одни святые отцы Церкви чего стоили... — Айболит усмехнулся. — И принялись европейские творцы активно возрождать древнегреческую мифологию...

     — Подожди, Айболит, — поднял ладонь Молотов. — Ты, кажется, увлёкся историей. Давай ближе к телу. Как так вышло, что этот... хм... Кóнч получился?

     — Да просто он получился, — ответил доктор, кинув окурок в костёр. — Ошибка природы. Природа постоянно ошибается, родятся уроды. Это, конечно, неприятно, но нормально. Просто нормальные люди от уродов всегда избавлялись. И от уродов физических... ну, зачем нужно оставлять жить, скажем, двухголового младенца?.. и от уродов моральных — от убийц, людоедов, педофилов, пидорасов... Это только последние лет пятьдесят перед Войной уродов не трогали и даже выдавали уродство за «вариант нормы». Даже подводили под это якобы научные обоснования... Пример: так называемая «гендерная теория», или «квир-теория»... И потом на основании политически ангажированной псевдонауки лепили новую мораль... Впрочем, я отвлёкся... — Айболит полез в карман за табаком, но Молотов протянул ему только что скрученную папиросу. Айболит папиросу взял и прикурил от протянутой сидевшим слева Длинным зажигалки. — Благодарю, товарищи! Так вот, про андрогинов... Уродство это — гермафродитизм, так оно научно называется — известно человечеству с давних времён. И родившиеся изредка двуполые уроды вовсе не были столь прекрасны, как воображали себе заднеприводные творцы. Как там у Пушкина...