🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

— Я думал, ты спишь, родная, — поцеловав шелковистую макушку, сказал он.

— Нет. Тебя ждала, — непривычно хриплым голосом ответила она, и Феликс понял, что она плакала. — Ужасно было лежать тут одной и думать... и вспоминать... — Эрика приподнялась и посмотрела на него; лицо у неё, и правда, оказалось розовым и припухшим от слёз.

— О чём вспоминать, моя хорошая?

— О Марке. Силы Небесные, ведь он же был совсем другим! Совсем другим... пока была жива мама! — зашептала она торопливо. — Таким славным, таким весёлым мальчиком. Мы играли вместе и почти никогда не ссорились. Он любил меня; я знаю, что любил — я чувствовала это... ребёнка ведь не обманешь! А потом всё пошло наперекосяк... я никак не могу понять: когда, почему? Как получилось, что он возненавидел меня — так сильно возненавидел, что, действительно, захотел убить? Я ведь не верила, Феликс! Я до сегодняшнего дня, похоже, в это не верила. Да, он завидовал мне и... ревновал меня к трону. Мне было его жалко, раньше я даже думала: как неправильно, что первой родилась я, а не он. Да, он делал мне гадости... мелкие, подлые гадости — всё моё детство, после того, как не стало мамы, прошло под знаком этих гадостей. Я старалась не воспринимать их всерьёз; надеялась, что он их перерастёт; а потом сама выросла и просто научилась их избегать. Но даже когда узнала, что они с Ингрид затеяли убить отца и подставить меня — я и тогда не верила, что Марк ввязался в заговор по зову своего сердца. Теперь я понимаю, что исподволь винила во всём Ингрид: это она, мол, охмурила его и подбила на скверное. А в действительности, он... — Эрика всхлипнула, — в действительности, он тоже... — и она, недоговорив, снова заплакала.

— Что ж поделать, — совершенно не представляя, как её утешить, с грустью проговорил Многоликий. — Марк, должно быть, и правда, был создан, чтобы пойти по стопам отца. Такой же властолюбивый и беспринципный. А доброты и великодушия твоей мамы ему, увы, не досталось ни капли...

У него болело внутри от мысли, что считанные минуты спустя Принцессе по его милости станет известно страшное: если брат её — всего лишь потенциальный убийца, то отец — убийца состоявшийся, без зазрения совести лишивший её матери. Помолчать об этом ещё хоть немного, подумал Феликс. Хоть на минуту продлить её благословенное неведение... Поглаживая Эрику по спине, он дождался, пока она перестанет всхлипывать, потом провёл ладонью вдоль её бока и задержался внизу живота. Неловко и нежно спросил:

— Как там наша Искорка?

Принцесса встрепенулась, подняла голову, вытерла мокрые щёки. Губы тронула слабая улыбка, но тут же исчезла.

— Не знаю, любимый. Я её пока совсем не ощущаю. Сначала даже думала, вдруг доктор ошибся, и никакого ребёнка вовсе нет...

— Ошибся? — нахмурился Многоликий.

— Теперь уже не думаю, — она снова коротко улыбнулась. — Но мне было бы легче, если бы я чувствовала, что он там. Я бы тогда с ним разговаривала... мысленно. А так, я просто всё время за него боюсь, и ничего больше.

— Не бойся, Эрика. Он появится на свет за Океаном, там, где до нас с тобой никто не доберётся. Наш план уже работает... только бы Император не подвёл — и всё у нас будет как надо.

— Работает? — чуть удивлённо переспросила Принцесса. — Ты о том, что Мангана заколдовал гирлянду на стене? Я видела. Теперь ты отсюда просто так не выйдешь. Но ключ...

— Я зато гирлянду не видел, — отозвался Феликс, — даже в окно сегодня посмотреть было некогда. Ну, заколдовал и заколдовал, подумаешь; этого и следовало ожидать, — он помедлил, набираясь мужества, и, наконец, объявил: — Но ключ, родная, уже лежит в сейфе твоего отца.

— В сейфе?! — ахнула Эрика и села. — Почему же ты молчал?!

— Потому что ты сразу захочешь узнать, как он туда попал, — мрачно ответил Многоликий.

— Непременно захочу, — кивнула она. В глазах, ярко-синих от недавних слёз, появилась тревога. — Мы с тобой ещё в Кирфе обещали друг другу не врать. Помнишь?

— Помню. Именно поэтому и не мог решиться...

— Говори уже, — она подобрала под себя ноги, нервозными движениями расправила платье. — Хуже того, что мне открылось сегодня вечером...

Феликс тоже уселся и взял обе её руки в свои.

— К сожалению, это будет ещё хуже. Но скрывать от тебя такое... я не позволил бы себе скрывать, даже если бы меня не связывали никакие обещания. Ты была права: когда Потрошитель потребовал ключ, чтобы устроить тебе побег, Король отказался. Я тоже был прав: Мангана, естественно, своего добился. Ничего из ряда вон выходящего он не сделал — прибег к заурядному шантажу.

— Понятно, — чересчур спокойно произнесла Эрика. — И чем же он шантажировал моего отца?

— Тем, что пятнадцать лет назад тот приказал ему убить Королеву. Вернее, угрозой передать вещественное подтверждение приказа графу Сольбергу, — не сказал, а спрыгнул головой вниз Многоликий.

Принцесса дёрнулась всем телом.

— Нет. Нет, Феликс, нет! — прошептала она и, как в спасательный круг, вцепилась в его руки.

С побелевших губ слетело ещё одно безнадёжное 'нет', но по глазам было ясно: поверила.

Оборотень, не тратя лишних слов, пересказал ей значимую часть подсмотренной им сцены. Его любимая внимала, не шевелясь, не перебивая и как будто не дыша; даже глаза её, и то были неподвижными. Он уже закончил — а она продолжала сидеть, уставившись в одну точку.

— Эрика! — Феликс с усилием высвободился из её напряжённых пальцев и перепуганно встряхнул её за плечи. — Скажи что-нибудь, Эрика!

Девушка растерянно моргнула и сфокусировала взгляд на нём:

— Я не знаю, что сказать, любимый.

— Что угодно, только не молчи, — виновато попросил Феликс. — А то мне чудится, что я сам тебя теперь убиваю.

— Мне Тангрис намекала, что с мамой... это не был несчастный случай. Намекала, что, скорее всего, её погубил Мангана, — опуская глаза, медленно проговорила Принцесса. — Я тогда подумала, что она, конечно, права. Я ведь и без того не верила, что мама, с её Даром, могла погибнуть так случайно и нелепо — просто мне с детства внушали, что у её гибели совсем другой виновник. Но я и предположить не могла, что отец... Папа! Ах, папа! — она внезапно зарыдала в голос и качнулась вперёд, в раскрытые объятия Многоликого.

Его рубашка моментально промокла, а у него отлегло от сердца. Пусть плачет, бедная, раненая девочка. Ей станет легче, когда она выплачет и выскажет вслух своё горе.

Сначала слова, которые Эрика лепетала сквозь слёзы, были ему близки и понятны. Незатухающая тоска о матери и смертная обида на отца — то, что любой человек выплёскивал бы на её месте:

— Как он мог, Феликс?! Как он мог отнять её у меня?! Если бы не он, мама бы и теперь была со мной! И всё, всё было бы по-другому...

Но потом он услышал нечто такое, что сначала привело его в изумление:

— Мой брат — убийца. Мой отец — убийца! Серафимы-Заступники, а я, Феликс?! А я?! А если во мне тоже живёт такой монстр — и спит до поры до времени?..

— Ты чего, глупенькая? — Феликс развернул к себе её лицо и принялся осыпать поцелуями залитые слезами подбородок и щёки. — Что ты придумала? Какой ещё монстр? Ты добрая, чистая, светлая, искренняя. Ты лучше всех, кого я когда-либо знал. Ты сокровище. Такая, какой была твоя мама, слышишь? А о ней говорят, что она была святая...

Он вдруг впервые в жизни обрадовался тому, что не знает своих корней. Не знает, ни кем был его отец, ни что собой представляла матушка. Подростком он страдал от незнания, потом привык к нему, смирился — и снова стал мучиться им лишь тогда, когда встретился с Эрикой. Но теперь Многоликий поневоле думал о том, что лучше совсем ничего не знать о своей семье, как он, чем захлёбываться ужасом от внезапного узнавания, как Принцесса.

Часы на главной башне пробили дважды.

— Всё, всё, хватит! — воскликнула вдруг девушка, резко отстранилась и вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Распустила нюни. Прости, любимый. Сейчас я возьму себя в руки. Ключ уже в сейфе, да? — она прерывисто втянула в себя воздух. — Значит, мы убежим сегодня же ночью.

— Хорошо, Эрика, мы убежим сегодня, — согласился Многоликий, высматривая салфетку или носовой платок, чтобы она могла прочистить нос. — Только нужно дать Мангане полностью отыграть его роль — иначе он насторожится и спутает нам карты.

— Дадим. Но после этого... Сразу, да? Ни единой лишней минуты не желаю провести с ним под одной крышей, — с бесконечной горечью сказала Принцесса.

Феликс понял, что под 'ним' она имела в виду Короля, а не Потрошителя. И понял заодно кое-что ещё. Ни в прошлом, ни в неслучившемся будущем Эрика не испытывала того, что испытала в настоящем. Она любила отца — несмотря ни на что. Он предавал её и продавал, пренебрегал ей самою и её любовью к нему — но до сего дня эта любовь жила. Она жила ещё полчаса назад. А теперь — закончилась. Умерла. Прогорела, оставив после себя пепелище. 'Бедная девочка, — в который раз за вечер подумал Многоликий. — Бедная моя девочка! Как она со всем этим справится?'

— Не смотри на меня так, — рассердилась Эрика, будто прочитала его мысли. — Со мной всё нормально. Я уже успокоилась.

— Не смотрю. Я... вот... — он смутился и протянул ей салфетку, обнаруженную среди тарелок на прикроватном столике. — Держи, пригодится.

Принцесса взяла салфетку, скользнула взглядом по тарелкам, и выражение её лица из рассерженного стало расстроенным.

— Ох, любимый! Как я могла забыть! Для тебя оставила, ты же наверняка не ел...

— Почти не ел, — признался он, чувствуя, как рот наполняется слюной. — Спасибо! Что ты горничной-то сказала? По поводу ночной трапезы.

— Сказала, что иногда ложусь спать очень поздно и успеваю проголодаться. Она моих привычек не знает, так что молча принесла еды. Я потом на неё накричала, что она всё делает не так, как Валькирия, и велела исчезнуть до утра. Напугала до полусмерти, по-моему. Но я, и правда, не могла в тот момент выносить её присутствие.

Удивительным образом она сумела восстановить самообладание. И только взгляд у неё был тусклый и больной, выдавая, какую драму она переживает.

Пока Феликс ел — холодное мясо, соленья, ржаные хлебцы, — Эрика приводила себя в порядок. Высморкалась, пригладила щёткой чуть растрепавшиеся волосы, затем исчезла в ванной и вернулась умытая.

— Будем ждать Мангану, любимый?

— Угу, — он подобрал остатки мясного сока и подавил искушение облизать тарелку. — До утра господин Придворный Маг вряд ли дотерпит... С минуты на минуту явится тебя запугивать.

— А дальше?

— Я пойду за ключом. А ты будешь собираться — так же, как в прошлый раз. Воротник у тебя?

— У меня. Что он делает? Даёт невидимость?

— Да. Отлично. Значит, не придётся даже будить Акселя и просить о помощи.

— Это и к лучшему, — вздохнула она.

Многоликий догадывался, о чём этот вздох. В его душе такой же занозой сидело предположение, что их тайна попала к Императору именно через жениха Принцессы. Тот бы, конечно, не подвёл — сам ведь заинтересован в том, чтобы план его отца осуществился. Но иметь дело с принцем больше всё равно не хотелось.

— Карта! Ещё же карта нужна! — всплеснув руками, спохватилась Эрика.

— Какая карта?

— Ну, помнишь, я вырвала из книги страницы с чертежами Замка, чтобы ты сумел выбраться наружу по коммуникациям? До того, как сама решила лететь вместе с тобой. Чертежи нам тогда не пригодились, но на обороте одного из них оказалась карта, которую мы потом...

Феликс хлопнул себя по лбу:

— Точно! Значит, кроме ключа, я должен принести и её. Расскажи, из какой книги ты её вырвала. И напомни, как открывается королевский сейф.

— Давай, я лучше нарисую и напишу, — предложила Принцесса и повела его в кабинет.

Она почти закончила объяснение, когда раздался долгожданный и чрезвычайно решительный стук в дверь.

* * *

Ветра этой ночью не было, и воздух был не слишком холодным, почти таким, к какому Эрика привыкла в Икониуме — щёки пощипывало лишь самую малость. С неба сыпалась мелкая и редкая снежная крошка. Выскользнув из окна спальни, Принцесса замерла на карнизе и осмотрелась. Замок давно спит, светящиеся окна можно пересчитать по пальцам. Не спят только 'серо-красные' — чередой вышагивают вдоль крепостной стены. 'В прошлый раз', подумала Эрика, в ночь первого побега, их тоже было ужасно много — но тогда патрулировать периметр Замка их отправили для виду, чтобы произвести впечатление на неё и Многоликого. Сейчас стражники, конечно, тоже участвуют в спектакле, но всё же главная их функция — охранять от незваных гостей лишившуюся магической защиты цитадель.

Толку-то! Можно подумать, человек, которому хватило ума и предприимчивости чужими руками обезвредить Корону, не найдёт способа проникнуть в королевскую резиденцию незаметно для стражи! Если, конечно, он вообще собирается сюда проникать. Кто его знает, вдруг он опять будет действовать через сообщников — неизвестно же, какую цель он преследует. За бурными эмоциями второй половины дня Принцесса почти забыла, что Корона 'выключилась' не сама собой, а с помощью противовеса. Но теперь, вспомнив, снова спросила себя: кто это устроил? Кто и зачем? И снова задержала дыхание, прислушиваясь к холодку в подреберье — словно когда-то видела или слышала что-то такое, что подсказало бы ей разгадку, но не могла сообразить, что именно.

Она повела плечами, стряхивая наваждение. Прикрытый шарфом горностай у неё на шее рассудил, что этот жест адресован ему, фыркнул и вцепился лапами в 'Воротник-Невидимку', магия которого действовала и на него тоже. Эрику осенило: бедолажка, он же боится летать!

— Потерпи, любимый, — прошептала она, ободряюще погладила его через шарф и на ощупь надела варежки.

Ужасно странно — не видеть ни себя, ни его, ни свою одежду! Но только так и поверишь, что другие всего этого тоже не видят. Интересно, сколько продлится эффект? Феликс говорил о двух-трёх минутах — или даже меньше, ведь сегодня воротником дважды уже воспользовались. 'Никто нас, конечно, не станет задерживать, даже если заметят. Но лучше всё-таки не мешкать!' — сказала себе Принцесса.

Она постояла ещё чуть-чуть, почему-то никак не решаясь взлететь. Не было ни пьянящего предвкушения свободы и счастья, как в первый побег; ни слепого, нерассуждающего отчаяния, как во второй. Было — глубинное осознание предначертанности происходящего. Не стоило и пытаться обмануть Судьбу, вздохнула Эрика. Резко выдохнула, оттолкнулась обеими ногами от карниза и устремилась вверх.

Упиваться полётом не получилось — тело было тяжёлым и неуклюжим от усталости. Свечкой взмыть к ночному небу, как 'в прошлый раз', Принцесса не смогла. Над крышей башни её занесло, опрокинуло на бок, в лицо ринулась заметённая снегом черепица — летунья едва успела увернуться. Зависла в воздухе, радуясь своей невидимости, перевела дух, с усилием вытянула себя повыше и поспешила убраться прочь, пока не перестал работать воротник.

Идущая на убыль луна, прячась за тонкой облачной пеленой, озаряла всё небо неярким голубоватым светом. На то, чтобы стали различимыми детали ландшафта, этого света не хватало. Ориентирами Эрике служили огни Белларии справа от неё и непроглядная чернота лесистых склонов горы Эск — слева. Она приблизилась к лесу и знакомым маршрутом поплыла в обход горы, думая лишь о том, как бы не пропустить внизу Палаэту — в такой темноте ошибиться было несложно.