Его мысли вернулись к двум лицам, оба они вызывали бурю эмоций. Одной из них была Талия, зеленая, когда она пришла в свой первый полноценный день в качестве кадета, но уже учившаяся носить маску, которая защитила бы ее от насмешек и шепота — маска затвердела, превратившись в своего рода рубцовую ткань, которая была с ней даже сейчас. Он сразу увидел в ней многообещающий потенциал и, несмотря на все опасения своих коллег, настоял на том, чтобы взять Талию в свой собственный учебный центр, а затем — когда она стала заместителем на местах — в его собственное оперативное подразделение. Она неоднократно испытывала его терпение, получала выговоры и сеансы перевоспитания, но ни разу у него не было повода пожалеть о своем первоначальном суждении.
Другим лицом был Девон Гарлин, запечатлевшийся в мозгу Дрейфуса подобно некоему поражению, наполненному ядом, набирающему массу и токсичность, создающему связи из самого себя, медленно проникающему в каждую хорошую мысль, захватывающему его сознание. Это не могло продолжаться. Теперь он увидел это, то, что всегда было здесь, всегда явственно, но что он только сейчас заставил себя признать во всей его правдивости и простоте. Чтобы уничтожить Девона Гарлина — лишить врага всего, что ему было дорого, — сначала необходимо было уничтожить Лесной пожар.
И он так и сделает.
Пока Гестия Дель Мар продолжала продираться сквозь сорняки, находясь в безопасном месте вне пределов слышимости, он нажал на микрофон на своем воротнике, но не открыл конкретный канал для Брони.
У него пересохло в горле. По спине у него пробежал холодок, в животе все сжалось. Он знал, что стоит на пороге чего-то непоправимого, либо самой серьезной ошибки в его карьере, либо самого трудного правильного решения, которое ему когда-либо приходилось принимать.
— Если ты так хороша, как тебе нравится хвастаться, то сейчас ты меня услышишь. Нас что, подслушивают городские власти?
Ее голос был таким же скрипучим и далеким, как и в прошлый раз.
— Нет. Они записали твой предыдущий разговор, но этот невозможно отследить. Я забочусь об этом.
— Тогда ты знаешь, где я нахожусь, и знаешь, как продвигаются дела с Лесным пожаром. Я все обдумал. Меня от этого тошнит до мозга костей, но я собираюсь дать тебе то, чего ты хочешь. Ты выполнишь свое обещание. Эти имена появятся. Никаких "если", никаких "но". Никаких хитрых осложнений. Ты сообщишь их техническому отделу, работающему в клинике, и убедишься, что они распознают их по фамилиям. Сделай мне одно одолжение, добудь нужную тебе информацию о Часовщике и никогда больше не напоминай мне о своем существовании. Тогда мы будем в расчете. Это понятно?
— Я знала, что в конце концов мы найдем общий язык. И да, даю тебе слово. Такие вещи действительно важны для меня, как бы трудно тебе ни было в это поверить. У меня может не быть совести, но есть принципы.
— Ты войдешь, найдешь то, что тебе нужно, и не оставишь никаких следов своего присутствия.
— Поверь мне, я не собираюсь задерживаться. Часовщик знает о моем интересе к вашим записям. Я действительно была бы очень удивлена, если бы он не попытался расставить мне пару ловушек. Но я буду осторожна, быстра и верна своему слову.
— Если в этих именах есть какая-то двусмысленность, даже...
— Просто сделай это, префект. Ты видел, как круто сейчас поднимается эта кривая. Потраченный впустую час может обернуться еще одной потерянной жизнью. Я хочу помочь этим людям, но я также должна учитывать свои собственные потребности.
— Твои потребности? — сказал он, почти смеясь.
— Я совершала ошибки — не отрицаю. Но я — нечто новое, нечто уникальное, и ценю свое существование. Думаю, что смогу добиться большего, чем мне удавалось до сих пор. Кроме того, задай себе один простой вопрос. Когда все это закончится, ты предпочтешь иметь дело со мной или с Часовщиком?
Дрейфус сделал вдох. За куполом, просачиваясь сквозь грани грязного стекла, огни Города Бездны говорили о жизни и потенциале, о любви и смерти, о простых делах обычных людей, настойчиво напоминая ему о том, что поставлено на карту.
Как будто ему это было нужно.
— Это слова "Солнцестояние", "Мандрагора", "Равнины". Не думаю, что мне нужно их повторять.
— Не думай. Ты сделал мудрый выбор, префект, — принял правильное решение. Оглашаю имена пациентов, пока мы разговариваем. Позабочусь о том, чтобы ваши оперативники наткнулись на них совершенно правдоподобным образом.
— Хорошо. Буду ждать подтверждения от Джейн Омонье.
— Конечно, Фома неверующий. Но тогда я не должна ожидать чего-то меньшего от полицейского, не так ли?
— Мы закончили?
— Как всегда.
Дрейфус отключил канал связи, стоя неподвижно и молча, размышляя о масштабах того, что он сделал. Невозможно было не чувствовать, что он нарушил что-то святое, уничтожив в одном приступе слабости доброе дело всей своей жизни. Мгновение промедления, и все было потеряно. Но он задавался вопросом, насколько хуже ему было бы, если бы погибло еще десять жизней, не говоря уже о двух тысячах.
— Что вас задерживает? — звала Дель Мар.
— Дело, детектив-маршал, — отозвался Дрейфус. — Но теперь с ним покончено.
Пантера была головоломкой из черных фрагментов, серией разрозненных фигур, движущихся за высокими травинками. Калеб заметил ее первым, похлопав Джулиуса по плечу и одними губами приказав ему замолчать. Мальчики низко пригнулись, продвигаясь вперед с предельной осторожностью, Калеб снял арбалет с плеча и передал его брату одним медленным плавным движением, болт был уже заряжен.
— Убей ее, — сказал Калеб, вкладывая слова прямо в голову Джулиуса без необходимости произносить их вслух. — Она достаточно близко, и у тебя никогда не будет лучшей возможности.
— Мы ее не интересуем, — возразил Джулиус. — Она просто хочет продолжить охоту.
— Нет причин не убивать ее.
К этому времени Джулиус уже знал, что сопротивляться не стоит. В любом случае, пантера была ненастоящей. У нее действительно была своего рода воля, но только потому, что она подчинялась алгоритмам, установленным Калебом, которые разрешали ей определенную форму независимости. В этом вопросе, по крайней мере, Джулиус доверял Калебу, что тот не обманет, не предоставит себе секретной информации о местонахождении животных. В любом случае, они искали пантеру уже три часа, давно пропустив тот момент, когда им следовало вернуться в Шелл-Хаус. У Калеба никогда бы не хватило терпения так долго водить Джулиуса за нос, если бы охота не была настоящей.
Джулиус прицелился из арбалета, отслеживая продвижение пантеры. Голова была слишком маленькой мишенью, поэтому он перевел прицел, пока не навел на область сразу за плечами животного. Он задержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Арбалет выстрелил с рывком отдачи. Дротик пролетел бесшумно, казалось, исчезнув в пантере. Пантера выгнула спину, издала рев боли и завалилась на бок.
Калеб похлопал его по спине. — Ты становишься лучше.
Джулиус вернул арбалет, чувствуя, что на данный момент он сделал достаточно, чтобы успокоить Калеба. Без особого энтузиазма он последовал за своим братом к упавшему животному, трава хлестала их по коленям, когда они приближались.
— Как ты думаешь, ты мог бы сделать это с человеком? — спросил Калеб.
— Сделать что?
— Пристрелить его, как ты сделал с пантерой.
— Это была не пантера. Это был вымысел.
— Но смог бы, если бы от этого зависела твоя жизнь?
Джулиус протиснулся сквозь бахрому травы, окружавшую пантеру. Она лежала, вытянув к нему лапы, ее глаза все еще были открыты, и она издавала медленное, страдальческое мурлыканье. Там, куда попал болт, была красная рана. Картина была настолько реалистичной, что Джулиус почувствовал некоторую потребность в утешении. Он опустился на колени рядом с животным и провел по нему рукой, его пальцы без сопротивления погрузились в пантеру. Он чувствовал, как настоящая трава исчезает из поля его зрения.
Затрудненное дыхание пантеры замедлилось. Один глаз рассматривал его с мягким, затуманивающимся вниманием.
— Почему это не может просто умереть? — спросил он Калеба. — Почему обязательно должна быть такая затяжная смерть?
— Хочешь, чтобы это было реалистично или нет? — спросил Калеб, пожимая плечами.
— Все равно не знаю, почему мы должны продолжать охотиться на этих тварей.
— Я думал о чем-нибудь получше этого, — весело сказал Калеб, как будто Джулиус ничего не сказал. — Все, что у нас есть, — это немного трансформируемой материи, которой хватит, чтобы сделать арбалет и несколько болтов. Но в реальном мире есть гораздо больше возможностей. Город Бездны практически весь сделан из этого материала. Подумай, что мы могли бы сделать, если бы все вокруг нас было податливым.
— Может быть, тебе следовало прислушаться к тому, что сказали нам мать и отец. С трансформируемой материей ты не можешь делать все, что тебе нравится.
— Я мог бы, — сказал Калеб. — Однажды я это сделаю. Я создам такое место, как это, и наколдую животных. Но они не будут вымыслом. Они будут такими же прочными, как мы с тобой.
— Только для того, чтобы ты мог их убить?
— Они могли бы убить и нас тоже. Или, по крайней мере, навредить нам. Так веселее.
— Может быть, это твое представление о веселье. В любом случае, у тебя не будет времени ни на что подобное. У меня тоже. У нас будут обязанности. Защита от непредвиденных случаев...
— Ты действительно мягкотелый, Джулиус. Ты сделаешь все, что они тебе скажут, не так ли? Все, что угодно, лишь бы заставить их погладить тебя по голове и сказать, что ты ведешь себя хорошо.
Джулиус отошел от умирающей пантеры, испытывая отвращение к собственному чувству жалости к безмозглому вымыслу.
— Не слышу, чтобы ты бунтовал — по крайней мере, когда мать и отец рядом.
— Я знаю, что у меня на уме. Я немного подыграю их идеям. Но почему я должен тратить свою жизнь впустую, делая то, о чем никто никогда не узнает и до чего никому не будет дела?
— Потому что это то, что мы всегда делали. Мы здесь закончили?
Калеб вытянул руку в направлении пантеры, прищурил глаза в притворной сосредоточенности и заставил ее издать последний прерывистый вздох перед смертью.
— Теперь ты счастлив?
На краю купола было место, где Ларчер проводил кое-какой ремонт, заменяя поврежденную панель. Территория была очищена от зарослей, что позволяло мальчикам подбираться к куполу так близко, как им заблагорассудится. Новая стеклянная панель была единственной, которая не была покрыта тонким слоем мшистого обесцвечивания.
Сквозь нее шпили и башни Города Бездны мерцали с неестественной четкостью, так близко, что Джулиус почувствовал, как его сердце забилось сильнее в предвкушении яркой, изобилующей жизни, которая ожидала их за пределами Шелл-Хауса. Он наблюдал за крошечными сверкающими пятнышками движущихся летательных аппаратов, скользящими между этими сказочными сооружениями, думая о могуществе и очаровании их невидимых обитателей.
Он не мог сказать, что когда-либо был недоволен своим воспитанием в поместье под куполом, особенно если не принимать во внимание эти последние несколько месяцев, наполненных откровениями, как волнующими, так и тревожащими. Когда мальчики выросли, им была предоставлена огромная свобода, а также больше места для занятий спортом и игр, чем когда-либо могли получить дети в этих башнях. Их уроки редко были обременительными, мать и отец редко были слишком строги в дисциплине. Даже Ларчер большую часть времени терпел буйные выходки мальчиков.
Но это был не реальный мир. Реальный мир соприкасался с его границами, но не проникал за них. Твердотельный планетарий дал мальчикам представление о том, каково это — плавать в море тотальной информации, как они могут формировать поток данных в этом море и манипулировать им, но они не познают полного погружения в абстракцию, пока не окажутся за пределами Шелл-Хауса. Калеб тоже был прав насчет трансформируемой материи. За пределами купола это было обычным делом, даже не заслуживающим упоминания. И все же Джулиус верил, что их способности к ее формированию уже намного опережают способности среднестатистического гражданина. Он жаждал испытать это умение за пределами ограниченной территории поместья. Он представил себе устремленные на него восхищенные взгляды людей, которые не знали и не заботились о том, что у Калеба было небольшое преимущество перед своим братом. Конечно, им нужно будет умерить свои таланты — отец и мать совершенно ясно дали это понять. Но они все равно могли бы быть такими же квалифицированными, как и все остальные, и это было бы немаловажно.
— Я заключу с тобой сделку, — тихо сказал Калеб, казалось, столь же завороженный открывшимся видом, как и его брат.
Джулиус научился скептически относиться к подобным предложениям. — О?
— Я скоро придумаю для нас другую игру. Ту, которая не связана с охотой на зверей. Честно говоря, это уже не так весело, как раньше. Это место просто слишком маленькое.
— Скоро мы освободимся от этого.
— Как думаешь, ты вернешься?
Джулиус был сбит с толку. Ему даже в голову не приходило не вернуться. Он был совершенно уверен, что Шелл-Хаус всегда будет здесь, часть его жизни, к которой он был привязан.
— Конечно. Не так ли?
— О, я так и думал, — сказал Калеб, пиная камень, застрявший у основания окна. — Но есть много такого в мире, что я хотел бы увидеть в первую очередь. Не только Город Бездны, но и все, что находится за его пределами. Начнем со Сверкающего Пояса, со всех этих милых маленьких миров. Но я не уверен, что хотел бы на этом останавливаться. Мы все еще довольно богаты, не так ли? Я бы хотел отправиться на одном из этих кораблей, отправиться в другую систему — увидеть больше Вселенной. Ну и что с того, что на это уйдут десятилетия?
— Люди не живут вечно, — сказал Джулиус.
— Я бы попрощался должным образом, — ответил Калеб. — И скажи им, что я присмотрю за этим местом, когда вернусь. Ларчер все еще будет рядом. Роботы изнашиваются и вполовину не так быстро, как люди.
— Ты что-то говорил о сделке?
— Хорошо. Я придумаю другую игру — что-нибудь больше на твой вкус. Игра в прятки или что-нибудь в этом роде. Но ты тоже кое-что сделаешь для меня. Я не хочу больше слышать ни слова о том месте, о котором ты продолжаешь твердить. Больше ничего об американо, или Урсах, или других мальчиках и девочках, или о нас с ножами. Все кончено, Джулиус, — сделано. Дурной сон, о котором ты можешь забыть. Во всяком случае, этого никогда не было.
— Как ты можешь быть так уверен?
— Я не дурак. Я подобрал твою книгу, когда ты не смотрел. Все это случилось триста лет назад.
— Может быть, они заморозили нас. Или клонировали нас и наделили воспоминаниями о каких-то мертвых мальчиках.
— Или, может быть, это просто что-то, что ты прочитал в книге и что попало в твои сны.
— И твои, — тихо сказал Джулиус. — И в твои.
— Ты хочешь сделку или нет?
Джулиус взвесил все, что имело для него значение. — Да.
