Смотритель

— Конечно, запомнил, — сказал я, — его имя Савандорж.

Вот именно, — сказал Мальцев, подняв вверх указательный палец, — Савандорж! В деле был монах Савандорж, который при помощи бронзового сосуда и металлического била проводил обряд инкарнации. После этого и я внутренне стал Метелкиным, ты перенесся в библейские времена, а Иванцов улетел в свою Шамбалу, скрылся где-нибудь в пещерах у своего тайника с документами. А у тебя как? спросил он молчаливо сидевшего Коврова.

А? встрепенулся Ковров. Мне показалось, что я был палачом и приводил в исполнение приговоры тройки. Приведут человека, я его из нагана бац, подпись в протокол и давай следующего. Но я же никого не убивал. Допрашивать допрашивал, доносы к делу пришивал, отдавал на рассмотрение суда, а сам никого не убивал, — и он вдруг заплакал крупными слезами, переливавшимися как бриллианты. На моих руках нет ни капли чужой крови.

Я смотрел на него и думал, что все палачи считают себя совершенно невиновными людьми. Они не доказывали, что эти люди были связаны с дьяволом, что они богохульники и противники царей. Они никого не пытали, не выносили приговоры, они просто приводили в исполнение эти приговоры. Как забойщики на мясокомбинате. Дали плановое задание, и они выполняют это задание. Работа как работа. Плоды забойщика хоть на пользу другим людям идут, а вот работа палача всегда не на пользу людям. Если убить какого-нибудь маньяка, то на освободившееся место прибежит другой маньяк, а на место убитого революционера встанут сотни других революционеров, и чем больше их убиваешь, тем больше их становится. Исчадие рода человеческого создается для того, чтобы уравновешивать количество плохих и хороших людей. Каждой твари должно быть по паре.

В такой ситуации уже не до посиделок с воспоминаниями.

Я ушел в дом Иванцова и стал ждать хозяина, но он так и не появился. На утро следующего дня я заявил в милицию о пропаже домовладельца и позвонил в управление в Симферополь о ситуации.

Мальцев на следующий день уехал домой.

Ковров начал буйствовать и его поместили в психиатрическую лечебницу.

Мое расследование приостановили, и я стал заниматься обычной рутинной оперативной работой, твердо помня свою главную задачу в том, чтобы появившийся Мессия не смог избежать своей Голгофы, и чтобы смертью своей он искупил все грехи людей.

Не так давно в рубрике юмор историков прочитал, что в мусорном ящике Британского музея был обнаружен кусок пергамента с надписью на арамейском языке. Там было сказано буквально так: Во время допроса богохульствующего бродяги он назвался сотрудником КГБ-НКВД и сыном Феликса Дзержинского.

Мои коллеги посмеялись над этим, сказав, чего только не придумают эти антисоветчики, чтобы опошлить дело коммунизма и выдающегося человека с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. А мне было жалко того человека, который уничтожил Содом и Гоморру, а потом при помощи Савандоржа инкарнировался в сотрудника КГБ. Сейчас мне самому нужно понять, кто я и зачем нахожусь здесь, вспомнить то, как я сюда прибыл и как мне снова связаться с Председателем.