Теперь эта элегантная форма была повреждена, увидел Пул с приливом ликования: в крыльях доменной стенки были пробиты рваные отверстия, раны, окаймленные вспыхивающим белым светом. В корпусе центральной капсулы были даже кратеры.
Флиттер вздрогнул и затрясся при выстрелах, и снова Пул увидел, как на ксили дождем посыпались новые снаряды, каждый взрыв срывал металлическую оболочку вокруг сердцевины монополя, узла разорванного пространства-времени. Один, два, врезались в ксили, проделав еще больше дырок в этих нежных крылышках. Никола снова вскрикнула.
Но вспыхнуло еще больше сигналов тревоги, флиттер завертелся и кувыркнулся, и в иллюминатор ударил свет разрушителя планет.
— В нас попали! — Никола закричала, злая, разочарованная. — Но мы разрушили оружие.
— Никола...
— Нам конец. — Но теперь, когда флиттер падал, поверхность Земли перед иллюминатором казалась огромной. — А может, и нет! Если я смогу посадить нас в чем-то вроде контролируемого падения — нас? О чем я говорю?
— Никола, позволь мне помочь тебе...
— Передай привет своей маме. — Она нажала на кнопку.
Темнота.
Еще одно падение в пустоту.
Хлопок. Внезапно он оказался лежащим на полу, залитом солнцем. Его мать стояла над ним. У него перехватило дыхание; он почувствовал себя так, словно его ударили. Он знал этот свет, ровный и низкий. Он снова был на Земле принцессы Элизабет.
Комплекс Пулов. Низкое антарктическое летнее солнце. Он попытался сесть; он чувствовал себя запыхавшимся, дезориентированным.
Его мать опустилась на колени, обняла его за плечи и помогла ему. На этот раз она смогла прикоснуться к нему; казалось, простое прикосновение удивило их обоих. — Не пытайся говорить. Я вижу, у тебя был шок.
Пул намеренно потер рукой об пол. Его ладонь распалась на пиксели с острыми осколками боли. — Значит, все еще виртуал.
— Очевидно. Что ты сделал со своим лбом? Похоже, он поврежден.
— Спроси Никола Имри. Где я? Я имею в виду, мое физическое тело?
— Последнее, что я слышала, ты все еще во флиттере, спускающемся с Луны. Должен быть здесь через...
— Неважно. Нет времени. Этого хватит.
С помощью Мюриэл он поднялся на ноги, с трудом добрался до окна. Свет здесь был мягким, малиновый на востоке, темно-синий вверху. Очень раннее летнее утро в Антарктиде.
— Мириам Берг? Ты меня слышишь?
Задержка сигнала составила всего долю секунды. — Громко и отчетливо, Майкл. Монополи?
— Они порезали этих ксили. Мы замедлили их. Но не остановили их.
— Ну что ж, — тихо сказала Мюриэл.
Майкл Пул держал нереальную руку своей матери и смотрел вверх; в зените антарктического неба все еще виднелись звезды. И он посмотрел на восток, в рассветное небо. Где Мириам Берг и ее специально подобранная команда манипулировали червоточинами, охватывающими Солнечную систему. — Отсюда мы, вероятно, увидим это.
— Что увидим?
— План Б.
61
Схема Пула была концептуально проста. И, по его мнению, несмотря на отсутствие прототипирования или тестирования, реализуема физически, учитывая, что в ней использовались две экспериментальные системы червоточин, которые уже были открыты, стабилизированы, пройдены. Именно масштаб этого поразил большинство людей, работавших над этим.
Даже Мириам Берг, которая следовала за Пулом во всем, что он делал, с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать. Даже, в конце концов, самого Майкла Пула.
Возьмем две червоточины: одну, которая соединяет внутреннюю часть Солнца с Меркурием, и вторую, которая соединяет орбиту Земли с космосом Юпитера...
За несколько месяцев до окончательного, безжалостного сближения ксили с Землей Мириам и ее экипажи на ВЕС-кораблях класса "Краб-отшельник" использовали магнитные захваты, чтобы доставить меркурианский конец солнечной червоточины на Землю. И они погрузили другой портал червоточины глубоко в тело самого Солнца: вниз по слоям, которые исследовал сам Пул, вниз по огромным конвективным шлейфам, через медленно бурлящую зону излучения — глубоко вниз, в конце концов, в само ядро с его термоядерными реакциями (где плавали загадочные существа из темной материи, что, как надеялись, оставило бы эту хрупкую человеческую конструкцию в покое на некоторое время). На данный момент горловина червоточины была закрыта, так что бурлящая энергия солнечного сердца еще не могла вырваться наружу — не могла излиться в околоземное пространство. Еще нет.
Тем временем другое скопление кораблей утащило юпитерианский терминал второй червоточины прочь от Юпитера, в глубокий космос, за пределы Нептуна, самого удаленного из гигантов, за рассеянный пояс Койпера — в могучее облако Оорта далеко за орбитой Плутона, сферическую область холодных и глубоко замороженных миров, кружащих в слабом солнечном свете. Это само по себе было монументальным усилием, поскольку конвой ВЕС-кораблей грохотал под нагрузкой повышенной гравитации, чтобы уложиться в срок.
Все это было скрыто от посторонних глаз. Доверенные лица проинформировали правительство Гарри, что солнечная червоточина была отбуксирована, чтобы служить аварийным источником энергии для Земли, и правительство проглотило это — хотя Пул всегда будет задаваться вопросом, закрывал ли Гарри на это глаза. Насколько ему было известно, власти даже не заметили смещения портала на орбите Юпитера.
Итак, теперь существовало два входа в червоточины, оба близко к Земле: один соединялся с ядром Солнца, другой — с краем межзвездного пространства. Поспешно остановленные относительно Солнца — и установленные прямо перед Землей, на ее собственном пути вокруг Солнца.
Два портала располагались так близко друг к другу, что почти соприкасались. Ожидали.
Пока из Антарктиды Пул не отдал свой последний приказ.
— Мириам?
— Готовы. Майкл, ты уверен?
Пул чувствовал себя измотанным. Как будто он едва мог стоять.
Последний удар сердца. Последнее мучительное сомнение.
— Давай сделаем это.
Зев солнечной червоточины раскрылся.
Горящее в термоядерной реакции при температуре почти пятнадцать миллионов градусов вещество солнечного ядра вырвалось из портала.
Вырвалось в околоземное пространство.
Просочилось прямо в структуру портала второй червоточины, маршрута к облаку Оорта.
И, как и предполагал Пул, из объекта, достаточно большого, чтобы пропустить жилой купол ВЕС-корабля класса "Краб", этот портал начал резко расти. Солнечная энергия, добытая с помощью червоточины и разумно примененная, быстро преобразовалась в еще большее количество экзотической материи, из которой состояли нитевидные стойки, обрамлявшие портал. Вот как можно принудительно вырастить червоточину, как однажды попытался объяснить Пул Никола и ее матери. Но это никогда раньше не пытались сделать в таком масштабе. Он задавался вопросом, будет ли это когда-нибудь снова.
Портал, казалось, расцвел, как позже сказали некоторые наблюдатели.
Пул и его мать, оба виртуалы, закутанные в иллюзорное, соответствующее протоколу снаряжение для холодной погоды, вышли из резиденции на Земле принцессы Элизабет и посмотрели на восток, на антарктический рассвет.
И они увидели, как портал червоточины растет высоко в небе, подпитываемый искрой огня, гораздо более яркой, чем поверхность самого Солнца. Вырос в рамку, которая вскоре стала легко видна невооруженным глазом, — электрически-голубую диаграмму, поперек которой тянулись мимолетные листы, похожие на сусальное золото.
Мюриэл уставилась на него. — Это похоже на огромное здание. Сооружение за пределами неба. Возможно, как полярное сияние, эти завесы света, которые ты видишь... Я не могу придумать другого сравнения.
У Пула вообще не было слов. Было только зрелище, которое, казалось, ошеломляло его — даже когда он отстраненно следил за его развитием, даже когда наблюдал за разворачивающейся геометрией, оценивая темпы роста, — зрелище, которое, казалось, вселяло ужас глубоко в какую-то животную сердцевину его разума. Там, в небе, не должно быть таких вещей. Даже если бы Пул сам их туда поместил.
Портал быстро увеличивался в его поле зрения, продолжая расширяться по мере того, как Земля стремительно приближалась к нему со своей собственной орбитальной скоростью более тридцати километров в секунду. Вскоре Пулу пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть все это, эту единственную огромную треугольную грань, которая теперь доминировала в небе. Одна вершина поднималась к зениту, соединяясь с абсолютно прямыми стойками, ослепительно синими за пределами воздуха, в то время как две другие вершины грани уходили за горизонт.
В конце концов портал должен был вырасти и стать тетраэдром со сторонами более тридцати тысяч километров в длину — вероятно, ничуть не меньше четырехгранной клетки из лучей-разрушителей планет, которую ксили построили бы вокруг Земли, точно так же, как на Марсе, если бы у них была такая возможность. Уже настолько большим, что сам портал, если смотреть с Земли, исчезал из виду.
Пул представил, как глаза, подобные его собственным и матери, поднимаются по всей Земле, наблюдая за этим поразительным зрелищем. Представил Никола Имри в ее хрупком, сломанном флиттере, падающую с неба как раз в тот момент, когда на нее упала огромная тень мира. Представил свое собственное физическое тело в еще одном снижающемся корабле, спасающемся от неба, становящегося действительно очень странным.
Теперь Пул вообще больше не мог видеть каркас портала. Только эту одну огромную грань, прямо перед Землей, лист неуловимого золота, с намеками на освещенную звездами тьму, проглядывающую за бледным утренним небом. Грань, достаточно большую, чтобы поглотить всю Землю.
По всему небу в последний раз вспыхнуло золото. Словно отблеск на поверхности огромного моря.
Затем рассвет погас, ужасно неестественный коллапс света.
Наступила темнота.
— Я сделал это, — прошептал он.
Его виртуальная мать сжала его руку.
Позже Пул смог получить доступ к записям свидетелей, оставшихся во внутренней Солнечной системе.
Время было выбрано идеально: устье червоточины солнечного тепла закрылось как раз в тот момент, когда планета совершила свое собственное рандеву.
Затем всей Земле потребовалось семь минут, чтобы пройти в червоточину. С точки зрения наблюдателей и зондов за пределами портала, это выглядело так, как будто сама планета метр за метром уничтожалась сияющей плоскостью, в которую она попала.
После этого планете потребовалось еще несколько минут, чтобы пройти через огромную горловину червоточины. Это не было похоже на проход через туннель, скорее, как если бы эта четырехгранная клетка сомкнулась на планете, а затем снова открылась.
Червоточина была парадоксальным вложением в более высокое измерение — и вложением, связанным с экстремальными искажениями пространства-времени. В эти долгие минуты Земля подверглась сильному приливному изгибу, который вызвал оползни и землетрясения и послал огромную рябь по океанам — события, последствия которых, как знал Пул, были бы ужасно знакомы любому, живущему на атлантическом побережье, столь недавно пострадавшем от вызванного упавшим зондом цунами.
Как только планета прошла сквозь горловину, червоточины немедленно схлопнулись, и из исчезающих порталов хлынула синяя отрицательная энергия.
Во внутренней системе, в пространстве, освобожденном Землей, дрейфовало созвездие спутников и орбитальных поселений, внезапно лишившихся опоры своего мира и медленно расходившихся. Луна тоже, лишенная своего гравитационно доминирующего партнера, начала выходить на новую, собственную уединенную орбиту.
И единственный корабль ксили, уже поврежденный, застыл во внезапной пустоте.
В то время как на холодной Земле, далеко отсюда, под небом, внезапно почерневшим и усеянным звездами, пошел снег.
Гарри Пул быстро позвонил своему сыну. — Хорошо. Теперь я впечатлен.
62
Земля прошла через червоточину со своими океанами, атмосферой, грузом жизни, более или менее неповрежденным, вытащенным с помощью силы тяжести. И в то же время вместе с ней также прошли находящиеся в воздухе корабли и несколько низкоорбитальных спутников и обиталищ в околоземном пространстве. Сначала все были в замешательстве, поскольку эти аппараты — и их диспетчеры на земле, в воздухе и в космосе — пытались выяснить, где они находятся.
Прошел целый час после события, которое комментаторы уже назвали Перемещением, прежде чем флиттер Пула, наконец, приземлился, доставив его физически на Землю, в семейный комплекс в Антарктиде.
Через час после этого Пул в одиночку вышел из виллы. Он чувствовал, что должен непосредственно познакомиться с этим новым миром. Антарктический комплекс был полон специализированного снаряжения для холодной погоды, но Пул надел свой собственный скафандр, взятый с флиттера. Адаптированный для космоса, он был более чем способен защитить его от внешнего климата: даже этой новой ночью, более холодной, чем когда-либо знал этот холодный южный континент.
Ночью, которая никогда не кончится.
Снаружи воздух был тих и безмятежен, небо ясное, неподвижные звезды похожи на осколки кости. Это было небо облака Оорта. За считанные минуты Земля была отброшена от Солнца более чем в тысячу раз дальше, чем на орбите ее рождения. Конечно, созвездия не отличались друг от друга даже по эту сторону расстояния, пройденное планетой во время Перемещения; возможно, оно и огромно по человеческим меркам, но это огромное смещение было ничтожно по сравнению с расстоянием даже до ближайшей звезды. По крайней мере, он не бросил вызов звездам, размышлял Пул. Это не утешало.
Но, когда он посмотрел вверх, ему показалось, что он видит, как мерцают некоторые из этих звезд. Уже собираются высокие облака. Даже над Антарктидой.
Я сделал это.
Его мать присоединилась к нему, ее шаги были тихими в огромной ночи. Она была закутана в свое стеганое пальто, соответствующее протоколу, длиной до земли, хотя на ней не было капюшона. И она несла что-то вроде манекена, может быть, сантиметров десять высотой. Пул с некоторым изумлением увидел, что это была кукольная версия Гарри, его отец был элегантен в своем обычном черно-серебристом костюме.
Пул не знал, что сказать. Поэтому, по своему обыкновению, он вообще ничего не сказал.
Мюриэл подняла лицо к небу. — Однажды я видела солнечное затмение. Я имею в виду, когда была молода, все еще из плоти и крови. Я тебе когда-нибудь рассказывала? Мы были на корабле, совершали круиз, чтобы увидеть это событие. Все вместе пересекали Тихий океан. Мы стояли там, на палубе, под небом, когда тень Луны накрыла нас. Я предвидела центральное событие — черный диск Луны над поверхностью океана.
Солнце, корона — обычные спецэффекты, как в виртуалках. Я не ожидала такого масштаба всего этого. То, как свет опускался по небу, вплоть до горизонта. Как будто весь мир менялся вокруг меня, выше моего уровня существования. Я почувствовала что-то вроде первобытного благоговения. Думаю, что сегодня будет таким же для многих людей. Глубоким внутренним потрясением. Некоторые, возможно, никогда не оправятся.
