— Слушай! Чего ты вокруг меня как вокруг хрустальной топчешься?
— Ну, я же должна тебя оберегать и заботиться...
— Я ведь не болею. Это, как доктор сказал, вообще естественное для женского организма состояние. И первые три месяца мне даже можно всем и без ограничения заниматься, а потом ещё три месяца тоже можно, только без глубокого проникновения и не грубо. И вообще, пока ещё не ясно, залетела я или нет, вот, съездим на осмотр и точно узнаем...
В первый раз у нас действительно ничего не получилось. И успешно повторили только через месяц, причём, для приёма у доктора нам пришлось брать "Стрижа" и лететь в Жирону на приём, а потом обратно, чтобы успеть на завтрашний концерт. Ну, так вот дни у Али выпали... А потом я ходил вокруг Али и разглядывал её, как неведомую зверушку, что она даже сердилась иногда. А я старался поймать её на том, что она от меня скрывает какие-то ужасные ощущения или ещё что-то. Ведь, она хорошо знает, что мне после по этой дорожке топать, а зная мой внутренний ужас, она вполне может храбриться, чтобы меня не испугать чем-нибудь. А самое главное, я совершенно не понимал, как она может так радостно чирикать и поглаживать свой неумолимо растущий живот, который в моём понимании уже на исходе седьмого месяца просто обязан был лопнуть, ну, не может кожа так натягиваться, должен у неё предел наступить. А ведь она собирается рожать сама. У меня от одной мысли мурашки от ужаса размерами не меньше КамАЗовской Оки по всему телу носятся, а она радуется. Нет, я помню свои ощущения, как с накладным животом я Терезу играл и таскал этот рюкзак спереди подвешенный. Но там ведь только вес и неудобство при ходьбе и движениях, особенно, когда он меня по коленкам хлопал, мешая ноги поднимать, а тут ведь живот не снимешь, чтобы спокойно помыться или перед сном. Кстати, я стал спать очень чутко, Аля как-то говорила, что я во сне верчусь и лягаюсь как муфлон. А теперь это просто опасно и либо Аля должна одна спать, или мне нужно себя контролировать. Нет, уж, я лучше спать в полглаза буду, чем спать без моей Любимочки. Я даже привык почти к её животику и ночью его обнимаю и чувствую под руками, как наш червячок там внутри ножками и ручками дрыгает. Это же ужас какой-то, но ведь правда там сидит и шевелится...
Последние гастроли были маленькие и жутко нервные, До них Аля, не смотря на животик, со мной ездила, но тут я решил её не брать, и даже Мульча отказалась на них ехать, так, что я поехал не только без Али, но и без любимой котейки. Всё неудобно, всё не так, Али не хватает как руки нет. Как уж я на одних стиснутых зубах эти гастроли отработал, даже рассказывать не стану. И уже вечером после последнего концерта мы с ребятами прыгнули в заказанного накануне "Стрижа" и летели домой. А там, у Али живот ещё вырос, хотя, я думал, что такое просто невозможно. И вот уже две недели, как я не могу отлипнуть от моей любимой Няши, у нас срок подходит со дня на день, отчего у меня даже в носу волосы дыбом стоят. Все — гады такие, надо мной смеются, и только мама Дже-Мин меня понимает и жалеет, после разговора с ней правда на душе как-то легче становится, и я на некоторое время успокаиваюсь. На этот год я вытряс из Фреда такой дикий рабочий график, что он долго пальцем у виска крутил, и только, когда у Али стало заметно живот, догадался, где тут собака порылась. Так, что я до самого Рождества свободен, потом съезжу, проведу уже ставшие почти традиционными мои рождественские концерты в Париже и скорее обратно. Да, я уже третий год буду поздравлять всю Германию с Новым годом, то есть моё выступление оканчивается как раз за полторы минуты до наступления полуночи. Моё поздравление почему-то ставят не перед, а после канцлера. Объяснили, что такой порядок установили путём большого опроса общественного мнения по всей стране. В первый год мы были в кадре вместе с Дофиной, но через год она сказала, что она там не нужна и хватит и меня одного. Но ничего страшного, приедут в Париж и снимут ролик с моим выступлением в студии, правда, для этого мне нужно быть в строгом платье с орденской чёрно-красной лентой и звездой...
Ой, выходят. Впереди идёт большой живот, потом моя Няша, а сзади доктор, который уверяет, что срок со дня на день, и что он все дела так организовал, что пока Аля не родит, он дальше своего дома никуда не уедет и всё время на связи и готов в любое время. Ну, да. За то, сколько он за ведение этой беременности и родов получит, наверно всю клинику можно два года содержать вместе со всем персоналом. Да и прицел у него, что я тоже здесь рожать стану, как не крути, а своего рода реклама, ведь у них в клинике, не в Берлине или Мадриде, а у них в Жироне сама Её Высочество и принцесса Саган решила рожать. И что с того, что у меня просто поместье здесь рядышком, которое уже не раз порывались из "Монсеррат Муньос" в "Саган Брава" переименовывать, но я тут стою насмерть. Сказал всем, что после того, как помру, пусть, что хотят, то и делают, а пока... На фиг! Ибо, не фиг! Самое простое и дурное дело — заниматься всякими переименованиями и ничего хорошего из этого обычно не получается. Поместье своё имя уже больше ста лет носит, вот и не нужно ничего переделывать. Хватит уже того, что, когда я поехал в Мадрид представляться королевскому двору, раз уж живу на их территории, этого правила приличия требуют. Так теперь, стоит мне в усадьбе появиться, как напротив нашей глубокой бухты на дежурство сторожевик береговой охраны встаёт. Хорошо, что хоть договорился с их капитанами, что при ухудшении погоды они в бухту заходят от ветра и волны спрятаться. И ничего не сделаешь, испанский король распорядился обеспечить безопасность германской наследной принцессы во время её пребывания на территории Испании. Хорошо, что хоть по суше патрули не пустили, и мы спокойно ходим в лес за грибами и ягодами, да и просто погулять, хотя, погулять и поместья вполне достаточно, но иногда хочется разнообразия, а может просто по принципу, что в соседском огороде трава всегда зеленее. Зато, как я стал принцессой, соседний монастырь сразу прекратил в мою сторону пытаться батон крошить. Ну, а как же, заедало святош, что у нас Виктория с Антонио так развернулись, и наша кава получила статус эксклюзивной и коллекционной, а ведь у них почти те же самые почвы и условия. И виноградник больше нашего раз в двадцать, вот только получают они с него на три четверти винный продукт, который вынуждены в Италию и Францию почти даром продавать, а суммарный оборот у нас раз в пятьдесят больше, чем они со своего большого виноградника имеют. Видимо попы, они везде одинаковые, жадные и наглые. Как узнали, припёрлись и натурально наехали, дескать, раз уж у вас так всё классно провернулось, то давайте и наше вино продавайте как своё по высоким ценам, тогда они типа не будут нас анафеме предавать. Но тут в лице Виктории и Антонио прилетела к ним злая птица Обломинго, потому, что первый вопрос был, а какое качество у вашего вина? А качество оказалось ниже плинтуса. Но мы не стали сразу их посылать, Антонио согласился поехать, посмотреть на их винодельню и виноградники. Вернулся и сказал, что для того, чтобы привести их виноградник хотя бы к тому уровню, в каком наш был во времена отца Марии, когда он только начал его в порядок приводить, нужно лет сорок. Лоза ведь не за один месяц вырастает, потом ещё лет пять, если не больше, чтобы привести к нашему нынешнему виду. Потом им нужно хранилища переделывать и кондиционеры в них ставить, потому, что вино у них просто в подвалах хранится, а не как у нас в природной пещере, где сама природа создала почти идеальные условия природного термостата. Технологию менять, сорта менять, оборудование закупать и людей учить. А это всё — силы, время и деньги, и всё в достаточно больших количествах. Разумеется, попам это очень не понравилось, и снова пришли с губой оттопыренной. Вот только, горе-то какое, в поместье больше половины к католикам никакого отношения не имеют и плевали на их анафемы с верхней полки. Виктория им так и сказала, что будут себя плохо вести, она уговорит всё поместье перейти в православие, а потом ещё и жалобу на них в Ватикан и Мадрид напишет, а ещё попросит хозяйку выступить по телевидению и рассказать, как себя ведут испанские католические священники. К такому повороту монахи явно оказались не готовы, так, что отстали, только нам регулярно доносили, что ходят и бурчат в наш адрес и местных пытаются настраивать, но не громко и не особо часто. Вот теперь вообще замолчали и тихо-тихо сидят... Тут же сама принцесса Саган обосновалась, самая настоящая и признанная...
Ну, хочет доктор свой небольшой гешефт на мне сделать, да и пожалуйста. Причём, прекрасно понимает, что это ведь может и в обратную сторону сыграть, если мне не понравится что-нибудь, я, походя, его клинику по таким кочкам пущу всего парой слов между делом сказанных. Так, что мне это даже на руку, стараться будут на совесть. Впрочем, я из себя цацу не строю, веду себя вполне нормально и адекватно, им работать не мешаю, все рекомендации выполняю, деньги плачу без разговоров и вовремя. Да и ладно, можно Алёнку с её пузиком домой везти, всё у нас хорошо, просто ждём-с и готовимся. Ой, когда Ниночка рожать собиралась, я так не волновался. А через два дня вечером на ужине ко мне подсела Ниночка и сказала:
— Ну, что, родная! Готова сегодня ночью рожать?
— Ниночка! Ты чего, у Али же всё совершенно спокойно...
— Да, нет... Видела, какая она сегодня весёлая? И Буся вон от неё ни на шаг не отходит, тоже чувствует...
— Не может быть! Я сама у неё перед ужином спрашивала, как она себя чувствует?
— Ой, ты уж мне поверь, сестрёнка. Точно тебе говорю, сегодня ночью в больницу поедете...
Ну, что тут скажешь, вечером Аля пошла в туалет и пришла с круглыми глазами. У неё воды отошли, и вроде уже схватки, а не предвестники, как раньше... Как Ниночка и сказала, спать мне сегодня не пришлось. Нет, Алечка поспала, когда её в клинику привезли, я заснуть не смог, как не старался. А потом мы рожали. Ой, на фиг! Я на такое не согласен. Пусть мне кесарево делают. Но Аля захотела сама, вот и терпела теперь, ну, и я вместе с ней дышал по команде, а потом тужился изо всех сил, аж в глазах круги плыли, так старался. И, наконец, мне выдали красного сморщенного червячка — мою доченьку. Но долго мне очумело стоять с ней на руках не дали, забрали, обмыли, бирки-браслетики на ножки повесили, притащили меня к пеленальному столику, и стали показывать, что между ножек всё нормально, как у девочки положено быть, что на всех ручках и ножках по пять пальчиков, что ножки и ручки одинаковые, складки на ножках ровные и симметричные, все суставчики гнутся, глазки бессмысленные, но чистенькие с голубыми белками и фиолетовые. Словом, никаких изъянов, здоровенький замечательный ребёночек, которого по ходу этого процесса обмыли, уже запеленали и пока она писк не устроила к маминой сиське приложили, что червячка вполне устроило, и она затихла, уткнулась своей головёнкой меньше набухшей Няшиной грудки. Усталая и счастливая Алёнка на меня смотрит:
— Красавица, правда?...
— Да, милая! Красавица... — Ответил я, собрав в кулак все свои актёрские способности. Но Алю не обманул.
— Да, ладно! Знаю я, что ты новорожденных не воспринимаешь. Я тебе обещаю, она вырастет, и ты её обязательно полюбишь, хоть она на тебя и не сильно похожа, но будет похожа на братиков или сестричек, которых ты мне скоро родишь. Нам же с тобой мало одной дочки?
— Только, я рожать не буду! Пусть кесарево делают...
— Трусиха! Это совсем не страшно...
— Ага, это поэтому ты вся потная была и кричала?
— Глупенькая. Это же радость, для малыша будущего потерпеть немного...
Малявку назвали и окрестили Аксинией или если хочется Оксаной или Ксюшей, а фамилию она получила мою, одновременно с этим и сама Алёнка созрела стать немецкой гражданкой Алевтиной фон Саган, теперь то уже я сам своей властью имею полное право ей жаловать вюртембергское дворянское достоинство и имя, какое пожелаю. Вот она и пожелала, а я подписал, и завизировал новую дворянскую фамилию "Саган". При выписке из клиники нахальная Алёнка заявила, что после родов ей ребёнка нести тяжело, так, что из клиники с малышкой на руках вышел я, а Аля держалась за мой локоть. Встречать меня приехали только Ниночка с Васей, мои ребята, которые и не уезжали и мама Дже-Мин, которая тут же ревниво забрала у меня внучку. И если у меня на руках малявка покряхтывала и морщила свою курносую моську, то у мамы мгновенно заснула и тихо засопела в две дырочки. На крестины примчалась радостная Дофина, а крёстным стал Гоша...
В шутку мы с Алей называли малявку Аксинией Сергеевной, а я пытался осознать, что в этом мире появилась моя дочка, родная кровиночка, продолжение, и я её мама, а Серёга Юркин — папа. Ксюшка и, правда, ужасно смешная. Фиолетовые при рождении глазёнки понемногу стали серо-голубыми, а белки глаз так и оставались голубыми почти лет до пяти. Нос с торчащими распахнутыми носопырками, как у маленького шимпанзёнка очень быстро стал очень даже аккуратным чуть вздёрнутым носиком с несколькими дежурными веснушками на переносице, как у мамы Али. А вот рыжий пушок на головёнке, с которым она родилась, почти до года так и торчал задорным пушистым хохолком, что только добавляло ей очарования. Буся, с момента появления дома Ксюхи почему-то переключилась на неё и вообще больше не лезла в нашу кровать, откуда её пришлось вытолкать из-за беременности Али. Так, ведь, такая лошадка выросла. Представляете себе черномордую бельгийку во всём идеально отвечающую всем канонам породы, кроме размера, все три девчонки в усадьбе выросли гораздо больше, чем положено по породе, при этом Буся самая крупная, ростом едва ли уступит крупному догу и веса в ней больше семидесяти килограммов. Представляете, если такая коровка лапкой своей беременный живот придавит во сне? На фоне этих здоровил толстая Хрюша выглядит довольно мелкой и даже изящной, при этом её и Мульчу все три бельгийки слушаются почти безоговорочно и признают их старшинство. Иногда из-за этого такие комичные сценки возникают...
Так, вот, с появлением Ксюшки Буся стала спать у кроватки малышки и вообще стараться не отходить от неё в течение всего дня. Мне, маме и Але к малышке был свободный доступ в любое время и с любыми целями. А вот кому-угодно другому только в присутствии кого-то из троих названных. Буся просто вставала на пути и, оскалившись, не подпускала к кроватке. И даже если кто-то из нас разрешал кому-то подойти к кроватке и дотронуться к малышке, Буся так настороженно отслеживала каждое движение, что я почти уверен, что появись у кого злоумышление и появись в руках что-нибудь опасное, рука была бы перекушена в доли секунды. А зубки у девочки такие, что по моим самым скромным прикидкам, ей перекусить ногу телёнку — никаких проблем, только хрупнет. Когда с патронажными осмотрами и для взятия анализов приезжали из клиники доктор или медицинские сёстры, Бусю приходилось вытаскивать из комнаты с Ксюшкой и буквально силой удерживать, чтобы она не ринулась защищать ребёнка. Да! Безоговорочным правом прохода к ребёнку обладали ещё Мульча и Хрюша. Впрочем, Хрюше ребёнок был совершенно не интересен, вначале подошла понюхала, познакомилась и пошла по своим делам. А вот Мульча иногда почему-то уходила спать с Ксюшкой, не часто, но такое бывало. К слову, в эти ночи Ксюшка даже мокрая не просыпалась, Буся прибегала нас будить, чтобы ребёнка перепеленали, спящую малявку переодевали и она, не просыпаясь, дрыхла дальше. Мы даже думали, как-то завлечь Мульчу чаще с ней спать, но этот график она определяла сама и чихала на все наши пожелания...
