А продолжая музыкальную тему, с удовольствием наблюдаю, что все варианты песни "Сделай первый шаг" вполне уверенно заняли свои места в радиоротации. Как и обещал, выложил испанский вариант "En el amor todo es empezar", посмотрю, как он себя покажет. Для надёжности выложил его на аргентинских и бразильских сайтах вместе с французским и итальянским вариантами. Перед отъездом на Чусовую выложу ещё одну песню Карры "Поздравляю", на итальянском "Tanti Auguri". В Италии Сан-Ремовские победители прошлого и этого года ни разу даже в двадцатку местного хит-парада не попали, а я уже в десятке на шестом месте и на двенадцатом французский вариант. Вот пусть итальянские министерские нашим мозги повыносят, может думать научатся... Впрочем, зная немного тех, кто в политику идёт, я очень сильно сомневаюсь, что среди них найдётся хоть один, способный признать свою даже самую ничтожную ошибку, упираться будут как панфиловцы под Москвой. Эту бы мощь да на полезное дело, цены бы им не было. Но пусть всё-таки покапают. Мелочь, а приятно. И немцы удивлять не прекращают. В хит-параде Германии немецкий вариант песни уже на втором месте, а французский на седьмом. А вот во Франции пока только двенадцатое место, зато на тринадцатом итальянский вариант. Но мы ведь никуда не спешим. Это же моя дальняя стратегическая пристрелка, вот и нечего коней гнать...
А я уговорил Тину поехать со мной в Карелию. Представить себе, что придётся с ней разлучаться на две-три недели, а там неизвестно как дела пойдут, я просто не могу. Тина не особенно и ломалась. Лето у них в агентстве — мёртвый сезон, если только не доделываются какие-то начатые работы. А Тина — девчонка шебутная, и как я уже понял, за любой кипеш кроме голодовки. Тем более, что как художнику ей очень интересны новые места, впечатления, виды и ещё чего-то художественное не для моих музыкантских мозгов. Да по мне, хоть наклейки на попе за посещение, главное, что я не расстанусь с моей лапочкой. Когда она прямо смотрит на меня, у меня от макушки до пяток, словно током пробивает. Когда мы фильм "Кундоз" снимали, мне тот старый матёрый старшина объяснял, что у снайперов взгляд особенный, прямой и пронзительный, и что у меня похожий. Он тогда ещё добавил, что так хорошие доктора смотрят. А потом говорили с главным художником картины, дядька умнейший, он всё по этому поводу объяснил. Что среди людей едва один человек из десяти или даже двадцати не смотрит, а видит. Большинству видеть совсем не обязательно. И что, когда говорят, врёт как очевидец, говорят полную правду. А что такое видеть, а не смотреть? Когда человек просто смотрит, он оперирует штампами, в которые из лени загоняет всё, что ему сообщают его глаза, то есть мозг перерабатывая зрительную информацию максимально упрощает картинку отсекая из неё всё, что считает лишним. Так, к примеру, если спросить такого человека, кто был вместе с ним в автобусе, то он возможно даже подробно опишет пятерых пассажиров, но совершенно не вспомнит о кондукторе и водителе, если они вели себя спокойно. И с его точки зрения в автобусе вместе с ним было ровно шесть человек, а не восемь, как было на самом деле, для него водитель и кондуктор — части автобуса и интереса не представляют. Что когда он только пришёл в изостудию учиться рисовать, у них был замечательный старенький преподаватель, у которого может самой большой похвалой было, когда он называл кого-то "замечательным", то есть умеющим замечать и видеть, а не просто в качестве похвалы. Так однажды он объяснял одной мамочке, что смысла водить её сына в студию нет никакого. Что у мальчика хороший глазомер, верная рука, что из него потом может получиться хороший ювелир или ещё какой-нибудь мастер, но художником ему не быть. Он может очень точно перерисовать что-нибудь, а вот сам нарисовать не сможет, он не видит. Как потом оказалось, мальчика мама и привела в изостудию после того, как он очень точно и похоже перерисовал какую-то картинку. Так вот художник просто обязан не смотреть, а видеть, как и снайпер. Что когда он служил солдатом срочную службу, его во время любых учений всегда ставили артиллерийским наблюдателем и хвалили, за то, что он обнаруживал даже хорошо замаскированные цели. А он тогда по молодости совершенно не понимал, за что его хвалят, всё же видно. Вот и снайперу нужно обнаружить замаскировавшегося противника. А врачу нужно видеть не абы что, а симптомы, малейшие проявления болезни, позволяющие отличить одни от других, не пропустить их изменения. Поэтому, если врач хороший, то он обязательно умеет видеть, а не смотреть. Умеют видеть толковые следователи, хорошие начальники, хорошие учителя или умелые бандиты. И народ это давно заметил и даже определил, как наглый или пронзительный взгляд, или ещё в одном варианте, смотрит как медичка или прокурор. Вот и у Тины моей взгляд прямой и пронизывающий, как положено художнику. Но когда она уговорила меня ей немного попозировать, чтобы наброски сделать для портрета, чуть помявшись, она попросила не смотреть на неё прямо, а смотреть чуть в сторону на уровне её уха. Потом уже за столом объяснила, что у меня такой взгляд, что она стесняться начинает и ей не сосредоточиться. Вот же ж...
В Карелию мы ехали втроём, я, Тина и Мульча. Сначала до Москвы, а потом на Мурманском поезде до Петрозаводска. В принципе, формально от Кондопоги до места съёмки ближе, но от Петрозаводска удобнее ехать по мурманской трассе, только уже на месте в сторону по убитой дорожке около двадцати километров. В столице Карелии нас встретили, Виталий прислал машину, которая у меня вызвала серьёзные сомнения в том, сможет ли она доехать. Но чудо нашего автопрома переделанный из военного УАЗ-Егерь не смотря на свой убитый и потрёпанный жизнью вид по трассе тихо пилил не обгоняя никого и мимо нас проносились многочисленные красивые машинки. А вот после поворота, я понял, что едва ли кто-нибудь из пролетевших мимо нас смог бы здесь преодолеть хотя бы километр. А вот наш боец тихо и спокойно преодолевал очередные ухабы и лужи, а на паре глинистых участков вообще ехал юзом, но доехал. Как потом оказалось, Виталий на съёмку, как и обычно, приехал на своей Мазде, чтобы иметь возможность куда нужно быстро съездить. Вот только здесь его Мазда скромно стояла в чьём-то сарае, и Виталий с грустью сообщил, что второй раз он сядет за руль, только когда поедет обратно и его на буксире трактором вытащат на нормальную трассу. У меня возникли серьёзные сомнения, что мой Самурайчик бы смог сюда доехать, всё-таки он паркетник и совершенно не рассчитан на такую свирепую езду по российским направлениям. Тинка была просто счастлива, от всей кучи приваливших новых впечатлений. А вот Мульча на такое издевательство обиделась и два дня где-то лазила, что я успел испугаться, что с девочкой что-то случилось. Утром третьего дня я проснулся с котейкой на голове, и эта вредина сделала вид, что совершенно ничего не произошло...
По приезде оказалось, что на площадке куча знакомого по прошлому фильму народа, так, что едва пробился сквозь многочисленные обнимашки и поцелуйчики. А со следующего дня мы с Виталием пахали как рабы на галере, пробегая буквально по каждой сцене и тому, что уже приготовили для съёмок. Для начала я почти категорически зарубил девочку, которую Виталий взял на роль, которую у нас в первом фильме исполнила Ольга Остроумова. При том, что мне Остроумова никогда внешне не нравилась, ну, не люблю я блондинок, но здесь девица на её роль была совершенно не в ту степь. Виталий всё-таки мужик и выбрал скорее по шаблону современных канонов красоты, так называемой модельной внешности. Но в том то и фокус, что модельная красота — это процентов на семьдесят — ухищрения грамотно наложенного макияжа, нарощенных ресниц и прочих гламурных атрибутов, хорошо, что у неё хоть силиконом губы-пельмешки не накачали. Вот только в фильме про войну весь этот нарисованный лоск придётся снять и останется совершенно невзрачная чудь белоглазая, лицо непропечённым блином, волосики белёсые в три ряда десять штучек и макароны модельных кривеньких ручек и ножек. Хорошо, что Виталий пока почти никого не успел утвердить и на роли набрал ещё не засвеченные лица, то есть без особенных регалий и понтов. Когда я ему все свои резоны выложил, Виталий загрустил, похоже, там ещё были какие-то свои пикантные моменты. Но собрался, и мы пошли строить студентов, срочно искать исполнительницу на важную, одну из главных ролей. Нашли влёт, я просто обалдел, когда в первом ряду выстроившихся девчонок увидел почти молодую Ольгу Остроумову. Мало того, что похожа внешне, так ещё и харизма из неё просто наружу лезет и формы роскошные, а когда для пробы пару сцен отсняли, оказалось, что и на экран харизма пробилась. К слову, когда с красавишны всю косметику смыли, её утвердили на роль хозяйки, у которой старшина Васков квартировал, вот уж идеальный карельский типаж оказался. Бани подходящей для самой дорогой для Виталика сцены в деревне не оказалось и под съёмки переделали старый заброшенный дом, из которого вытащили стол и стулья, да с окон поубирали всякие мелкие украшательства. У меня даже возникло ощущение, что и в том фильме не в бане, а в таком же приспособленном доме снимали, поглядел я на здешние баньки. Больно уж окна там были похожие, не делают здесь в банях такие. Вместо пара решили дыма из дым-машины немного пустить. Крыша протекает, но погода хорошая, а чтобы девчонки на съёмке не мёрзли решили печку вполне сохранившуюся натопить. Нормально прокатило. Потом полазили с местным лесником по лесу, где намечены точки для съёмки. Нашли красивые колоритные скалы. На близкой ламбушке уже начавшей заболачиваться и зарастать, в заболоченной части запланирована часть съёмок ходьбы по болоту, там у берега сквозь ряску по тине и илу вдоль берега пройти, чисто болото получится, а снимать с берега, будет эффект, что группа болото пересекает. Немного в стороне можно часть дальних планов снять. А тут же недалеко есть окошко у берега, где можно снять сцену гибели Лизы Бричкиной. А в другой части этой ламбы речка протекает и вода чистая, там можно снять эпизоды с купанием. И лес там светлый смешанный, где рубку можно имитировать. Лазили целой компанией с Виталием, главным художником, главным оператором, световиком и пятёркой ассистентов и двумя фотографами. Тина само собой тоже за мной увязалась. В качестве лесной избушки, которую немцы в лесу себе приспособили ничего в лесу городить не стали, а остановились на сарае у самого леса. Если снимать в ракурсе в сторону леса, то совершенно не видно, что этот сарай в деревне находится, а ещё у него сбоку здоровенный каменюка в землю врос очень колоритно, вполне на зимовьё потянет. Дали команду больше вокруг этого сарая не ходить, чтобы траву не вытаптывали, а декораторы стали около него колодец строить и сарай немного дорабатывать, чтобы выглядел чуть солиднее.
А Виталий, наглый такой, на меня насел, что у фильма музыкальной темы нет, а лучше бы песни. А для меня написать не проблема и вообще, я свинья буду, если для его и своего фильма музыку не напишу. Вот, хожу теперь, морщу ум. Хоть об берёзу какую лбом побиться, ничего в голову не идёт. Нет, мелодии есть очень интересные, а нужна песня. А о чём петь? О том, что девчонки погибшие на нас с неба смотрят? О том, как их молодых убили и они ушли не долюбив? Да не влезет в фильм такая песня, сама структура фильма никаких песен не предполагает. А Виталий правда обидится и назло какую-нибудь ерунду всунет, с него станется. Вот же ж, ситуация. Не мог мне раньше написать, я бы ещё дома посидел, может, что и вспомнилось бы... И тут как веником по голове. У нас чем фильм начинается и заканчивается? Вооот! Как постаревший старшина Васков с сыном Риты Осяниной приехал установить памятный знак в эти места. И вот здесь и пустить песню. И не просто песню, а как перекличку поколений Окуджавовскую "Блиндажи той войны все травой заросли..." и пусть она в самом конце фильма звучит, пока титры идут. А я её аранжирую, и весь фильм будет просто мелодия звучать, мелодия неплохая, а на Урале я её так запилю, что вообще конфетка получится, где на одной гитарной струне, где соло на рояле, а где и оркестровую версию. О, а можно и соло на саксе, тоже классно на таёжном фоне будет звучать. А я её сам смогу спеть? Мне ведь запретили перед зрителями на концертах выступать, а тут запись песни, а я сам вообще за кадром. На женский голос песня хорошо ложится. Так, всё решено, сажусь, пишу и пойду Виталию её показывать. Вот только пусть попробует сказать, что его что-то не устраивает. Вечером после съёмок пришёл к режиссёру петь песню, которую он с хода принял в штыки. Ну, поорали друг на друга, не в первый раз. Наконец, до него дошла идея, что в лоб тут петь ни о чём нельзя, в том и смысл, что песня как бы о войне и прямого отношения к описываемому не имеет, но и перекликается с послевоенным временем. Объяснил, где и только один раз она должна звучать полностью, а в виде аранжировки стать темой фильма. Когда Виталий слушал второй раз, лицо было уже совсем другим. После третьего раза он её утвердил. А я себе очередной раз накопал работы, не много правда, но ведь талант...
Моя Тиночка, когда мы уходили в лес смотреть натуру шла с нами, а в остальное время, то сидела где-нибудь со своим маленьким этюдником, есть у неё более компактный ящик без ножек, то просто ходила с фотоаппаратом, снимала одной ей ведомые вещи. Это я без всякого пренебрежения, фотографии у неё отличные, а некоторые вообще хочется смотреть и смотреть, а потом разглядывать снова. И ведь находит такие места и ракурсы, что иногда совершенно знакомый вид узнать трудно. А её фотография местного белёсого рассвета, когда на почти белом небе без особенного буйства южных красок поднимается солнце, а вся утонувшая в тумане деревня угадывается только по отдельным конькам домов и намеченной верхушками деревьев центральной улице, потом больше года стояла у меня заставкой на ноуте. Не то, что я так влюбился в Карелию, просто энергетика у фотографии шикарная, такая тишина и умиротворение. То она пристраивалась делать наброски портретов ребят и девчонок группы или кого-то из местных старушек. В деревне, как рассказали, постоянно живут только четыре старушки и один дед, и иногда молодая одинокая женщина — родственница одной умершей недавно старушки, видел я эту тётку, молодая она наверно по меркам стариков, пятьдесят с гаком ей точно есть. И понятно, почему она одна, на лице явные признаки умственной отсталости. Есть ещё аналогично молодая семья, которая, как дети выросли, а им по северным правилам дали пенсию, сюда с Кольского полуострова перебрались, но они не зимуют, у них квартира в Петрике. Мужчина из этой семьи как раз и подвизался съёмочную группу возить, это он нас встречал на своём УАЗе. Раньше внуков очень много на лето дети спихивали, говорят до трёх десятков с мамами каждое лето отдыхали, сейчас мало, но детишки бегают, пара подростков, шесть-семь совсем мелкоты. Вообще, домов в деревне больше двадцати, говорят, что здесь раньше была центральная усадьба совхоза, в который входило ещё две небольшие деревушки неподалёку. Народ здесь весь закрытый, не то, что у нас на Урале, все улыбаются, но видно, что не искренне, каждый себе на уме. Хотя, формальные ритуалы гостеприимства демонстрируют старательно. Половина девчонок съёмочной группы просто визжит от радости и трескает местные калитки, подозреваю, что кто-то пошутил и пустил пулю, что в них калорий совсем нет, они же не на пшеничном тесте и без сахара и дрожжей. Вообще, на мой вкус страшное убожество на ржаной чёрной муке замешанной на воде и паре яиц. Это раскатано в блины овальной формы, которые по краям загнуты и защипнуты, получается такая грубая пародия на ватрушку размером меньше ладошки. В середине тонким слоем начинка из картошки или отварного толокна и запечено в духовке. Ну, грубо говоря, очень на любителя. Зато колорит и местная экзотика, могу потом честно сказать, что я не только ел бурятский саламат, но и карельские калитки. А Ниночкины шанежки всё равно вкуснее.
