Средневековая история 5. Граф и его графиня

— приятного было мало.

— Лилиан, ты чудо. Но ты совершенно не интриганка. Ты думаешь, для тебя была хоть малейшая опасность?

— Разве нет?

— я знал, что минуту ты за себя постоять сможешь. А больше и не надо было. Я весь дворец набил гвардией. Стоило делу пойти не так — и...

— а оно пошло так? Объяснить не желаешь?

Ганц желал. Вздохнул и начал издалека.

— еще в Иртоне покушения на тебя выглядели нелогичными. Всех тянуло то в одну, то в другую сторону — еще тогда я заподозрил нескольких человек. В том числе, кстати, и твоего покойного мужа.

Лиля фыркнула, но смолчала.

— Потом, когда я начал разматывать ниточки... пару раз меня едва не убили. И я решил затаиться. Что ты отобьешься, я и не сомневался. Мне оставалось подождать твоего визита в столицу — и тогда посмотреть, кто и чего желает. Ты преподнесла мне Йерби на блюдечке.

— Что с ними, кстати?

— Умерли.

Лилю передернуло.

— Не от моей руки. И я не отдавал приказа. Я хотел побеседовать с ними. Но отца удавили в камере, а сын отравился. Ты не знала?

И знать не хотела.

— Тогда я понял, что против меня играет кто-то высокопоставленный. Кто же? Йерби назвал Фалиона. Но... старший был в отъезде. Младший же принялся вертеться вокруг тебя.

— И?

— Ты умница. Но ты совершенно не умеешь хранить тайну. Если ты доверяешь — ты даже не задумываешься. Поэтому я держал подозрения при себе. Наблюдал, делал выводы. Фалион богат. И даже очень. Знатен, приближен к королю — зачем бы ему эти игры? Когда вскрылся, благодаря тебе, заговор Амалии, я второй раз подцепил Фалионов. Александр щедрой рукой давал деньги своим прихлебателям. И Рейнольдсу, и еще нескольким — а те не жили богато, не играли, не снимали дорогих шлюх — куда шли финансы?

— На заговор?

— Наемники, оружие, они готовились ударить. У меня не было другого выхода. Я понимал, что они нанесут удар, и готовился.

— и сам его спровоцировал.

— Нет.

— Неужели?

Доверия в голосе графини не было ни на грош. Ганц понял это, но не оскорбился. Не до того сейчас.

— Лилиан, ты относилась к Фалиону, как к другу. Даже больше, я ведь видел, что вы увлечены... он тебе признавался в любви?

Лиля кивнула. Не совсем так, но ведь было. Женщина всегда знает, если мужчина к ней неравнодушен.

— как ты думаешь — он оставил бы тебя без присмотра?

— кто?!

Лиля поняла все сразу. Ганц пожал плечами.

— один из слуг Алисии.

— Кто?

— Неважно. Он уже умер.

— Ты?

— Нет, — порадовался Ганц этому переходу. — Не я. Фалион при последней встрече. Когда услышал про твою беременность, ударил — и слуга неудачно упал.

— горлом на кинжал?

— виском на камин.

— Понятно...

— Часть информации Фалиону шла от меня. Именно я передал ему о твоей беременности. И о том, что ты согласилась выйти замуж по выбору короля.

— И это его...

— Оскорбленное самолюбие — страшная вещь. Он тебе симпатизировал, возможно, даже любил, искренне считал себя подарком для любой женщины — и ты так легко отказываешься от его чувств. Даже побороться не попыталась.

— За место любовницы?

— За это место тоже боролись.

Лиля фыркнула.

— я поняла. А теперь подробнее.

— Один из моих коллег вышел на заговорщиков. И представился им сочувствующим. Пообещал, что поможет устранить короля, задержав его в замке и намекнул, что на них скоро выйдут.

— Поверили?

— а кто бы не поверил? Мы были очень убедительны.

— А я тут при чем?

— А вот ты попала туда, потому что так я решил.

— ЧТО!?

— Лилиан, а ты сама не поняла, сколько вызываешь подозрений? Ты — графиня Иртон, от тебя идет поток нововведений, на тебя покушались...

— Так не я же! На меня!

— Как ты говоришь? То ли он украл, то ли у него украли, но была там какая-то история?

Лиля покривилась. Научила... на свою голову.

— Вот. Сейчас же с тебя сняты все подозрения. Более того, ты совершенно вольна в своей судьбе.

— Пока меня не выдадут замуж за одного из сторонников короля?

Голос был горьким.

— Не выдадут.

— Почему же?

Ганц вздохнул. То, что он сейчас собирался сказать... не надо бы! Альдонай, как же не хотелось! Но он уже достаточно изучил эту женщину. Если ее лишить свободы — она начнет сопротивляться. Поэтому единственное, что он может сделать для нее и для себя — отпустить. И подождать.

— Потому что его величество решил поженить нас.

Лиля горько усмехнулась.

— Так вот, Лилиан. У нас еще три года. Решение его величества важно, но не является определяющим. За это время мы обязательно что-нибудь придумаем, обещаю. Если захочешь — я помогу тебе тайно уехать из Ативерны. Уэльстер, Ханганат... ты сама решишь.

Лиля смотрела в карие глаза — и понимала, что он сейчас не лжет. Ни ей, ни себе.

— Почему?

— Потому что...

Ганц указал на окно. Там, за стеклом, танцевала бабочка.

— Это — счастье. Схвати его, сожми в ладонях и посмотри, сколько останется. Я хотел бы быть счастливым с тобой, но не по принуждению. Не хочу так... лучше пусть будет потом, честная сделка с кем-то другим. Не хочу быть хозяином.

— Какое благородство...

— Ты мне не поверишь, я знаю. У меня не было выбора. Да, я подставил тебя, чтобы король поверил, постарался обезопасить, но не предупредил. Не мог. Ты совершенно не умеешь лгать. А вот Эдоард — хорошо знает людей. Не бойся. Я обещаю вас защищать. Буду приезжать время от времени, чтобы никто ничего не заподозрил, ты позволишь?

Лиля невольно кивнула.

— Разумеется.

— Ты спокойно родишь ребенка, а спустя пару лет... мы посмотрим, как сделать лучше.

— Ты серьезно поможешь мне бежать?

Лиля внимательно вглядывалась в лицо мужчины. Только вот видела там одну усталость и тоску. Ему доверились, да. Он сам все разрушил — и опять один, опять на пепелище, опять только на службе короля...

— Когда ты скажешь и куда ты скажешь.

— Не верю.

— Не верь. Но я это действительно сделаю.

И настолько серьезным было его лицо... Ганц уже принял это решение. И менять его не собирался. Хочешь свободы? Ты ее получишь. Счастье не сажают на цепь и не держат в клетке. Иначе это уже совсем не то.

— а что будет с тобой?

— Ничего. Я справлюсь.

И вот это убедило лучше всяких слов. Если бы он сказал, что король разгневается, если бы хоть намекнул...

Он справится. И точка.

Лиля вздохнула.

— Оставь меня одну, Ганц. Мне надо подумать...

— Разреши мне...

Теплые губы коснулись руки графини.

— не прошу прощения. Я его не заслужил. Только прошу понять...

Ганц поднялся с пола, поклонился и вышел. Лиля сидела — и смотрела ему вслед. Ну и что теперь прикажете делать?

Решение оказалось очень простым.

Три года траура?

Так тому и быть! Отпустят в Иртон — хорошо. Нет — мы и тут в затворницу поиграем. Запустим свой модный дом, будем жить, воспитывать детей, радоваться жизни... может, еще в кого и влюбимся?

Ганца Лиля не любила. Нет, она его ценила, как друга, соратника, просто умного человека, но любовь в ее романтическом понимании...

Ромео и Джульетта, Эдоард и Джессимин, Лонс и Анель — романтических героев можно припомнить много, так же, как и завершение их романов.

Такого не было.

Так что же в итоге — пустота? Так могут сказать только люди, которые не мыслят себе жизни вне мексиканских сериалов. А есть ведь и другая. Сотни пар сначала заключают союз, а потом уже присматриваются, учатся доверять друг другу, налаживают быт — и такие семьи оказываются стократ счастливее 'безумно влюбленных'. Получится ли у них нечто подобное с Ганцем?

Лиля не знала. Но почему бы не попробовать?

В любом случае — жизнь движется своим чередом. Поживем — узнаем, а если доживем — то и увидим...

И время плавно заскользило мимо людей, отмечая их своим прохладным прикосновением.

Глава 8

Взгляд в будущее.

Открытие модного дома Мариэль.

Как это выглядит?

Сплошной восторг. Восхищение в глазах дам, кавалеров, вышколенные слуги в ливреях, разносящие напитки в красивых витых бокалах, предметы роскоши, изящные стеклянные цветы, которые дарятся при входе каждому посетителю...

И хозяйка салона.

Высокая, светловолосая, в темно-зеленом платье, отделанном кружевом такой цены, что это невольно преводит его из траурного чуть ли не в бальный наряд. Лилиан уже на седьмом месяце беременности, но это ничуть не мешает ей. Нет ни токсикоза, ни дурацких пигментных пятен, ни каких-либо осложнений. Наоборот — она бодра и весела. Только яблок все время хочется... железа не хватает?

Возможно.

Но пока беременность развивается нормально. И даже не слишком заметна. Полнота — и полнота, кому какое дело? Кому надо, те знают. Кому не надо — пошли к Мальдонае!

Лиля ответила на учтивый поклон очередной графини, заметила мимоходом, что к голубым глазам и темным волосам пойдет аромат жасмина — флакончики в левом углу зала, там же можно получить образцы — надушенные веера. Поклонилась престарелой герцогине, мимоходом отметила, что та в кружевных митенках и сообщила, что есть потрясающие шляпки с вуалью, вашей светлости очень пойдут...

Светлость вполне воодушевилась и отправилась смотреть, что и как. А Лиля обернулась на знакомый голос.

— ваше сиятельство — это восторг.

— Барон, — обрадовалась Лиля. — Надеюсь, вы сегодня с супругой?

Авермаля она была рада видеть всегда. Он был памятью о тех днях, когда женщина только оказавшись в этом мире, училась выживать. И он, пусть даже слегка против воли, оказал ей поддержку.

— О да, графиня. Она отправилась смотреть на ваши чудеса из стекла.

— Разве это можно назвать чудесами? Вы нам льстите, барон!

Чудесами Лиля считала не витые цветы и животных, нет. Не роскошные бокалы и громадные зеркала. Чудесами были линзы — и они позволяли получить микроскопы и телескопы. Пока еще эта наука оставалась в ведомстве альдона, но так оно и лучше будет.

Лиля уже не рвалась прогрессорствовать напролом. Этот мир был более терпимым к новшествам, а церковная и светская власти здесь старались сотрудничать. Поэтому пусть новые знания будут пока под рукой альдона. Кроме медицины.

Но все остальное — только в церковь. Техническое развитие не должно опережать морально-этическое. Уж простите — от изобретения микроскопа не так далеко идти до вопроса о бактериях, а потом и до биологического оружия какая-нибудь тварь додумается. Пока на земле есть войны — будут и подобные... умники.

Поэтому все согласились — пусть будет ограничение знаний. А спустя сколько-то лет, возможно...

— графиня, возможно, вы разрешите приехать к вам завтра, поговорить о делах...

— Разумеется, барон.

Официальный траур еще продолжался. Но Эдоард королевской милостью разрешил ей принимать гостей, хотя и не всех, далеко не всех. Лиля не настаивала. Меньше народа — больше кислорода.

Да и ей не хотелось никого видеть.

Работа, работа, опять работа — кто сказал, что от депрессии помогают пилюли? Лучше двадцатичасового рабочего дня средств еще не придумали! Когда падаешь, выматываешься так, что голову поднять сил нет — и забываешь обо всем.

И призраки тебя не беспокоят. А их много в жизни простой ативернской графини.

Джерисон Иртон.

Иногда Лиля размышляла, как бы сложилась ее жизнь, будь Джес другим. Если бы любил, заботился, ценил жену, а она все равно оказалась бы в этом теле. Тогда не было бы ничего. Не надо ехать на ярмарку и нанимать вирман, не надо спасать, помогать, работать — надо просто вживаться и не показывать своих знаний. Не было бы ни мастерских, ни конвейерного производства, ни противовеса гильдиям — заводских школ. Пока таковая была только одна, в Тарале, но с перспективой на будущее. Лиля просто жила бы и ни о чем не заботилась. Могла бы и влюбиться, и детей родить...

По-своему Джерисон был не так уж и плох. Единственное, что его губило всю жизнь — отрицание женского разума. Бабы — дуры. Бабы — телки. Что тут еще скажешь? На этом он погорел с леди Вельс, на этом он погорел с принцессой. Да и с самой Лилиан...

Теперь уже что случилось — то случилось. От Джерисона на земле осталась Миранда. И девочка вырастет замечательным человеком. Выйдет она замуж в Ханганат — или нет, это еще бабушка надвое сказала. Да и в гареме судьба может сложиться по-разному. Были безвестные девушки, которые не оставили следа. Но была же и Роксолана? И еще несколько других... имена Лиля не помнила, но ведь бабы правили государством, пусть и из-за спины супруга.

Так что... ее дело — вырастить Миранду умной и сильной женщиной. А что она выберет для себя в итоге — ей виднее.

Пока девочка была без ума от Амира. Принц недавно отправился в Ханганат и, видимо, дал указания посольству. Девочку каждое утро одаривали цветами и сладостями. Может, все у них еще и будет хорошо?

Любовь...

Вот Фалион говорил, что любит ее. И — Ганц не стал таить протоколы допросов, Александр и правда ее любил. Насколько мог.

И именно поэтому сорвался. Решил, если не ему — то никому. Любовь?

Да любовь ли это? Или вы перепутали желание загрести все себе — и побольше, побольше? Любовь самоотверженна и готова отдать все. А вот такое чувство захапать, застолбить свое место — пусть им занимаются поэты. Лиля точно знала, что к любви оно не относится.

Отсюда и разговор тогда, в королевском кабинете. Ганц был уверен, что Лиля не пострадает, поскольку сам спровоцировал Фалиона. И маркизу хотелось получить Лилиан Иртон в свою власть, чтобы поиздеваться. Да если и не получить — она была выгодна. А кто убивает курочку, которая может принести золотые яйца?

Глупо, уж простите.

Вот Эдоарда и Ричарда — да, убили бы, но после подписания отречения. Надо же сделать хорошую мину при плохой игре. А Лилиан оставили бы в живых. Возможно, побили бы, изнасиловали, но убивать не стали бы. А такое точно не проделаешь в королевском кабинете. Не до пощечин обманщице, когда на кону и жизнь и королевство. Разве что так — словесно пнуть, понаслаждаться ужасом... что и произошло. А проводить экзекуцию — некогда.

Лиля только головой покачала. Ганц разыграл ее втемную. Жестоко и не особенно добродушно. Но...

Простить?

Она не простила и не забыла. И доверять мужчине она сможет только до определенного предела. А разве раньше было иначе?

Никогда не появится человека, которому она расскажет о другом мире, никогда не появится того, кто поймет до конца — и это неудивительно.

Она не лучше или хуже, она другая. Как зеленый человек среди белых — всю жизнь обречен быть забавной диковинкой. А что у него внутри? Что в душе?

Это останется при ней. А детям и внукам она когда-нибудь расскажет сказки про другой мир. Просто сказки на ночь...

И возможно, эти дети будут от Ганца.

— Графиня...

— барон...

Легок на помине, сто лет жить будет. Ганц поклонился. Присутствующие дворяне посмотрели с рказными выражениями, но равнодушных — не было.

Уже не лэйр, уже барон. Получив титул за раздавленный заговор, Ганц не остановился на этом. А Лиля на свою голову рассказала ему о криминалистике, об отпечатках пальцев, специальном угольном порошке, о запахах, об их сохранении, ну а истории про Шерлока Холмса он слушал вместе с Мирандой — и с таким же вниманием.