Жизнь была такой же паршивой, как и выдавшаяся ночка. Сперва весь день по лесу шарили в поисках какого-то чародея, который, как заправский супер-пупер агент, отказывался находиться, размечали энергетические жилы, устанавливали камни слежения. Потом по хвосту старого заклятья пытались вытащить слепки с его иллюзий и гнать уже по ним. Затем скакали по буеракам аки козлы горные, пробиваясь к основной группе. А теперь уже битый час эту основную группу ждали с драгоценным беглецом под мышкой, а всё никак. Впрочем, если начальство знало, насколько парень крут, то и само могло бы зад от кресла оторвать и за этим зайцем-переростком носиться. Ох, и не прост был их объект, если одна его иллюзия так следы путала, что в пору было рвать на себе волосы. Таких просто для удовольствия по кустам не отлавливают. Арсэн давно подозревал за начальством тёмные делишки, но они его не особо волновали до сегодняшнего дня, когда дурными предчувствиями буквально измотало душу.
Вот неспокойно было и всё тут. Всем хорошо. Всем всё нравится, а ему не спокойно. Даже отрядный чародей, хиленький пацанёнок с жутким лисвинским акцентом, только отмахивался от его предостережений, словно сам ничего подобного не ощущал. Это чрезвычайно раздражало Арсэна, его, по сути, раздражал то и сам заносчивый выскочка. Вот и теперь попёрся один в лес на разведку. Пацан ещё совсем, чуть не убился за переход и туда же ночью на разведку. Он, конечно, что-то лепетал про знакомую ауру и какие-то подозрения, но уж слишком невероятно было, чтобы искомый чародей смог отвязаться от их загонщиков.
— И тут оно попёрло на меня! — в который раз взмахнул руками Перович, расплескав содержимое своей фляжки и продолжая с пеной у рта доказывать правдивость своей истории немногочисленным слушателям. — Глаза светятся, клыки наружу с когтей яд капает и ревёт так...
— Да какая же это русалка? — беззлобно хохотнул Свят. — Совсем допился, старый, русалку от упыря не отличает.
— Для упыря уж больно голосистое страшилище было, — поддержал его другой молодчик, приподнимаясь со своей лежанки. — Может ты бабу свою с пьяни попутал?
— Да чтоб тебя так лешак пару раз попутал и сзади, и спереди, — плюнул на скептичного сотоварища щуплый, но на диво крепкий мужичок, не на шутку разошедшийся после оприходованной фляжки настойки. — А я правду говорю! Сверхновая-то нечисть! Её сейчас ото всех нор повылезло, как комету почуяли. Вон сколько наши по подвалам этой гадости навыводили, думаете, сама не плодится? Вон хоть по карьерам пошарить, что мертвечинки не найдётся на дурное место?
— Бред, Перович! Тут отродясь нечисть не селилась, — долговязый лысый парень, здорово чувствующий звериные тропки и обожающий холодное оружие игрался в ножички возле кострища.
— Не скажи, Лис, — покачал головой слегка прихмелевший товарищ лысого по игре. — Может, кормушка здесь и слабенькая, только места вполне подходящие. Фон весь в дырах аж рябит, любую нишу занимай и тяни себе энергию, если мяса не хватает.
— А есть такие твари, которым мясо и без особой надобности, — подал голос из полумрака бывший пограничник, ныне щеголявший большим лиловым ожогом на пол-лица, — Питаются они соками души, выпивая эмоции, чувства и жизнь из бренного тела. Подлетают почти бесплотные твари в жертве бесшумно, опутывая своими чарами, и присасываются к ауре. И ходит с таким паразитом человек на загривке, пока не иссохнет или какой тенегляд не сорвёт заразу. Но самое страшное это твари, плоть имеющие. Приходят в глухой ночи безмолвные тени, лишь ликом подобные людям, а силою — зияющей дыре. Кто ни глянет на них, своё видит: кто прекрасную девицу, кто сослуживца своего убитого, кто дитятко маленькое. Это уж смотря, что тварь от человека захочет. Глянет оно своими сияющими глазами на человека, а тот и падает, безволием подкошенный, а оно к душе присасывается и эмоции тянет, у кого обиду, у кого боль, у кого радость, у кого страх. Да только не выдерживает человек такой силы эмоций, весь аж заходится. И нету спасения от неё, коль чувства твои твари по вкусу пришлись. Присосётся, замедлит, а там монстром обернётся, чтоб мясо безвольное заживо дожрать...
Говорил он тихо, но внятно и так завораживающе, что все невольно прониклись тяжёлой гнетущей атмосферой восточного пограничья полного коварных духов в горных ущельях, хищников и беглых каторжан. И мимо воли заходилось сердце в смутном ощущении холодного поветрия заброшенных могильников, истекающих тёмными чарами. И в потрескивании сухих веток чудились неспешные шаги поднявшихся мертвецов. Казалось, вот-вот и надорвётся небо протяжным воем гуля, а там...
Арсэн сам не заметил, как подался вперёд, прислушиваясь к голосу рассказчика и жадно впитывая такие близкие к его тёмным предчувствиям слова. Словно сквозь сон он различил позади себя чьи-то шаги и медленно обернулся. В странном буро-зелёном сиянии меж деревьев стояла мёртвая девушка, сложив на груди руки и слегка покачивая головой. Светящиеся глаза её были слегка прикрыты, а на губах застыла плотоядная ухмылка. Арсэн почувствовал, как по хребту стекает капля холодного пота. Он попытался, закричать, предупреждая остальных, но из пересохшего горла не донеслось и сипа, лишь бешеное биение сердца. Тварь ещё раз покачнулась и двинулась к нему. Тело словно пронзило молнией. Резко вскочив, он прикрыл рукой глаза и рванулся в противоположную сторону, не слишком разбирая дорогу. Товарищи сперва удивились такой реакции сослуживца, но, рассмотрев бредущее из леса нечто, удивительно слаженно последовали его примеру практически бесшумно. Словно заметив их бегство, мёртвая девушка двинулась следом, скользя своими невесомыми ножками прямо по развороченным углям. Сзади рыча и хрипло матерясь, материализовались две шаткие неровные тени, цепляющиеся друг за друга.
Арсэн бежал из последних сил, стараясь не отставать от улепётывающих товарищей. В щель от пальцев всё-таки видны были тени деревьев, но не налетать получалось лишь чудом. От напряжения живот стало сводить судорогой, а картинка расплываться. "Неужели, ко мне уже присосались!?!" От этой мысли Арсен не заметил, как перед ним из кустов выскочила щупленькая фигурка доходяжного чародея. Не сбавляя скорости, мужчина пронёсся по нему, лишь слегка зацепившись за вывернутую под странный углом руку. Падение мордой в мох немного прояснило затуманенные страхом и наливкой мозги. Арсэн резко оглянулся. В этот миг на небольшом холме вырисовалась светящаяся мертвячка, протянула к нему руки и резко ввинтилась в землю, лишь хлопнув ладонями в воздухе. Вместо неё с бешеным рёвом восстала огромная звериная тень и ринулась на него. Мужчина взял низкий старт и понёсся ещё быстрее, слыша лишь рёв оборотницкой твари.
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
Изящная узкая ступня легко и непринуждённо опустилась на догорающий костёр, растирая в кашицу позабытый рядом маленький клубень топинамбура. Пальчики смешно подгребли золу. Ножку снова подняли и брезгливо, как кот у переполненного лотка, стряхнули. Потом аккуратно переступили кострище и направились дальше.
— А ну стоять, зараза! — захрипело откуда-то из малинника, но захрипело так неразборчиво и забито, что вполне могло бы сойти за естественные звуки леса, если б не было произнесено с такой злобой.
Бледное инфернальное существо в телесной оболочке, почти невесомо плывущее по полянке, обогнуло горку мусора и остановилось, словно услышав обращение к себе. С минуту, пока из кустов доносилось пыхтение и жалобное поскуливание, бледное создание с растрёпанными ветром белёсыми волосами и странной полуулыбкой постояло, замерев возле разбросанной одежды, и снова двинулось вперёд.
Из кустов с большим трудом и незначительной кровопотерей, в виде глубоких царапин на лбу и подбородке, высунулась взлохмаченная голова травницы, сильно смахивающей теперь на памятного недогрызенного болотника. Выражение лица было соответствующим. Красные с недосыпа глаза, злобно блестели на зависть любой нечистой силе, плотоядно сверля копчик умиротворённой блондинки. С запылившейся физиономии потом и кровью смыло часть грязи, закрепив пугающей ритуальной маской разноцветные разводы. С рубашки и ардака щедрыми гроздьями и небольшими колониями свисали цепкие шарики волчьих роз и старой паутины. А от измочаленных волос несло звериным помётом и гарью (какой-то турист-идиот спросонья в неё бесогонным заклятьем шибанул). Что, разумеется, не добавляло радости от подвёрнутой лодыжки, разбитого локтя и выдранного клока шевелюры.
— Фу! Место! — из последних сил заорала Алеандр, терзая пересохшее от пережитого горло.
Первые метров пятьсот, отмаханные по пересечённой местности ознаменовались для хрупкой психики травницы постоянным волнением за сохранность одного синюшного лба. Но эта тенеглядская тварь шла сквозь лес на удивление ловко, ни разу не врезавшись в дерево, не задев куст и даже не оскользнувшись на каком-нибудь влажном корне. В отличие от своей добровольной опекунши, на первом же десятке шагов, несмотря на тускло мигающий за спиной Чаронит светляк, угодившей ногой в старую кротовину и едва не выбившей себе зуб о неудачно выпрыгнувшую из темноты ветку. По мере прибавления синяков добросердечие и жажда наживы постепенно уступали место глухому раздражению и странной тяге покусать своего проводника, поэтому вторая половина пути сопровождалась мыслями куда менее возвышенными, зато более реалистичными. Медленный размеренный и какой-то инфернальный темп духовника совершенно невозможным образом выматывал более осознанных пешеходов. Едва бредя за бледной пошатывающейся фигурой, Валент уже без былой радости представляла себе откапывание злополучного клада, особенно вспомнив, что из лопат у неё только руки, слегка скрючившиеся от желания кого-нибудь придушить. Но поистине последней каплей стала берлога. И как только наткнуться умудрилась?!? Вроде и лес тихий, спокойный, молодой совсем для крупного зверя, а тут совершенно случайно старая берлога. И, что парадоксально, с медведем! И не молоденьким, едва оторвавшимся от материнского бока боязливым скитальцем, а приличным таким матёрым самцом в самом расцвете сил и мощи. Этакий монстрила звериного царства. Разумеется, спящему на старом лежбище медведю, новое соседство не понравилось, как не пришлись по вкусу и свалившиеся следом неловкие конвоиры, что в темноте просто не смогли осторожно обойти пролом.
Ох, как же он ревел...
Алеандр до сих пор пробирал озноб от одного воспоминания этого рыка, страшного, удушающего запаха прелой шерсти и странного похрустывания под ногами, казавшегося перепуганной девушке человеческими костями. Самым же отвратительным во всей ситуации было то, что зверь никак не отреагировал на потревожившего его покой духовника, накинувшись сначала на них, а после меткого пинка не растерявшегося чародея, переключившего своё внимание на группку вопящих туристов, мимо чьего лагеря они недавно проходили. Бледная немочь же мирно и невесомо шествовала меж стволов деревьев, меж привычного хлама неухоженного леса, меж вопящих перепуганных людей, отшвыривающихся от нежданного визитёра закупленными про запас заклятьями, меж поднятого шумом семейства диких кабанов. Поднятый безумный ор оглушал. А она всё шла и шла, шла и шла...
А вот теперь встала возле их с Арном лежанки и стоит, как памятник вдовам Великого Переворота!
Раздражённо зашипев, Алеандр с трудом вытащила из кустов своё потрёпанное тело и с самыми плотоядными намереньями примерялась к лежащей рядом кастрюле, как найпервейшему средству выведения из транса, путём резкого опускания на дурную блондинистую голову. От смертоубийства её отвлёк звук падения. Обернувшись, девушка увидела не менее потрёпанного компаньона в распластанном виде, спешно шарившего по краю защитного контура. Выражения его лица она различить не могла, но серьёзно подозревала, что он хмурился.
— Что ещё и защита порушена? — угрюмо прохрипела травница, готовая в любой момент повторить коронный рык медведя.
— Перестроена, — голос молодого человека практически не пострадал во время марш броска по лесу, но особого восторга от изменения чар всё же не выдавал.
— Кем?
— Лесным дедом.
— А...
— Бэ! — не сдержавшись, рыкнул чародей, дуя на прихваченный чужим заклятьем палец. — Считай, что повезло. Его на захват и паралич пересекающего настроили, но что-то сбой дало.
— Мгу, повезло... — девушка подозрительно повернулась к их блуждающей предсказательнице, желая высказать всё, что накипело за весь пробег.
Только было поздно. Бледное создание уже безвольно опустилась на подстилку и, сложив под голову обе руки, бессовестно сопело в две дырки, не подавая признаков пробуждения. Вся поза устроившейся на примятых ветках девицы говорила об умиротворении и неге. Тенегляд тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок, что-то говоря себе под нос.
— Тихо, — Араон остановил за руку обозлённую травницу, что от одного звука этого голоса вернулась к своим планам относительно кастрюли и подруги. — Может, хоть предсказание услышим...
Двое согнулись над мирно лежащей фигурой и с жадностью пытались уловить хоть одно понятное слово. Неожиданно девушка выпростала вперёд пальчик, уткнув его в лоб чародея и загробным голосом промолвила:
— Банан велик, но кожура больше!
После чего свернулась калачиком и окончательно отключилась.
День шестой
Утро прекраснейшая пора, когда всё живое стряхивает с себя липкие обрывки изматывающей ночи, словно змея, избавляющаяся от старой кожи. Лес просыпался, будя всех своих обитателей, что пернатых, что мохнатых, что злых, не выспавшихся и чародееобразных. Последние просыпаться не желали, с прискорбием обнаружив, что земля, даже засланная битой-перебитой простынею, даже обложенная ворованной одеждой, не настолько удобна и комфортна, как сооружённый из веток лежак. Отбить оный у духовника не представлялось возможным: сдвиганию или переносу девушка не поддавалась, а на большее сил не было.
Яританна просыпалась на удивление тяжело. Хоть ввиду профессии и должна была перейти в распорядок жизни заядлых сов, она до последнего была верна собственному режиму жаворонков, предпочитая вставать, если не рано, то, во всяком случае, в районе утра. Поэтому во время практических занятий относилась ни к совам, ни к жаворонком, а к злобным недоспавшим стервятникам. Также нахохливалась и засыпала возле любой ровной поверхности, будь то парта, стена или разделочный стол в Замковой трупярне. Поистине легендарным стал экзамен по Общей теории научного чародейства, когда многообещающая ученица выпускного класса на окрик собирающего листы с выполненным заданием зычно всхрапнула. Чаронит тогда прилично оконфузилась, но засыпать при нервном напряжении или перерасходе резерва не перестала, в шутку считая своей стихией не землю, а дрему. В прочем, способность быстро и качественно засыпать не мешала её пробуждению. Вставала девушка быстро, не тратя драгоценное время на потягивания и лобызание подушки. Привычный к таким стрессам организм долго не сопротивлялся, практически сразу же включая режим бодрости или хотя бы флегматичности. Сейчас же всё происходило иначе. Виски сдавило с такой силой, что, казалось, мозг вот-вот вырвется, через трещину в затылке. Глаза воспалились, как от чрезмерного напряжения, во рту стоял неприятный привкус железа, а всё тело ныло, будто она всю ночь выплясывала джигу в компании трёх умертвий. Девушка с трудом приподняла гудящую голову и огляделась.
