Второй край уходил куда-то далеко за грань моих чувств, но делать нечего, чай, остроухая не чужая, да и была бы чужая — есть ли у меня право пройти мимо? И потому, каким-то сложным движением покинув тело, я поплыл в неизведанное вслед за нитью.
Мерно мерцало моё тело на полу, в окружающих поверхностях струились голубоватые ручейки энергий, кругом раскинулась сложная паутина коммуникаций комплекса... А я двигался вплотную к верёвочке, всё дальше и дальше от медблока и окружающей реальности.
Я видел всё вокруг себя, словно я — есть один большой зрачок, и не чувствовал ни рук, ни ног.
Далеко позади остались и комплекс, похожий на пульсирующий цилиндр, и медленно гаснущая игла, бьющая из его центра далеко в небеса, и сложная, объёмная структура сторожевых заклинаний, перекрывших подступы к строению кицурэ, и затягивающий рисунок пульсирующих вен существа, ставшего домом для многих рас и народов...
Короткий рывок, и мир померк, осталась только щемящая грустью серость вокруг, да едва тёплая нить души Миа.
Нить постепенно истончалась, грозя вот-вот оборваться, но ростки паники я просто отрезал от себя. Нельзя метаться и терять понимание, иначе — потеряю и эльфу, и себя.
Как-то незаметно серость сменилась калейдоскопом миров и реальностей, каких-то глобальных планов бытия, среди которых материальных — лишь крохотная былинка на фоне космоса...
Ещё рывок — и вокруг белесые клубы.
Туман, чтоб его.
Я следовал за нитью, ставшей уже не толще волоска, спешил, как мог...
И я успел.
Шипастая клякса серебристого огня, теряя иглы, медленно уступала под напором двух тварей, явно родственных тому чудовищу, что я скормил небытию. Только эти были покрупнее. Значительно так крупнее.
«Уходи, смертный, ты здесь лишний», — коснулся моего разума бесплотный голос. И ему вторил другой, не более жизнерадостный:
«Оставь эту душу нам...»
И хором:
«Мы не забудем»
Угу, не забудем, не простим. Гуляйте лесом, ребята, вы здесь лишние.
Я коснулся нити и постарался влить в неё часть своих сил. Клякса дрогнула и превратилась в почти ровный сфероид. Иглы ощерились и грозно задрожали. Обратно пришёл тёплый отклик благодарности.
Не бойся, солнышка, я здесь. И один, без тебя, не уйду.
Многоногие сущности-змеи поползли ко мне, по-свойски разгоняя туман мира Оси.
Я даже не успел что-то попытаться предпринять, как внезапно проснувшийся Зверь, сформировав из моего призрачного тела две когтистые лапы, попросту перехватил змей и, нимало не мешкая, сожрал, направив часть полученного экстракта в нить Миа.
И спокойненько ушёл обратно, вильнув на прощание хвостами.
Иди ко мне, Стефания, я знаю дорогу назад.
И шипы на сфере растворились, и душа эльфийки почти прильнула ко мне, и мы отправились назад.
Исчез туман, остались позади миры и планы, равномерно бьющееся сердце комплекса разрослось и разбухло до пределов реанимационной камеры.
Миа осторожно погрузилась в родные биополя, а я поспешил к своему скорчившемуся на полу телу.
Бросив последний взгляд-фокус на Миа, я убедился, что эльфийка вернулась, и уже со спокойной душой нырнул обратно в плоть.
Перед глазами мелькнула череда каких-то символов, схлопнувшихся полей, наросли обратно нарушенные коконы...
И я наконец-то вдохнул.
Сопровождаемый судорожным всхлипом, воздух наполнил мои лёгкие. Дрожащей рукой я утёр лоб. Горячие ручейки пота закатывались в глаза, разъедая слизистую. Нашарив флягу, я от души плеснул из неё на лицо, оттянув горловину комбеза, щедрой рукой влил жидкость запазуху и на спину. Стало немного легче. Похлюпывая Сильной водой, стекающей по телу, подсел поближе к Миа. Эльфа сильно побледнела, рисунок вен стал настолько чётко читаем, что можно без проблем всё перерисовать. Черты лица заострились, дыхания почти нет. Я посмотрел на свой концентрат. Нет его. Что за чёрт?
Присмотрелся к ауре девушки. Уф. Впитала. Серость отступила, массы немного приросло.
Вздохнув, я собрал оставшиеся запасы чистой энергии и принялся насыщать тонкие тела эльфы.
Сколько времени прошло, пока я переливал в неё сферы, не знаю, очнулся, только когда наполнять ауру стало просто нечем. Дыхание девушки стало ровным и уверенным, структуры ауры заплелись в какую-то сложнейшую, сбалансированную конструкцию, а лицо порозовело и вернуло прежнее изящество.
«У неё фаза глубокого сна, этхо-ээшиу Кайна»
— Этношуу?
«Этхо-ээшиу. Оператор глубоких тонких структур и иных сложнодоступных объектов глобальной реальности. Последней это звание носила верховный корректор храма Пространства Антакара»
— Понятно... — вот, значит, откуда хвосты растут у моих способностей. Леди Антакара, я не знаю, как с вами рассчитаться...
Вру, конечно. Знаю. И уже отдаю долг. И буду стараться его отдавать до тех пор, пока дышу и двигаюсь.
Мысли текли всё более вяло, двигаться не хотелось, меня трясло мелкой дрожью.
Я встал на нетвёрдые ноги.
— Федя, поесть бы...
«Сейчас пища будет доставлена, этхо-ээшиу Кайна, а пока вам лучше присесть»
Над полом соткалась силовая сфера умиротворительно-белого цвета, сформировавшись в креслоподобную конструкцию.
— Спасибо, Теодар.
Шаг, ещё один, и ещё. Ноги подогнулись и я, уже в который раз подряд, потерял сознание.
Очнулся я от тупой, ноющей по всем нервам тела боли в спине на том же тумбообразном столе в бежевой комнате. Картинка перед глазами двоилась и местами даже троилась, но если зажмурить один глаз, то жить ещё можно.
Скол, свернувшись клубком, без движения лежал на моём животе.
— Федя...
«Состояние вашей спутницы стабильное; аура восстанавливается, остальные поля — так же; фаза сна — прежняя, глубокая. Вы спали шестнадцать часов, предварительный диагноз — крайнее ментальное и нервное истощение, физическое истощение; аномалия разрослась на семь процентов»
И правда, искусственный. Ещё и адаптирующийся.
— Федя, тут есть душевая?
«Есть. Два отсека влево, навигация загружена в конаг. Если желаете, могу расконсервировать бассейн и спортивно-оздоровительный комплекс, предварительное время развёртывания: двадцать часов»
Вот это уже совсем другой коленкор. Главное, там много воды должно быть, а это уже просто прекрасно.
— А...
«Пища сейчас прибудет»
Вот и славно.
С -дцатой попытки собрав себя в единое целое с такого уютного ложа, я всё же смог относительно твёрдо встать на ноги. Голова гудела, меня бил крупный озноб. Саламандры, словно дожидавшиеся моей личной констатации этого факта, покинули волосы и рассредоточились по телу. Материал комбеза им не служил никакой помехой, хотя от этого не совсем понятно, почему они в прошлый раз пробирались через горловину. Впрочем, пусть им, главное, что чувствуют места, где холодно, и оперативно греют.
Стена растворилась, и вкатились четыре медбота с подносами, полными пищи. Умостив свой многострадальный зад обратно на стол, я потянул жадные руки к еде.
О! Что это была за пища! Нектар! Пища богов! И пускай она вся выглядела одинаковой зелёной массой с прожилками красного и серого, вкуса ей это не убавляло ни капли. Поднос пустел за подносом, боты дважды уже сменили друг друга, привозя новые порции, а я всё никак не мог наесться. Ложка мелькала в воздухе, пища, проходя пищевод, пропадала в бушующей бездне, а хоть какого-то эффекта так и не было.
В конце концов, когда горка подносов, некогда содержавших в себе питательную массу неопределимого вкуса, выросла вровень со столом, в моих жилах потихоньку заплескался огонь. И Фёдор порадовал временной неисправностью пищевого синтезатора.
Фиг с ним, по крайней мере, ложкой мимо рта уже не мажу, и даже почти не качает.
Конаг развернул карту и я, не доверяя своей пространственной ориентации, пошёл вслед за бледно-голубым маркером, мигающим на многоярусной карте медкомплекса.
Комнатка, разбитая на два отдела, в первом — обычные такие столик, ряд крючков, торчащий из стены, вешалка, матово-синяя дверка прямо по курсу.
Кое-как разувшись, ощущая вновь потёкшую кровь, я с трудом стянул штаны и надолго залип с комбезом. Носки похрустывали, при каждом шаге от них отваливались мелкие бурые хлопья. О трусах вообще думать не хотелось.
Чертыхаясь, я всё же справился с застёжками и стянул с себя броню. На спине комбеза осталось многослойное бурое пятно со свежими кровавыми потёками. Избавившись от последней детали туалета, я, чертыхаясь от боли в спине и в натёртых засохшей, ставшей подобной наждачке, тканью девичьих прелестях, прошлёпал, оставляя бледно-красные следы, к душевой кабинке.
Под тугими струями воды, смывавшими с меня кровь, грязь и слаатские останки, время терялось, переставало существовать как параметр отсчёта, полностью растворяясь в сотнях горячих, упругих источников, бьющих из стен и с потолка.
Стоило подумать о шампуне, как часть струй наполнилась каким-то приятно пахнущим моющим веществом. Пены получалось много, даже несмотря на водопад, разверзшийся вокруг меня, и я с мурлыканьем ощущал, как усталось постепенно отходит, как слоями с меня сползают пот и недавние события, над которыми если капитально задуматься, то и свихнуться можно очень быстро.
Пар поднимался вокруг, рисунок напора постоянно менялся, подстраиваясь под тело и ощущения, и я понемножку рождался заново. Бледно-алая пена вскоре стала просто белой, кожа задышала по-полной, насыщаясь жизнью и здоровьем, волосы из засохших колнутов наконец-то превратились в прежние, легко разделяющиеся, слегка волнистые даже под разнонаправленными струями воды.
Запоздало вспомнив об одежде, я нехотя вывалился из кабинки. Вытряхнув всё содержимое из карманов, я со всей кучей грязных шмоток ввалился обратно. Пенное вещество мгновенно окрасилось красным. Вздохнув в предчувствии тяжёлой стирки, я уселся на пол и взялся за ближайший носок.
Странно, но сам процесс мне понравился. Кровь, вопреки ожиданиям, отходила легко, на светлых участках одежды не оставалось даже пятен, пушистые облака невесомой пены не лезли в глаза, с лёгкостью впитываясь в ткани. В общем, так бы и не вылазил отсюда пару вечностей подряд, плескался в водичке и игрался с легко срывающимися с руки пузырчатыми комочками, но — совесть есть совесть, да и вообще — не было бы лишним эльфу проведать.
Развесив мокрые шмотки по вешалкам и крючкам, я пошарился в тумбочке, и был приятно вознаграждён парой широченных, дико пушистых полотенец. Первое полностью ушло на просушку волос, а во второе замотался, а потом, разглядев зеркало в половину роста, скинул его обратно.
Спасибо пластике Кайны, иначе я бы себе шею на раз свернул. Пропустив мимо внимания разглядывания своего нового пристанища, я, холодея, изучал чёрно-бордовое пятно, пустившее ломанные корни от лопаток к затылку, рёбрам и талии. Кожа скорчилась, местами топорщились наружу отвратительной слизью кратеры вскрывшихся то ли нарывов, то ли ожогов. Сукровица неторопливо сползала к талии.
— Теодар, можешь проверить на наличие бактерий, микробов, иных заразных микроорганизмов?
«Этхо-ээшиу Кайна, пробы давно взяты, необходимые анализы проведены. Если бы была угроза заражения или распространения, я не выпустил бы ни Вас, ни вашу спутницу из карантина»
Хоть что-то хорошее.
Завернувшись обратно в полотенце, я пошёл к эльфе. Голые ступни с лёгкостью касались тёплого пружинящего пола, стрелки в его глубине вели меня к Миа, и думать о ране как-то вовсе не хотелось.
Поворот, ещё один, растворяющаяся стена, и вот — реанимационная капсула со Стефанией внутри.
Длинные волосы серебром струились по изгибам незримых полей, расслабленное тело, оплетённое полупрозрачными шнурками датчиков, уютно покоилось в плену медицинских устройств. Худенькая, хрупкая и беззащитная.
Не отдавая себе отчёта, я, повинуясь душевному порыву, протянул руку и осторожно погладил эльфийку по виску. Тёплая, нежная кожа, подушечки пальцев ощущают биение жилки.
— Ты выкарабкивайся, прелесть. Выкарабкивайся.
Не знаю, показалось ли мне, или губы Миа немножко дрогнули?
Я всматривался до рези в глазах, впитывая каждую её чёрточку, каждый изгиб поистине совершенных линий, и всё ждал повторных движений.
Нет ответа...
Вздохнув, я погладил Миа по щеке, и отошёл от капсулы. Внутренняя чуйка говорила, что теперь всё — в руках эльфы, свою лепту я внёс сполна.
Глаз зацепился за рюкзак и вещи из него, сложенные аккуратной кучкой на полочке у стены. Вяло зашвырнув в него почти всё, я наткнулся на запечатанный пакет с изображением куртки на фоне погона. Внутри обнаружился полный комплект сменки: носки, трусы типа боксеров, рубашка, брюки на тесёмках, куртка — всё жизнерадостного песочного цвета с мутно-зелёными разводами-вставками. Обуви только нет, ну да ладно, не критично. Прикинув одёжку на себя, я пришёл к выводу, что и на эльфе она должна сидеть довольно неплохо. Уложив комплект на видном месте, я попросил Федю сообщить, если Миа проснётся, и не сильно её пугать. Искин комплекса едва ли не козырнул, и попутно сообщил, что мои шмотки высохли.
Втиснувшись в комбез — всё же его влагоотвод в ситуации с моей спиной далеко не лишний, я забрался на стол и в позе «попой кверху» бессильно расползся по столешнице. Скол флегматично заполз по руке на плечи и вытянулся рядом, свесив едва мерцающий голубоватым льдом оголовок рядом с кистью.
Дотянувшись пальцами, я легонько почесал компаньона между граней грузика, получил в ответ ощущение свежего тёплого ручья, обегающего меня со всех сторон, и как-то незаметно задремал.
Кажется, в этот раз не было ни снов, ни мыслей.
И слава богам.
Мягкие поглаживания за ушками вкупе с ласковым перебором коготками по коже так, что мурашки по всему телу, и хочется совсем по-щенячьи развалиться под нежными руками, выставляя пузо, и извиваться, подставляясь всеми возможными частями, и ластиться как можно ближе к тому, кто дарит такое удовольствие.
Сон нехотя отпускал меня из своих липких, затягивающих объятий, однако ощущение почёсывания не проходило, наоборот, только обрело глубину, чувственность и конкретику.
И столько приятного было в этих незамысловатых движениях, столько ласки, что только одна мысль и могла родиться в моём изнасилованном реальностями сознании: я откинул-таки копыта (ну, не копыта, копытца, даже не так — лапки, если точнее, маленькие и хорошенькие притом), и сейчас моя душа почивает в каком-то душехранилище для особо отличившихся.
С другой стороны — я ощущаю ладонью шершавые чешуйки кнута, прохладу пола, мягкое тепло совсем рядом. И уж тем более не вписывается в версию о лучшем из миров зудящая боль в спине, кажется, проросшая рёбра насквозь, и уютно свившая себе гнездо прямо сквозь лёгкие и сердце.
