Пользуясь возникшей передышкой, достаём из ранцев еду, фляги с родниковой водой. Гостеприимная челядь Бориса Эдуардовича, положила домашние колбасы, копчёные окорока, сыр, мягчайшее сало по-украински, естественно — каравай хлеба с золотистой корочкой и одуряющим ароматом, даже глиняный горшочек, забитый сотами дикого мёда — вот молодцы, о ребятне подумали! И всё почему? Из-за нас, сердешных, зятёк Бориса Эдуардовича получил власть — благодарный он человек, как я погляжу!
Между корнями высохшего дерева, выгребаем мусор, разгоняем злых жуков с длиннющими усами, Светочка, на правах хозяйки, застилает вычищенное место чистым мхом. Здорово у неё получается! Вспоминаю Ладу и Яну, они всегда способны создать уют из ничего, на пустом месте, своего рода, женская магия.
Игоря, девочка заставила настрогать веточек, чтоб не есть руками, он её во всём слушается, берёт у меня нож и достаточно искусно выстругивает заострённые палочки. Семён посмеивается, он бы ел руками, да и я тоже, но берём импровизированные столовые приборы.
Наше наглое чавканье разносится по всему болоту, на душе теплеет, посещают праведные мысли: — Как только доберусь до дому, войной пойду на Господин Великий Ждан, и пусть считают меня после этого агрессором, но я вычищу заразу раз и навсегда, — решительно произношу я.
— А не проще послов направить, договориться о межгосударственных законах, — с мудростью изрекает мой друг.
— Правильно думаешь! Именно! Межгосударственные законы — это то, что нам необходимо! Но после того как разобьём Вилен Ждановича, вот тогда сядем за стол переговоров и создадим Свод законов для всех нас.
— Не хочешь, Никита, демократии, — вздыхает Семён. — Чем мы лучше их будем?
— У нас рабов нет.
— Всё равно, ты самодержец.
— Ну, это как рассматривать, по крайней мере, если я совершу уголовное преступление, меня привлекут как обычного гражданина, депутатской неприкосновенности, как это было раньше, в той жизни, у нас нет — закон един для всех.
— Хоть в этом ты демократ, — облегчённо вздыхает Семён.
— Ошибаешься, именно демократические институты власти придумали для себя лазейки, типа, депутатской, прокурорской и прочих неприкосновенностей. Можно шалить, и тебя обязательно прикроют, слегка пожурят, на этом всё закончится, сколько раз такое бывало.
Дети не понимают наших разговоров, шушукаются, смеются, лопают мёд, даже за ушами хрустит, а тем временем болото живёт своей жизнью, что-то булькает, где-то раздаётся низкий рёв, взрывается вода, от мощного удара хвоста. Нас не тревожат, но я не перестаю, до боли в глазах, всматриваться в темень, твари отступили, но не собираются уходить, словно ждут чего-то. Во мне всё сильнее зреет уверенность, необходимо покинуть островок и делать надо, прямо сейчас. Смотрю на друга, он читает мысли, кивает, его, так же как и меня гнетут вполне осязаемые опасения, но как выбраться из этого болота?
— Плот. Нам нужен плот, — осеняет Семёна, — брёвен достаточно, лиан в изобилии, за два часа справимся.
Оглядываю островок, он завален приплывшими стволами, между ними копошатся омерзительные, склизкие твари, а на подступах к островку, где нет дыма, виднеются горбатые спины чудовищ.
Ворошим костёр, сдвигаем в сторону берега, огненные сучки валятся в воду, разгоняя пресноводных гадов.
Приходится вновь прыгать в воду, я не подпускаю амфибий к Семёну, а он как спички ворочает огромные стволы, вроде как особо не напрягается, но мышцы гуляют под кожей, словно чугунные гири — удивительной силы человек!
Постепенно начинает вырисовываться конструкция плота. Его необходимо делать достаточно узким, чтоб проходил между мёртвыми деревьями, но и грузоподъёмность нужна достаточно большой. В этом месте, глубина не более метра, двух, но дальше, в призрачном свете мерцающего болотного газа, виднеются лишь верхушки затопленных деревьев. Решаю плыть туда, очень вероятно, по близости река, убьём двух зайцев, оторвёмся от преследования наземного зверя и скроем следы, если за нами будет погоня.
Плот почти закончен, помогаю Семёну скрутить брёвна крепкими лианами. Водная нечисть держится на некотором отдалении, они познакомилась с острым мечом. Монстры, что в отдалении, вообще теряют к нам всякий интерес, взбираются на кочки, глаза светятся как гигантские светляки. Адский зверь неожиданно всхлипывает, обиженно скулит и галопом несётся в самую чащу, я даже бросаю работу, настолько удивлён, но начинаю догадываться причине поспешного бегства, в глубине леса мелькают отблески света, словно автомобильные фары и я вспоминаю ночёвку у Разлома с аммиачными тварями. Неужели выследили?
— Это они, — подтверждает догадку друг. — Но как они узнали о нас?
— Сам не пойму, — я пожимаю плечами. — Вероятно, они не такие примитивные, как мы думаем.
Спешим, затягиваем последние узлы, накидываем на плот сухого валежника, стелем мох, вырубаем длинные ветви, чтоб толкать плот, бросаем вещи, усаживаем по центру детей. Едва сдвинули его с места, а на берегу скапливается достаточно много огней. Невнятные силуэты мелькают, ползают, извиваются, толпятся у самой кромки, слышатся вздохи, неразборчивое бормотание, взмахивают конечностям, но вот закачались деревья, то одно, то другое падает с оглушительным треском, брызги летят в разные стороны.
— Что они делают? — удивляется Семён.
— Плот, что ли? — всматриваюсь в лихорадочную суету на берегу.
— Неужели у них получится?
— Узнаем потом, быстрее уходим, — упираюсь на шест, Семён присоединяет усилия и наше плавсредство быстро скользит между торчащими деревьями.
На этот раз земноводные не обращают на нас внимания, застыли на кочках, лишь глаза светятся. Осторожно огибаем, одного даже случайно касаемся, но тот немного отодвинулся и замер в великой задумчивости.
Берег удаляется, огни хаотично мелькают, с плотом, у наших "друзей", явно не получается. Мозгов, что ли не хватает? Мы скалим зубы в ухмылках — нашли с кем тягаться! Но, внезапно вновь встрепенулись земноводные, зашевелились на кочках, в мутной воде замелькала всяческая мелочь, небольшие зубастые лягушки прыгают на плот,
Игорь, с рычанием смахивает за борт, а крупные земноводные с шумом заваливаются в воду и гребут к нам. Пришельцы из тьмы поняли, к нам на плоту не подобраться, каким-то образом подчиняют своей воли водных хищников и пускают по нашему следу, к сожалению, с мозгами у них всё в норме, вздыхаю и сильнее налегаю на шест, рядом пыхтит Семён. Плот несётся между чёрными деревьями, чудом не цепляясь за торчащие из воды ветви, а впереди виднеется просвет, это разлившаяся река, выйдем в неё, и понесёт течение прочь от всей мерзости.
Сзади бурлит вода от настигающих безобразных амфибий, но заметна некая тенденция, власть пришельцев над земноводными ослабевает на расстоянии, чудовища плывут за нами больше по инерции. Зажигаем на середине плота огонь и забрасываем хищников горящими пучками мха и лишайника, им это не нравится, отваливают в сторону, уходят под воду и таятся на глубине, а мы выплываем в реку. Постепенно плот захватывает течение и выносит на центр реки. Теперь можно вздохнуть свободно, мы оторвались. Дети прижимаются к нам, волчонок неожиданно лезет мне под куртку, тычется мокрым носом в живот, глажу серенького и он засыпает.
За бортом хлюпает волна, мимо проносится всякий лесной мусор и исчезает в темноте. Луна прячется за верхушками сосен, становится совсем темно, только далёкие звезды слегка серебрят поверхность реки. Изредка выпрыгивают крупные рыбины, блистая чешуёй, с шумом падают в воду. Затхлый запах болота остался позади, с наслаждением вдыхаем свежий, наполненный ароматами хвои, воздух.
Бережно вытягиваю волчонка, кладу в мягкий мох, зверёныш слабо вильнул коротеньким хвостиком, почти весь зарылся в сухую постилку. Сдираю повязку с головы Семёна, рана вспухшая, появились синюшные пятна, к сожалению, попала инфекция. Протираю чистой водой, открываю ведёрко с мёдом, пропитываю тряпочку и накладываю на рану, тщательно перевязываю: — Заживёт как на собаке, — подбадриваю я друга.
— Спасибо за сравнение, — улыбается Семён.
— Через пару часов, тебе бы пришлось ампутировать голову.
— Болото сильно протухло — будь оно не ладно, пиявок много, гадости всякой, — соглашается Семён.
Пользуясь моментом, сбрасываем одежду, полощем в светлых струях реки, обмываемся, прыгая за борт, держась руками за крепкие лианы. Отдраили ребятню, даже волчонка, вздумавшего кусаться, выстирали как мочалку. В центре плота поддерживаем огонь, развесили на рогатинах одежду, сушим её и сами пытаемся согреться.
Река ссужается, течение становится заметно стремительнее, но глубина реки большая, нет порогов над скрытыми подводными скалами, бурунов от водоворотов. Отдыхаем, наслаждаемся покоем и тишиной, лишь вода журчит, убаюкивает. Ребятня умаялась, уснули на постилке из мягкого мха, там же, повизгивает во сне, волчонок.
Ощущение такое, что болото с монстрами, нам привиделось, вокруг чистота и свежесть. Удивляюсь, как в мире может ужиться такие разные состояния мрака и света: болотная гниль — мёртвые деревья и кристально чистая река — шумящий на берегу здоровый лес. Почти как у людей, одни убивают, другие созидают.
Постепенно плот сносит к берегу, крутые склоны нависают над рекой, обрывы виднеются на всём протяжении — река входит в ущелье гор, наш плот удаляется от намеченного курса.
— Правь к берегу, — я толкаю в плечо задумавшегося Семёна, уткнувшегося в шест.
— Что, уже приплыли? — он фыркает, в недоумении водит глазами, а ведь задремал, оказывается и он может совсем из сил выбиться.
— Угу, дальше ножками, — я посмеиваюсь, надо же, за такой короткий срок лицо у него опухло от то сна, а по центру щеки багровеет след от ребристой поверхности шеста, даже сучёк, в виде кренделя, отпечатался.
Семён тоже улыбается, быстро восстанавливается, мышцы под кожей, ходят как волны в шторм, он резко толкает тяжёлый плот к усыпанному каменистыми обломками берегу.
Уткнулись в мель, я выпрыгиваю, он достаёт верёвку, бросает мне. Привязываю за торчащий из склона голый, в бугристых наростах, корень и с нежностью смотрю на детей. Малыши спят как щеночки, а между ними сопит волчонок, повизгивая во сне, сучит лапками, пытается влезть в самую гущу детских тел.
— Пускай спят на плоту, это безопаснее, утром будем искать выход отсюда, — я ещё одним концом верёвки подтягиваю плот к берегу, чтоб сильно не качало.
Наверху застыл в неподвижности, дремучий лес. На склонах, цепляясь за трухлявые стены из глины и камней, висят ползучие растения, кое-где торчат острые стебли травянистых кустарников, оголённые корни деревьев, образуют наверху сплетения, словно щупальца осьминогов, а гигантские светляки, засевшие между обрубков изжёванных постоянными осыпями корнями, вносят и без того в мрачный пейзаж, дополнительную загадочность.
Место, где мы высадились, идеальное, неприступные кручи полукругом спускаются к реке, защищая нас от лесных зверей. Можно слегка расслабиться, если б не мысли о том, что химеры из Разлома научились покидать свою ядовитую атмосферу, это меня сильно беспокоит. Как можно быстрее их надо запечатать водой, а затем, искать вазу с противоядием. Вероятно, придётся спускаться в жуткие пещеры, но что делать — это моя судьба против неё не попрёшь.
Заготавливаем ветки для костра, на этот раз без труда зажигаем костёр и как-то стало хорошо и спокойно на душе — трещат пылающие ветки, приятно журчит река и свежесть, она всюду, даже дым ей не помеха — как мы устали, можно и поспать.
Гл.21.
Звёзды расплываются, гаснут, кромешная тьма опускается на землю, резкий порыв ветра поднимает водяную пыль, сразу становится не уютно, хочется забраться под навес. Светочка и Игорь лезут под наши руки, пытаются согреться, я шарю по сторонам взглядом, в надежде найти для детей надёжное укрытие, но вокруг склоны, сплошь в оголённых корнях.
Волчонок ощутил перемену в погоде, тыкается то в одну щель под камнями, то в другую, но даже для него нет места, поэтому принимает беспроигрышное решение, с сопением утыкается в ноги Семёну, короткий хвостик неуверенно вильнул.
— Давай, иди сюда, — Семён ласково подцепил его за передние лапы и суёт за пазуху, малыш загрёб лапами, чтоб улечься поудобнее.
— Надо же, все звери тебя любят, — с одобрением говорю я.
— Это потому, что я их люблю, однако решать надо, где непогоду переждать, нам-то ладно, промокнем, не страшно, но волчок ещё слишком мал, — он в раздумье сдвигает брови.— Плот разберём, сделаем шалаш! — восклицает он.
— Тоже идея, — соглашаюсь я.
Плот тихо покачивается на мелкой воде, ветер прижимает его к берегу, забрасывая брызгам борта.
Семён вытаскивает, упирающегося всеми лапами, волчонка: — Извини брат, побегай маленько, — ссаживает обиженное существо на сырые камни. Зверёныш с тоской покрутился на одном месте и вприпрыжку устремился к Игорю. Мальчик подхватил его за лапки и почему-то напрягся, устремив взгляд на кручи, где над обрывом притаились тёмные деревья, тревожно заскулил волчонок, смешно задрав острую мордочку.
— Ты чего? — толкает Игоря Светочка.
— Там моя стая, — неожиданно произносит мальчик и шумно принюхивается, в его лице появляется радость, смешанная с тревогой.
— Ты говоришь о волках? — округляет глаза девочка. Мне тоже стало интересно, наклоняюсь к Игорю: — Откуда ты знаешь?
— Я слышу их и чувствую запах, они совсем рядом и чего-то тревожатся, — неожиданно для нас, Игорь тонко завыл и в тот же миг раздаётся волчий вой, я от неожиданности вздрагиваю, Семён выхватывает топор, Светочка вскрикивает и с обидой толкает Игоря: — Зачем нас пугаешь?! Мы твоя стая, а не они!
В любой другой момент я бы рассмеялся на слова девочки, но сейчас встревожился, а вдруг Игорь, забудет всё и рванёт в волчью семью. Вот и Семён быстро подходит к мальчику, приседает рядом с ним: — Сынок, Света права, мы твоя стая, — в глазах моего друга нешуточная тревога и откровенный страх.
Игорь мгновенно обнимает приёмного отца за мощную шею: — Я давно это понял и не уйду к ним, но и в обиду их не дам ... они чего-то боятся ... того что скрывается в реке, — мальчик морщит носик, острые зубки показываются в уголках смешно оскаленного рта.
— Ты это брось, не надо рычать, ты не волк, а человек! — возмущается девочка.
Игорь виновато улыбнулся, с обожанием посмотрел на Светочку, она прижимает его к себе: — Ты мой брат, понял!
Мальчик кивает и с грустью вздыхает, но с настороженностью смотрит на реку, где застыл тяжёлый плот. Снова завыли волки, земля с обрыва осыпалась, в просветах между сплетенных корней показалась огромная морда, жёлтым огнём полыхнули глаза, я невольно схватился за лук, но поспешно отвожу в сторону, заметив как напрягся Игорь. Мальчик нахмурился, и с нескрываемой обидой произносит: — Волки на нас не нападут, это моя стая, — и неожиданно заявляет: — Надо подниматься к ним, у воды оставаться опасно.
— Что за глупости, здесь спокойно, вот только дождь скоро пойдёт, — я стараюсь говорить непринуждённо, но меня не на шутку тревожит заявление мальчика, я верю в его звериное чутьё.— К тому же, ты не можешь точно быть уверенным, что волки на нас не кинутся.
