О природе смуты - 2

Теперь, когда Вторая Мировая война завершилась короткой, но жестокой и кровопролитной битвой на востоке, нас спрашивают о правомерности применения такого жестокого средства, как атомное оружие. Была ли в этом настоящая нужда? Поверьте, нам нелегко было решиться на такой шаг. Но это было единственным способом вразумить безумцев, посмевших угрожать Советскому народу распространением в наших городах смертоносных бактерий. После этого даже самые оголтелые милитаристы осознали всю безнадежность попыток сопротивления. И тогда война кончилась. Сотни тысяч людей, миллионы людей которые неизбежно погибли бы при штурме островов с обеих сторон, останутся жить.

Сегодня самый счастливый день в моей жизни. И, я уверен, все вы испытываете те же чувства. Кажется, что все плохое навсегда осталось позади, и впереди одно только счастье, ничем не ограниченная радость. Пусть будет так. От всей души желаю вам этого. Сегодняшнее веселье и оправдано, и трижды заслужено советскими людьми.

Но придет утро, мы посмотрим вокруг, и увидим, что на самом деле поводов для радости у нас слишком мало. Вы оглянетесь и увидите, что там, где раньше был муж, сын, брат или верный друг, никого нет. Нет дома, где родился и вырос, одна обгорелая труба над остывшей гарью. Нет завода, каждое утро будившего тебя гудком, и только груда закопченного кирпича на его месте. За бурьяном не отыскать пашни, которую пахали еще отцы и деды. Не родились дети, которые через два десятка лет, как то и положено по закону Жизни, пришли бы нам на смену.

Весь советский народ много трудился в суровые предвоенные годы. Во время военного лихолетья все, достойные называться гражданами своей великой страны работали свыше меры, на износ. Весь народ, каждый человек принадлежащий к нему, заслужил отдых. Скажу больше, народу отдых необходим так же, как он бывает нужен человеку после непосильного труда. Иначе усталость со временем станет болезнью.

Но что делать, если время требует от нас еще больших усилий? Восстановить разрушенное, и при этом не отстать от тех, кого вы закрыли своей грудью. Нести ношу за себя, и за друга, который не вернулся домой. Тут каждый отвечает перед своей совестью. И пусть каждый, у кого хватит сил и великодушия, снимет хотя бы часть бремени с тех, кому оно не по силам. Помогите встать на ноги тем, кого беда лишила сил. И не стремитесь взгромоздить на спину тех, кто без жалоб тянет непомерный груз, еще и свою ношу. Такие и падают без жалоб, а потом оказывается, что заменить их некем.

Поздравляю вас с великой Победой, товарищи! Пусть плоды ее достанутся всем! Пусть обернутся новыми жилищами, стократ краше прежних. Достатком, веселыми детскими голосами в каждом доме, новом и старом!"

Запись кончилась, аппаратуру отключили, и Сталин повернулся к группе товарищей, чтобы сказать что-то подходящее случаю. Что-нибудь вроде: "Вот, примерно так это делается" — но вдруг увидел слезы в светлых глазах маршала Конева, и поскорее отвернулся. Кажется, кое-кто из соратников воспринял его словеса слишком всерьез. Положительно во многих из них сохранилось что-то детское. Что тогда говорить об остальных. Сначала, для правды жизни, скажи об ошибках и трудностях в прошлом, потом перейди к основной части. Похвали, подпусти волнения в голос, пообещай устранить несправедливости, — и тебе забудут и простят все! Можешь уже завтра продевать им кольцо в нос. Правда, сегодня что-то мешало гордиться своим умением.

Тем временем Конев утер слезы.

— Все. Пусть празднуют, радуются, плачут, приходят в себя. А в понедельник, 29-го, как раз и опубликуем приказ о переходном периоде. Как договаривались. Потом, когда попривыкнут, можно оставить и на постоянно.

— Я не понял. — В голосеобычно деликатного Василевского вдруг громыхнула угроза. — А вы что, навсегда собирались сохранить это ваше крепостное право? А тут — цирк решили устроить?

— Я сказал: "можно".

— А-а, тогда ладно. Только теперь я, с вашего позволения, обращу на этот ваш "Временный порядок..." особое внимание. Каждую букву изучу.

— Может быть, попросим товарища Сталина разработать общую часть?

— Бэз меня. Люди взрослые. Вот и давайте сами.

— И то сказать. Как-нибудь справимся. Так — у нас безусловно не получится. Надо придумать, как добиваться того же, но по-своему.

Частные производные

На участников Восточной кампании пролился довольно щедрый ливень наград. Не миновал он и участников того сражения, которое потом традиционно называли "Пусанским Кризисом". Как это и обычно бывает при успешном ходе боевых действий, не обошли и командный состав, непосредственно задействованный в этом сложном и крайне необычном для советских вооруженных сил сражении. Некоторый интерес представляет собой сам набор наград и формулировки заслуг.

Н.Г. Кузнецов: орден "Ушакова I степени" с формулировкой: "За отличную организацию и проведение операции против противника в море, достигнутые успехи в уничтожении сил флота противника в результате внезапного и решительного нанесения ударов, основанных на полном взаимодействии всех сил и средств флота".

И.С. Юмашев: орден "Нахимова I степени" с формулировкой: "За искусно разработанную и хорошо проведенную операцию, во взаимодействии всех сил флота, на оборонительной позиции, приведшую к разгрому и преследованию морских сил противника при численном их превосходстве". Кроме того, он был практически немедленно произведен в адмиралы и назначен командовать ТОФ.

А.А. Новиков: орден "Кутузова I степени с формулировкой: "За умелую организацию операции крупных соединений по борьбе с превосходящими силами противника, изматывание его войск, истребление живой силы и техники и сохранение своих войск в постоянной готовности к решительному наступлению".

Характерно, что все трое выделяли полученные в этом деле награды и гордились ими.

Всем известно, что деньги — к деньгам, а награды — к наградам. Эта истина наиболее полно подтверждается примером Г.Ф. Бадукова. По сути, за одно сражение он был награжден дважды.

Орден "Суворова I степени" с формулировкой: "За проявление инициативы и решительности по выбору места главного удара, за нанесение этого удара, в результате чего противник был разгромлен, а наши войска сохранили боеспособность к его преследованию, а также искусно и скрытно проведенную операцию, в результате которой противник, лишенный возможности произвести перегруппировку и ввести резервы, был разгромлен". Гордился, считал это сражение высшим достижением в своей карьере боевого командира.

Присвоено звание Героя Советского Союза с вручением второй медали "Золотая Звезда" и ордена Ленина. Формулировка: "За умелое оперативное командование крупным соединением дальнебомбардировочной авиации в бою, достигнутый при этом разгром флота противника и проявленные при этом мужество и героизм".

— Аллан, поднимайся. Ты в пижаме? Это очень удачно. Надень поверх халат, и будет то, что надо.

— Что тут, черт побери...

— Тих-хо, — прошипел ночной визитер, прикрывая ему рот костлявой ладонью, — не вздумай орать. И не хватайся за пушку, она уже у меня.

Это был невысокий, худой человечек, с аккуратным пробором покрытых лаком, с сильной проседью волос, лопоухий и с длинным, каким-то даже слегка вогнутым лицом. А кисти рук, — первое впечатление самое верное, — и впрямь крупные, костлявые, с узловатыми пальцами. Как будто бы явившийся из конца двадцатых годов, персонаж выглядел анахронично, но при этом как-то не смешно. Проморгавшись, Даллес узнал его: представитель частного сыскного агентства, частенько выполнявший деликатные поручения администрации.

Он был не один. Трое остальных, явно не близнецы, тем не менее имели очень сходный облик: ростом за шесть футов, короткая аккуратная стрижка, и модные костюмы, обтягивающие каменные тела. Ничего не выражающие лица с массивными подбородками и щелевидные рты.

— Ник, — проговорил низкорослый, — подержи его, только осторожно, он довольно шустрый. Будет орать, — дай в брюхо. Вэл, — что окно?

— На вид, — должно быть достаточно, сэр. Стекло закаленное. Может не получиться.

— Так открой!

— Открывается только фрамуга, сэр. Для створок нужен специальный ключ.

— Вэл. Если ты немедленно не прекратишь корчить из себя идиота... На что тебе тогда отмычки?

— Виноват, сэр... Готово.

— А тогда чего стоите?

И, подхватив бренное тело Аллана Уэлша Даллеса с непостижимой ловкостью и легкостью, трое в модных костюмах с размаху выкинули его в окно шестого* этажа на мостовую.

* По-нашему — седьмого. В ТР в окно сыграл брат Аллана, Джон Фостер Даллес, без всякой посторонней помощи, с воплем "Русские идут!".

Сказать, что просьба Черняховского удивила членов ГСТО, значит не сказать ничего.

— Не понимаю, — чего тут особенного. Раньше же были генерал-губернаторы? Там, в принципе, как раз что-то вроде и нужно.

— Слыхали, — веселился Конев, — Ванька в Сибирские воеводы метит!

— Сами вы, — позволил себе пошутить Иван Данилович, — товарищ маршал, мой тезка.

— Я так думаю, — задумчиво, без тени улыбки веселился товарищ Сталин, — тут заключена сэрьезная апасность. У него там всо есть. Укрепитса, — да и пошлет нас всэх падальше. Рыба есть, икра есть, золото — есть, нэфть сыскали. Промышленная база — есть. Армия, — лучшая в стране. У нэго там даже уран есть, поблизости.

— Слушай, — без тени улыбки спросил Микоян, глядя на него немигающим взором, — зачем тебе это надо, а?

— Там такие места, такие... А людей сущие пустяки какие-то. Хочу сделать по уму, товарищи. По-моему — знаю, как... А вы, товарищ Сталин, обидно шутите. Сколько лет меня знаете, а говорите про отделение про какое-то.

— Знаю. Голосовать будем, — так я первый "за", какие шутки?

— Мне бы только людей. К примеру — немца этого, Шпеера, а?

— А золотой запас тебе не нужен?

— Неплохо бы, но если нельзя, то обойдемся.

— В единоличное пользование немца не получишь, — на полном серьезе сказал Малышев, — тут все железнодорожное хозяйство порушено, не восстанавливать, а, почитай, заново делать надо. А еще?

— А еще, если можно, дайте мне помощь этого Владимирова. Ум, как бритва, и Китай знает, как никто.

— А что тебе Китай?

— Он говорит, что раз в двести лет Китай бывает сильнее всего остального мира. Он говорит, что, если умудрились размножиться больше любого другого народа, значит и культура их самая сильная. А нищета и рванина, — чешуя, сегодня есть, — завтра отвалится. И, в общем, убедил. Нам еще крепко посмотреть придется, что там за коммунисты и надо ли их поддерживать. И не лучше ли быть единственными в своем роде.