-Уверяю, за мной не стоит никаких внешних сил... А хотелось бы. Представьте, небеса разверзлись и появились ангелы, которые решат все наши проблемы, покарают грешников и вознаградят праведников. Мир. Счастье. Гармония. Занавес.

-Увы, религиозность — не мое.

-Последние девять месяцев заставили меня несколько пересмотреть убеждения, -поделился Максим. -Мы теперь точно знаем: миров в мультивселенной много. Они не ограничены интерпретацией Эверетта, а как минимум существуют в виде инфляционных пузырей, где другие вселенные могут иметь совершенно иные законы физики. Например, моем мире нет Обелисков, и появление некроморфов невозможно, в вашей — это ''норма'' жизни, а тот несчастный польский маг, попавший сюда четыреста лет назад, вообще твердил о магии, демонах, межмировых зеркалах.

-Значит, и боги с ангелами реальны?

-Не исключено... -и тут попаданца осенило. Разговоры о магии, богах пробудили в памяти важную деталь из давно прочитанной книги про Майкла Альтмана и нахождение Черного Маркера. -Эврика! Я, кажется, понял, как можно утихомирить Обелиски! Индейцы, жившие на побережье, знали особый ритуальный танец, заставлявший артефакт на некоторое время ''засыпать'', снижая активность до минимума.

-Танец? -брови Равель удивленно приподнялись.

-Да, пляски у костра. Не нужно даже к Обелиску приближаться... честно говоря, не могу ничего сказать про детали. Но это уже что-то, Мари! Мы знаем, где копать. В местах, где в свое время побывал Альтман, найти потомков тех людей, опросить. Наверняка найдутся зацепки, в противном случае я готов лично сам сутками напролет плясать с бубном и петь мантры.

-У окружающих начнутся сомнения в нашем психическом здоровье.

-Да плевать! Мы на собственном опыте убедились, Маркеры обычными способами не пронять.

* * *

-Ты это всерьёз? — голос Рашид раздался первым, напряжённый и раздражённый. — Максим, ты всерьёз предлагаешь устроить ритуальные пляски возле Обелиска?

-Не пляски. Ритуал, — уточнил он спокойно. — Медитативное воздействие. Ритм, движение, звук. Простые действия, которые, как мне кажется, могут повлиять на его активность.

-Тебе кажется, — отрезала она. — А мне кажется, что ты просто переутомился. Это не шаманский тотем. Это пси-генератор инопланетного происхождения, чёрт побери.

-А вот это как раз может быть не взаимоисключающим, — негромко заметила Мари Равель, сидящая рядом. — Мы слишком многого не знаем. Если Максим говорит, что возможна реакция, надо хотя бы проверить.

-Проверить что? Насколько глубоко мы упали в мистику? — фыркнула Нарайен. — Следующим шагом что? Подношения? Зуб мамонта? Бубен из кости саблезубого енота?

-Если хотите, пусть будет бубен, — отозвался Максим. — Я не настаиваю на форме. Я говорю о том, что он реагирует. Фрагмент Обелиска во время сеанса... замер. На три с лишним процента упала активность. Это объективные данные, они у вас перед глазами.

-Это может быть реакцией на шум, вызванный твоим голосом. Или терморезонанс. Или вообще сбой в датчике, — упрямо буркнула Рашид. -Что угодно.

-А может, он испугался, что мы наконец начали говорить на его языке, — тихо сказала Равель.

Повисла пауза.

В конференц-зале ''Локуса'' стало на удивление тихо: только мягкий гул климатической установки и шелест прокручиваемых графиков на планшетах. Люди смотрели на результаты, но не решались выносить суждение. Все, кроме Равель.

-Мы знаем, — продолжила она. -Обелиски хранят в себе код, не поддающийся полной интерпретации. Мы знаем, что их воздействие нелинейно. Мы знаем, что они... дышат. В определённом смысле. Реагируют. Вопрос в том, на что.

-Вы хотите сказать, что... Обелиск боится мантр? — саркастически усмехнулся биофизик Ким.

-Нет. Я хочу сказать, что мы имеем дело с машиной, работающей на уровне, где условная магия и физика сливаются. И если у нас есть способ хотя бы немного подавить активность, мы обязаны его изучить.

-Я поддерживаю, — сказал Максим. — Мы можем спорить до посинения. Но это не гипотеза. Это зафиксированный результат. Учитывая, что обычные методы работают через пень колоду, с кучей ''но'', я не вижу альтернатив.

-Вы не видите, потому что увлеклись, — отрезала Рашид. — Мы должны быть учёными, а не шаманами.

-Иногда, — ответила Равель с едва заметной усмешкой. -Это одно и то же.

Кто-то хмыкнул, кто-то нервно покосился на неё.

-Хорошо, — заключила она. — Начинаем экспериментальную серию. Максим, ведёте протокол. У вас полная свобода в пределах третьего купола. Составьте список нужного оборудования. И, пожалуйста, постарайтесь не довести никого до клинического психоза. Особенно кусок Обелиска.

-Он не псих. Он просто... очень древний.

-Тем хуже, — сказала Рашид. — Старые боги злопамятны.

-Убедитесь, что камеры включены, — кивнул Максим, вставая в центре купола. — Мне бы не хотелось повторять этот позор без видеодоказательств.

* * *

-Все каналы работают, — отозвался техник с балкона. — И звук и мультиспектральные детекторы. Можете начинать... вашу, эм, процедуру.

-Отлично, — буркнул Максим, снимая ботинки. — Начинаю процедуру по умиротворению инопланетного булыжника через низкочастотный тибетский бред.

На этот раз он выбрал не мантру, а нечто вроде ритмичного напева. Медленный, тягучий, наполненный гортанными звуками. Переходы по полутонам. Паузы. Дрожащий голос. Он двигался по кругу, иногда поднимая руки, словно приветствуя пустоту. Фрагмент, лежащий под куполом в магнитной изоляции, продолжал излучать своё тихое, непреклонное безразличие.

Спустя восемь минут напева и движения, отчётливо напоминающих смесь даосского тайцзи и пьяного свадебного танца, в наушниках раздался голос Рашид:

-Активность — минус один и восемь. Ниже не падает.

-Пробовал подпеть, но голос сорвался, — отозвался попаданец, не прекращая двигаться. — Может, он предпочитает баритон?

-Или ненавидит вашу фальшь, — буркнула она.

-Кто бы сомневался.

Он закончил импровизацию, присел на корточки и уставился на осколок Черного Маркера. На его чёрной, как обсидиан, поверхности едва заметно мерцали спиральные линии — медленно, зловеще. Визуально никаких изменений.

-Итак, резюме: если плясать вокруг камня и петь на тарабарском он слегка приунывает, — подвёл итог Максим. — Серьёзный научный прорыв. Записывайте в учебники.

-А теперь без шуток, — вмешалась Равель. — Мы повторили сеанс с записью твоего пения, воспроизвели акустику с точностью до децибела. Обелиск вообще не среагировал. График ровный. Он игнорирует технику.

-То есть он различает живой голос и запись? — переспросил Максим, отряхивая колени. — А если я подделаюсь под какого-нибудь популярного певца, это тоже не прокатит?

-Не прокатит, — подтвердила она. -Ни один из десяти записанных фрагментов не дал даже намёка на снижение активности.

-То есть... — парень выпрямился, поднимая палец, — Он, по сути, требует живое выступление. Как древний театральный критик. Без души — неинтересно.

-Или он распознаёт наличие сознания, — предположила Равель. — Или эмоциональной модуляции. Или биополя, если вам ближе эзотерика.

-Господи, если он чувствует биополе, мы реально в говне, — пробормотал Максим. — Следующим шагом мы начнём снимать ауру и гадать на кофейной гуще.

-Уже пробовали, — влез Соммерс. — В чашке проявилась хреновина, похожая на Обелиск.

— ...Вы серьёзно?

-Не совсем, но было бы красиво.

Сарказм стал их коллективной терапией. Позднее вечером, у стены купола стоял круглый стол с остатками кофе, бутербродами и пустыми бутылками из-под энергетиков. Максим, закутавшись в термоплащ, сидел в кресле, пытаясь согреться — танцевать в одиночку под полураздетым видом в каменном ангаре оказалось не лучшей идеей.

-Проблема в том, что эффект — нестабилен, — размышляла Равель, рассматривая графики. — Даже при живом участии он то есть, то исчезает. И он — слабый. Мизерный.

-Да, зато абсолютно невозможный, — усмехнулся Максим. — С точки зрения нормальной физики, всё это должно было пойти в корзину с надписью "бред сумасшедшего". Но вот он, график.

-Возможно, нужны не только мантры, — задумчиво сказала она. — Движение, намерение, групповая психодинамика...

-Я не поведу хоровод из инженеров в лабораторных халатах, Мари. Даже я не настолько отбитый.

-Поведёте. Если наймём консультанта по шаманизму, вы ещё и бубен освоите. И волынку с роялем.

-Убедили. Только потом вы всё это лично защитите перед директором. Объясните, почему миллиардный бюджет пошёл на пляски с духами.

-Если это поможет утихомирить Обелиски... можно и станцевать.

Максим вздохнул, облокотился на стол и глухо добавил:

-Всё, чего мне не хватало, это чтобы космический артефакт потребовал от меня душевности и чувства ритма. Видимо, у него аллергия на фальшь. Или он — бывший музыкант.

-Он опять не среагировал, — уныло произнесла техник Марина, проверяя графики. — Даже не пикнул.

-Что делали? — спросил Максим, наблюдая за происходящим через стекло из операторской.

-Два лаборанта в медпижамах кружились по часовой стрелке и одновременно произносили слог ''ааа-оооммм'' на разных частотах. Один фальшивил, другой заикался.

— Прекрасно. Следующий сеанс назовите "Инкарнация страха и фальшивого тенора", — отозвался он, допивая холодный кофе.

-Максим, — подала голос Равель. -Вы же сами настаивали на живом исполнении. Вот. Живое. Почти разумное.

-Не "живое", Мари. Я настаивал на участии тех, кто хотя бы раз в жизни не падал в обморок от собственной тени. У нас под куполом, простите, секта анемичных бухгалтеров.

-Список желающих участвовать в ''эзотерической пси-интервенции'' оказался не очень длинным, — сухо прокомментировала Рашид. — Кто бы мог подумать?

Позднее в тот же день трое добровольцев, включая одного сотрудника охраны, устроили спонтанный танец на тему ''ритмический марш в такт дыханию'', под руководством Максима, вооружённого палочками и мегафоном. Обелиск молчал. Или насмехался, никто не знал, как отличить.

-Показатели? — спросил он, вытирая лоб.

-Минус ноль целых и... восемь десятых. Даже не процент, — сообщила Марина.

-Замечательно. У нас получается утомить его, но не усыпить. Может, предложим ему чай с валерианой?

-Или поставим пьесу, — буркнул кто-то сзади. — "Гамлет против Обелиска".

-Только если я буду Офелией. Мне уже хочется утопиться.

Тем временем, где-то в фоновом инфопотоке ''Локуса'', промелькнуло сообщение:

''Группа контакта вылетела в район Чиксулуб. Задача — найти местных носителей устной традиции. Предполагается наличие фрагментарных описаний ритуалов, проводившихся до нахождения Черного Обелиска.''

Максим мельком глянул и пробормотал:

-Ну вот, официально. Мы теперь не только научная станция, мы археоэтнографический кружок. Если в отчётах появится слово "шаман", я требую пересмотреть медстраховку.

-Это не шутки, — отозвалась Равель. — По старым данным, где-то в тех местах действительно было племя, знавшее о существовании ''хвоста дьявола'' и периодически устраивавшее ритуалы его умиротворения. Нужно найти их.

-Я не против. Но пусть этим занимается кто угодно, только не я. Учитывая мою личную историю, на меня охотятся юнитологи.

-''Локус'' — самая безопасная точка сейчас. И единственная, где можно контролировать эксперименты.

-Безопасная? — усмехнулся Максим, указывая на отчёт о происшествии в Пекине: ''Беспорядки возле обсерватории. Подозрение на пси-контакт. Сигнал не идентифицирован''. Угу. Прямо чувствуется спокойствие.

-Поэтому и не вылетаем. Мы тут нужны. И живыми.

Максим зевнул и снова уставился на график, на котором осколок вырисовывал ровную, чёртову прямую. Ни пиков, ни спадов. Ни ярости, ни интереса.

-Мы пляшем, поём, изображаем шаманов... А он просто лежит. Как налоговая декларация. Холодный, непостижимый, и всё равно доводит до нервного срыва.

-Может, ты ему просто не нравишься, — предположила Рашид.

-Взаимно, — кивнул он. — Это взаимно.

* * *

-Максим, кто это? — настороженно спросила Рашид, глядя через прозрачную перегородку купола. -Почему они одеты как завсегдатаи наркопритона?

— Это моя новая танцевальная группа, — невозмутимо ответил он, — "Сон Некролуны". Все ребята из нашего персонала, сам подбирал. Один с боевым посттравматическим расстройством, второй — бывший мусульманин, третья, уборщица, в подростковом возрасте сбежала из закрытого отделения психиатрии на Марсе. Ну и кадры у вас, ребята... Зато чувствуют ритм. И не боятся смотреть в глаза Обелиску.

-Вы в своём уме?

-Нет, и это моя сильная сторона.

Он повернулся к участникам ритуала и коротко пояснил:

-Вы двое стоите здесь, руки как учил. Ты начинаешь движение, как будто выводишь звук из центра груди. Всё в ритме, без спешки. Никакой фальши. Можете не бояться, если он на вас посмотрит, вы это поймёте.

Они начали. Сперва — как неуверенное покачивание в такт дыханию. Затем шаги, сложный рисунок, синхронность. Они не пытались "понравиться" Обелиску. Они просто шли навстречу тишине.

На пятой минуте он это почувствовал. Чувствовали все. Обелиск изменился.

Впервые за всю неделю исследований — график пополз вниз. Не на доли, не на мелочь — на 5.3 процента. Через три минуты — уже 6.1. В момент, когда бывший пехотинец начал медленно вращаться с выверенным, почти церемониальным движением, кривая метнулась до 7.0 и зависла.

-Вот это... — прошептала Равель. -Вот это уже не иллюзия.

-Это серьёзно, — согласилась Рашид, впервые без иронии.

-Это пугающе, — сказал техник, смотрящий на термограмму. — Он не просто "затихает". Он будто... наслушивается. Как акула в воде.

-Да, — кивнул Максим. — Потому что мы не просто танцуем. Мы разговариваем с ним. Язык жестов. Язык эмоций и символов.

Позже, когда сеанс завершился, и участники молча разошлись по изолированным комнатам отдыха, Равель сверялась с данными.

-Три минуты стабильного отклика. Затем плавный откат. Вернулся к прежнему уровню через двадцать одну минуту.

-Значит, эффект временный, — сказала Рашид.

-Но есть, — возразил Максим. — В отличие от всего остального, что мы пробовали. ЭМИ-экраны, квантовые импульсы, излучатели Чарноффа — всё Обелиску до фонаря. А вот кивок контуженного с переломанной психикой — это он понимает.

-Пугающая система приоритетов.

-Добро пожаловать в реальность, где богам плевать на вашу докторскую степень.

-Всё равно мало, — добавила Равель. — Снижение на семь процентов — это смешно. Нам нужен минимум сорок, чтобы достичь достаточного порога подавления сигнала.

-То есть... ещё человек шесть с психическими отклонениями и навыками ритуального движения?

-В идеале — двадцать, — сказала она. — И только добровольцы. Мы не имеем права заставлять.

Максим закрыл глаза, глубоко выдохнул и медленно сказал:

-Прекрасно. Мы находимся в самом высокотехнологичном наукограде планеты, и наш главный шанс на спасение человечества — это организовать хоровод травмированных бойцов под марево тибетской мантры. Где-то в параллельной вселенной Дарвин только что сдался.