Увидев запоротый и жалкий кусок мяса, Мари, никогда не видевшая, чтоб я была так жестока, прямо с ходу в отчаянье закричала, выпадая из своей роли молодого юноши:
— Что он с тобой сделал, Лу!?!
— Н-н-ничего! — быстро ответила я, против воли запахивая курточку и не заметив этого.
Но они уже увидели следы свежих слез на щеках.
— Я же говорила, что она еще не оправилась после ранения и ее нельзя было посылать одну без телохранителей!!! — в ярости, сама чуть не плача, выкрикнула она.
— Но он н-ничего мне не сделал! — твердо сказала я дрожащими губами. — Н-ничего!
Я украдкой вытерла локтем слезы со щек.
— Это с-слезы с-смеха, — твердо сказала я.
— Нам надо ехать быстрей, моя маленькая сестренка, мы нашли корабль, но он уходит с минуты на минуту! — сказала Мари, ласково вытерев платком мои слезы.
— Он-н даже не успел порвать м-мне штанишки!
Насильник ошарашено слушал этот разговор.
— П-просто я не думала, что он на меня нападет, он был вначале т-такой вежливый...
Насильник, похоже, ждал, что его узнают и будут спасать.
— Кастрируйте воришку! — скомандовала Мари, равнодушно скользнув по нему взглядом, холодно махнув рукой телохранителям. — И быстрей! Надо ехать!
Откуда только силы берутся у людей. Уже явно труп вдруг ринулся прямо в болото, видимо, зная там тропку, а может, и не зная.
Никто и очухаться не сумел, как он уже прорвался через первую трясину чудом и скрылся в кустах. Быстро же он дернул, проваливаясь и чудом выбираясь!
Мари выстрелила навскидку, но его уже не было совсем видно.
— Привези мне то, чем он оскорбил Лу! — тихо приказал индейцу китаец.
— Зачем!?! — в шоке отшатнулась я, представив отрезанные руки и губы.
— Я заспиртую в баночке и буду показывать гостям! — нехорошо ухмыльнулся китаец. — И больше никому из знати не придет в голову сделать нечто плохое Лу!
Глава 33.
Когда индеец не догнал нас и через тридцать минут, нам пришлось стрельнуть пару раз условленным стуком, чтоб он ехал быстрей. Я ему оставила прекрасного своего коня. Я имею в виду подаренного.
Мама издалека заметила следы моих слез и красные глаза, и мою подавленность, хотя я их тщательно вытерла.
— Что такое? — вскрикнула она.
— Опять изнасиловали! — удрученно сказала Мари.
— Да что такое! — запричитала мама.
Я гордо вскинулась.
— Н-н-ничего подобного! — запротестовала и оскорбилась я, я все еще почему-то заикалась. — Он-н ничего не сумел мне сделать!
И внезапно даже для себя безутешно разрыдалась.
— Он был такой красивый и л-ласковый, говорил хорошие слова, я подумала... — заревела я, — я подумала, что он киллер... а он потом раз... раз... и накинулся!
Отец кусал губы.
— Так, девочки! — наконец сказал он мрачно. — Отныне ваша служба закончилась! Никаких мужчин в одиночестве! Всегда берите с собой маму и китайца!
Представив себе такое сопровождение на встречи, я перестала плакать и против воли улыбнулась.
— Ну вот и хорошо, доча! — обняла меня мама.
Я снова захлюпала.
— Думай о том хорошем, что впереди, и все уладится! — шепнула мне мама.
— Правильно, нас же хотят убить и впереди эти заговорщики, — шмыгнула носом я, окончательно приходя в себя. — Еще предстоит живыми доехать в Англию... Живыми найти гнездо мятежа... Живыми залезть в гнездо мятежа... В одиночку ликвидировать тех, кого не может ликвидировать министерство... Выяснить, кто там такой сильный, что может посылать против нас армии... И не получить высшую награду Родины на шею за это в спасибо... И живыми же остаться от всеобщего желания задушить нас...
— Думай, что говоришь, Лу!
— Я имела в виду в объятиях, мама! — я снова почему-то захнюпала, как-то разом намочив слезами себя и слова, точно они разлезлись от мокроты изнутри вдруг. — Он говорил... он говорил... что извинялся, что не может не наброситься, так ему надо... а вместо того... а вместо того, чтоб убивать... стал делать мне плохо! — с болью сказала я, против воли схватившись за грудь. — Он не самурай, он не предупреждал о бое, он обманщик! — я всхлипнула.
Когда мы приехали в порт, все посмотрели на меня. Хотя я была сейчас никакая и заплаканная. Все равно обидно за порванную курточку. Они всегда смотрели на меня, когда лезли головой в петлю. Дурное свойство, но когда я отказывалась что-то делать, то туда никто не лез, как бы красиво это не выглядело. Ибо, если я отказывалась идти, то тех, кто пошел, ждала почетная в индейском смысле, то есть зверская, смерть. Все давно усвоили, если я туда не лезу, то и лезть туда не стоит, будто я дедушка, которого кормили рыбой.
Я еще раз пару раз шмыгнула носом.
И внимательно и очень долго посмотрела на море.
— К середине ночи на море опустится туман, — неохотно сказала я. — Честные граждане никуда не поплывут. А вон тот гад... на который сейчас грузят грязную контрабанду, как я вижу отсюда... прикрывая ее фиговым листочком якобы разрешенного товара, ящик с которым стоит первый и раскрытый... и который ящик я вижу уже седьмой раз — вон он то и не честный гражданин. Сука с жопой на шее!
— Перестань ругаться! — скомандовала мама.
— Это его кличка! — обиделась я. — Правда он обижается на свое имя... — я недоуменно нахмурилась, чеша голову. — Орлиный Глаз говорил... Ребята они толковые, привыкли плавать тогда, когда хорошие люди... в общем гм... не любят они встречаться ни с нашими, ни с теми... Я еще не видела такого умельца плавать в тумане... Говорят, он просто чувствует, где находится корабль и как... Уключины весел у них обмотаны тряпками, все смазано, он специально заказывал у нас бесшумный корабль... Это мне сказал по секрету наш директор нашей голландской верфи, когда я нажала на него... Ножом на сонную артерию... Деньги он записал, но за что — сказать стеснялся... В общем, я много болтаю... Нам придется их убить после, вот что я хотела сказать кратко...
Но отец уже понял и тихо скользнул к кораблю. Я увидела, что он о чем-то начал речь с капитаном.
— Вам бы хорошо одеться мужчинами, — сказала я Мари и маме... Плыть в юбке по морю опасная вещь...
Впрочем, я могла не говорить — обе они были мужчинами что надо. Для полной иллюзии у мамы и Мари даже в брюках имелся странный выступ.
Я холодно приладила на спину два меча, что были на ярмарке в суме китайца.
— Для узких помещений лучше холодное оружие, — сказала я, рассовывая и приматывая ножи в укромные места. Мари, тем временем, делала из меня мужчину. В ночи вряд ли кто увидит тонкий грим...
Вернувшийся и молчащий до сих пор индеец, молча проверял, как входит и выходит оружие. Проверялась заряженность пистолей.
— Все в порядке! — вернулся повеселевший отец.
— Что ты им сказал!? — вздрогнула я, увидев лица пиратов.
— Я сказал, что если они нападут на нас, нам придется их убить! — легкомысленно ответил отец. — Давайте коней...
В общем, на корабль мы погрузились в мрачном настроении.
— Так ты поймал мальчика или нет? — спросила я угрюмо у индейца. Лишь для того, чтоб развеяться. — Ты обещал, что принесешь отрезанные руки и еще...
Матрос в углу вздрогнул.
— Его конь хорош... — уклонился от разговора индеец. — Но он, наверное, слишком знаменит...
— Он сказал, когда молил прекратить, что он стоит тридцать тысяч... — шмыгнула я. — Хороший экземпляр...
— У него будут отличные дети, — согласился индеец.
Я на мгновение вздрогнула и прижала руки к животу. Индеец, к сожалению, это заметил и помрачнел. Со своей удивительной тогдашней наивностью я никак не могла решить, будут ли дети у меня, если не сняли штанишек, а только целовали и мяли как куклу. У меня было подозрение, что так делают и супруги, ибо я что-то видела похожее у папы и мамы. Он так ее целовал. Но подозрение было неопределенное, и я мучилась неопределенностью.
Индеец был вообще почему-то мрачный и ничего не говорил, поймал ли мальчика или нет.
А может, они просто не показывали мне своих достижений. Пока не засунут руки в баночку. Меня интересовало, как они это сделают.
В своем ужасном и задумчивом настроении я сидела на палубе, ничего не замечая и автоматически метая тяжелый боевой нож в дверь капитана по самую ручку... Тут же наклоняясь и не замечая, вынимая его... Я слишком была поглощена мыслями и не слишком то обращала внимание, что делаю... просто заняла руки...
Идущий с вещами в руках матрос постоял, нервно наблюдая. Нож прошивал дверь насквозь.
Я посмотрела на дверь, и выругалась — рука сама против воли вырубила на двери гордый профиль запоротого.
— Вооргот! — сказал матрос.
Я со злости грязно плюнула на облик и ударом ноги выломала из двери уже вырезанный в ней профиль.
— Что вы с ним сделали!?! — истерически воскликнул собеседник.
— Не знаю такого, — буркнула я, с сомнением долго поглядев на перстень.
Матрос выронил из рук даже то, что держал. И еда на подносе разлетелась по палубе.
Брезгливо встав и скривившись, я пошла в каюту.
— Да говорю я, они завалили Вооргота! — услышала я вслед истерический голос из каюты. — Ты сам говорил, что конь вроде его, да мальчонки разговор, да я сам слышал, как говорили, что из-за девчонки его надо было вообще...
— Да, девки оно такое... — протянул кто-то разочаровано и тяжко вздохнул. — Что тут можно сделать... Говорил я ему, не порть девок, они сами на него вешались... Красавец, черт возьми! Наверное, родственники... Мрачные, закутанные, лица прячут, будто палачи... А от троих тех, что с мальчонкой, смертью пахнет, аж ужас берет... А мальчишка просто жуть, ничего такого, а кровь в жилах останавливается и сердце вздрагивает... Да, с девками чужими не связывайся, говорил я Воорготу, говорил, и на тебя зверя нашли, кровью у него брюки забрызганы!
Он снова тяжело вздохнул.
Я стояла на палубе и слушала. Похоже, нападать на нас они не хотели. Или желание, когда они смотрели наружу через новый иллюминатор в виде мужской чудесной головки в толстой деревянной двери сантиметров в семь, у них охлаждалось. Ведь через него залетали холодные брызги.
А может, нахальная демонстрация Мари, которая выпила вина и устроила стрельбу в кубрике из сваленного их оружия в углу, как отец ее не удерживал и не уговаривал, расписавшись на стене полной росписью с виньетками, причем потом уже перезаряжая несколько пистолетов, чтоб не раскалялись и снова стреляя, стреляя, стреляя почти без перерыва... Пуля к пуле на стене. После того, как она закончила, стрелять из их пистолетов, хоть они выглядели нормально, было невозможно — они бы взрывались в руках... Там кремень сбился, там еще фиговинка — Мари в оружии дока, ей рукой повернуть, чтоб вывести из строя, что под кустиком присесть... Мари была расстроена случившимся со мной и винила всех и себя, что не доглядела, да еще и упустила мерзавца, и ей хотелось кого-то пострелять... И ее еле удержали два моих телохранителя, повисшие на руках...
— Потом постреляешь, когда будем на берегу... — шепнул индеец.
Нельзя сказать, чтоб наше поведение хозяевам понравилось.
Да только все мы стояли на палубе, да так, что мимо нас из кубрика особо и не выберешься, чуть что — они будут как в мышеловке... Почти все позиции у парусов контролировались нами... Сколько там через тот пролив плыть... Мрачный вид телохранителей и меня, которые почти все время находились сверху, действовал им на нервы.
За это время я успела проникнуть туда, где мне не положено быть, сделать в их пороховом погребе незапланированный ход и вставить в него совсем незапланированный фитиль.
Стоявшая рядом свеча гарантировала, что если ее запалить, то взрыв, возможно, произойдет где-то через час после того, как мы покинем гостеприимное судно, а бочонок с порохом, на треть засыпанный пулями, стоял возле капитанской рубки в спасательной лодке, прикрытые тряпьем. И гарантировал красивое зрелище от одной только пули, выпущенной мной в ту сторону.
Я сумела украсть и вернуть на место половину оружия у экипажа. Естественно, если б они с него стреляли, то это бы значило, что я совсем плохой человек. А я нет, я миротворец, я ненавижу оружие в руках у бандитов. Пунктик такой... Где вижу, там и ломаю его...
К нашему удивлению, они провели нас через пролив... Много раз мы проплывали в тумане фактически мимо чужих кораблей, даже слышали разговоры на них, но Бог миловал. И я, и индеец, и Мари тихо предупреждали капитана заранее, что там корабль, что очень помогало...
И это немного примирило капитана с нашим присутствием на борту...
Очень скоро ситуация изменилась. У берегов Англии оказалось очень много кораблей. Слишком много.
Подозвав капитана, я быстро рисовала ему расположение кораблей, а индеец и китаец меня корректировали.
И под этими данными капитан тихо отдавал команды и проводил судно между.
— Да что это такое творится?! — одними губами шокировано сказал он, когда мы прошли почти вплотную через скопление из двадцати кораблей по направлению к Англии.
Рисовать становилось все сложнее, но пришедшая Мари принесла тяжелые кусочки металла и стала осторожно их раскладывать на карте.
Индеец, я, и китаец тихо двумя руками двигали их, полузакрыв глаза и прислушиваясь к малейшим звукам. Мари нас прикрывала со спины.
Несколько раз капитан мешкал, потому что совсем не мог сообразить, как нам вырваться. И тогда я шепотом отдавала ему приказы, быстро объяснив, что сделать и как. Ему ничего не осталось сделать, как повиноваться и отдать себя на волю удачи, но, слава Богу, обошлось. А один раз, когда нас почти заметили, и когда почти невозможно было увернуть от корабля, я заговорила слышанным с другого корабля командирским голосом, но очень тихо.
— Джейсон, это вы? — спросили с корабля, вдруг словно вырисовавшегося из тумана.
— Да мать твою! — тихо ответила я.
Когда мы скрылись в тумане и ночи снова, капитан вытер холодный пот. И только покачал головой. Мы прошли фактически всю флотилию вслепую, почти борт к борту, что было невозможно, и не попались. А ведь шли отовсюду окруженные кораблями, скрип, шорох, звуки слышались со всех сторон.
Ужас. Мы шли как сквозь строй врагов с заряженными поднятыми ружьями в ночи. Словно они были с завязанными глазами, но готовы мгновенно стрелять. Мари приказала зарядить все пушки и запретила стрелять из них, сама становясь периодически к пушкам в зависимости от какого корабля с какой стороны мы проходили.
Но настоящий ужас начался, когда мы прошли через сто кораблей... И у меня не было сомнения, что это лишь часть большой сети. Прибрежные воды, сейчас, особенно в тумане, были набиты вражескими кораблями. Это была фантасмагория. Отовсюду я слышала корабли. Это была живая цепь. Я слышала их сотни. Мы проскользнули несколько раз почти борт к борту и только чудом и моим длинным языком, моими длинными ушами да безумной удачей никто не обратил на нас внимания. Ибо они не могли даже представить, что корабль, чиркнувший бортами по двум кораблям сразу в самой гуще, и есть тот, что ожидается.
