В конце седьмого года заработала третья Госдума. В ней 'димкина' СПНР заполучила аж целых пять мест! И не важно, что реально прошли только двое — Зверев с Опричниковым, а троих тупо прикупили. Главное, на левом фланге к двенадцати эсдекам, добавилось пять дятлов от новых социалистов, а вот 'старые', которые эсеры, заболели тяжелейшей формой гангрены ума — эти идиоты объявили выборам бойкот!
Кстати, аналогичную 'простуду' подхватил и Плеханов. Благо, что рядом с 'больным' оказался известный эскулап — Владимир Ульянов-Ленин. Вылечил он болезного. Можно сказать вытащил с того света, попутно разразившись статьей 'Против бойкота', но результат того стоил. Пройдя в Думу, социал-демократы получили возможность пять лет безнаказанно 'клеветать' на прогнивший царский. Эсеры на эти годы залегли сосать лапу.
Ленинскую брошюру 'Против бойкота' Федотов получил от Зверева после рассказа о встрече с Владимиром Ильичом.
— Сам-то читал?
— Дык, как тебе сказать. Что делает кот, когда ему делать нечего знаешь?
Зверевский ответ заинтриговал, и Федотов впервые внимательнейшим образом одолел 'первоисточник' от корки до корки. Все пятьдесят пять страниц!
На первых пяти Ленин убедительно обосновал порочность бойкота в сложившейся ситуации, после чего с упоением принялся расписывать безграничную принципиальность большевиков — и такую же безграничную беспринципность всех остальных. И такого трепа на пятьдесят страниц! Особенно досталось соглашателям и ренегатам от кадетской партии. Зацепил Ленин и новых социалистов, но явно слегка, как тот кот, что примеривается, вцепиться в лицо.
Закрыв брошюру, Федотов с мнением Зверева о кошаке с яйцами согласился. Тогда же Борис впервые заподозрил в Ильиче гениального политтехнолога, а отнюдь не гениального философа, как о том тарахтела пропаганда СССР.
* * *
Прокат первого звукового фильма в столицах мира вызвал оглушительный успех, а 'кошелек' переселенцев едва не лопнул от переполнения. После него на экраны вышли еще два фильма и три пребывали в разной степени готовности, а Россию по праву стали считать родоначальницей нового искусства. И не только Россию, но и лично господина Зверева, известнейшего во всем цивилизованном мире кинорежиссера, кинодраматурга и даже актера. Таково было мнение одних критиков, другие, как водится, не по-детски злопыхали, но что там было сказано в книге мудрости? Вот-вот, караван-то идет, а собаки лают.
Известность, она дама капризная, а с другой стороны, с какого перепуга мало кому известного Димитрия Зверева выбрали в Думу? Такие прорывы требуют очень большой подготовки. Пришлось устроить несколько благотворительных просмотров фильмов с предварительными выступлениями актеров. К тому надо прибавить турне с мужским хором. Казацкий и морской циклы Розенбаума пользовались неизменным успехом, солидная доля которого, обрушилась на СПНР. Агитация за новую партию входила в договор с устроителями хора. Вот так!
Такое нововведение по нраву пришлось далеко не всем. Тенденция показывала, что при таком раскладе в следующей Думе кое-кто может лишиться до полусотни мест, которые перетекут к новым социалистам. Вот и разразились 'Русские ведомости' саркастической статьей за подписью мифического 'Крокодила'. Мол, как СПНР будет петь в Думе, дуэтом или соло? А может быть, они пригласят в Думу хор? За компанию затявкала газета кадетов. Ответ по принципу: 'не нравится — не пей', опубликовала газета переселенцев. А вот 'Русские ведомости' статью новых социалистов печатать отказались. Какие они, однако, нехорошие.
Зря они это сделали. Не поступи они так недемократично, может, и не выпороли бы земноводного щелкопера (с псевдонимом 'Крокодил') усатые дядьки в казацких папахах. А выпороли они его ох, как крепко! Можно сказать, от всей казачьей души. Месяц не мог лежать болезный на спине. Такое кого хочешь, впечатлит.
Вот и возбудилась вся либеральная Россия. Основной вопрос — разобраться, кто мог выдать казакам анонимного автора статьи. Вспомогательный — почему молчит следствие?
Одно странно, 'Русские ведомости' на эту тему писать не стали, а издания, рискнувшие высказаться, по большей части призывали к сдержанности. Буд-то их кто-то предупредил не гнать волну.
Следствие же не молчало. Оно работало. Даже изучило 'забытую' на месте преступления плетку с атрибутикой донского казачества и валявшуюся на полу фотографию неизвестной в узорчатых панталонах и в шляпке с густой вуалью, но дальше — ни с места. Со слов пострадальца, нападавших было пятеро, и от всех несло перегаром. Ничего более жертва кровавого режима не запомнила, зато заметно нервничала, когда дознаватели задавали наводящие вопросы.
Думаете, следаки не задали себе вопрос: 'Кому это выгодно?' Естественно, задали и даже получили ответы. Например, главред 'Русских ведомостей' так прямо и сказал, что ничего не знает, никто его о пострадавшем не спрашивал. Ко всему, намекая на фото проститутки, желтая пресса загомонила о любовных утехах то ли пострадавшего, то ли наказанного.
В полиции служат не только дуболомы. Умные люди сразу же сообразили в каком направлении подталкивается следствие, да вот какая незадача — ничто человеческое следакам не чуждо, а эта либеральная прослойка им ох, как попортила кровь. В итоге, дело 'само по себе' заглохло.
Как бы там ни было, но проникновение в третью Думу Зверева от Москвы и Саши Опричникова от Питера прошло без проблем. Вот что значит грамотно организованный пиар.
Не только в кино отметились переселенцы. В июле восьмого года в Соединенных Штатах с помпой открылась первая в мире вещательная радиостанция. Спустя полгода такая же станция зазвучала с Эйфелевой башни, а завод радиоприемников в Сиэтле к середине года вышел на проектную мощность. И опять средства уверенно закапали в Радиобанк.
К концу восьмого года с моторами произошел долгожданный прорыв — в серию пошла линейка высокооборотных тринклеров до ста сил и тихоходных, морского исполнения, до трехсот.
Скоростные движки пока покупает только меллеровский завод и бельгийцы. Их выпускают на заводе 'АРМ'. Зато 'Дукс' на первой Санкт-Петербургской международной автомобильной выставке в 1907-ом году завоевал первое место! Сейчас обсуждается проект автопробега. Дело новое и перспективное — главное застолбить первенство.
По меркам середины ХХ века КПД и ресурс моторов ни к черту, но на сегодня основные параметры в полтора раза превышают таковые у конкурентов. Это еще требуется подтвердить на практике, ведь испытания на стенде и в натуре — две больших разницы. Вот и пишутся статьи о результатах эксплуатации меллеровских машин с моторами от 'АРМ'.
Инженеры-моторостроители завопили о недопустимости такого безобразия, мол, надо добиться трехкратного преимущества! Но кто же их, болезных, будет слушать. Доведут, куда они денутся, а пока что есть, тому и рады.
Сейчас изготовляются три трехсотсильных двигуна для Нижегородской верфи и шесть для разъездных катеров флота. По паре на каждый флот Империи.
Прознав о таком безобразии, в атаку бросились подводники — плевать они хотели на обещание получить двигатель к четырнадцатому году! Даешь, мать вашу, тыщу лошадей здесь и сейчас!
Перебьются. Никто ломать технологию разработки из-за чьих-то хотелок не собирался.
Пятого мая 1907 года в российское небо впервые взмыл планер. Его пилотировал пятнадцатилетний автор по имени Алеша Шиуков, а в августе от земли оторвался первый российский дирижабль 'Учебный'. Знаковые события. Алешу вниманием не оставили, как, впрочем, и Володю Петлякова. Заодно 'припахали' студента киевского политехнического института Игоря Сикорского. Остальных будущих авиаконструкторов пока разыскивают.
К этому времени стал сбываться давнишний сон Мишенина — в КБ начал помахивать крыльями 'Миг-1'. Пока на бумаге, но дело стронулось. Давно грезивший небом Меллер ожидаемо возбудился. С ним идут сложные переговоры. Помощь 'немца' на старте Русского Радио переоценить трудно, но и пятьдесят на пятьдесят в новом товариществе по имени 'Авиазавод N1', явный перебор, ведь впереди запахло миллиардами.
Тридцатого июня 1908-го года, строго по графику, сибирскую тайгу в районе Подкаменной Тунгуски посетил гость из космоса. Что он там нашел, одному Богу ведомо, но стекла в домах повыбивал. Мысль похулиганить, и подкинуть в газеты предсказание какой-нибудь полоумной Ванги из Варны, конечно, мелькнула. Но дразнить гусей без нужды посчитали глупостью. А вот 'подопытному кролику', на роль которого был выбран Бубнов, Федотов посоветовал обратить внимание на высотные облака в ночном небе над Питером с двадцать седьмого по тридцатое июня, намекнув, что особенно важно тридцатое число. В мире переселенцев появление этих облаков связывалось с прилетом болида.
Кстати, Бубнов смотрел, и эффект не замедлил сказаться. Не то, чтобы Иван Григорьевич не верил Федотову, но всерьез бодаться с Морским Техническим кабинетом, доказывая порочность приоритета надводной скорости за счет мореходности и автономности, было для него чревато последствиями. После сообщения о падении космической каменюги последние сомнения у Ивана Григорьевича отпали, и к началу 1909-го года лед в умах военных моряков стронулся.
Это не значит, что как только Бубнов начал 'воевать', так Морской Технический комитет сразу откорректировал тех. задания, и была принята новая тактика применения субмарин. Нет, конечно, но подвижки в нужном направлении наметились. И как им было не появиться, коль скоро короля играет свита, считай агенты влияния. Представьте себе, что то один, то другой подчиненный первого командира подплава, контр-адмирала Щенсовича, высказывает 'свою' мысль о тактике. Той самой, которой еще толком и нет. Невольно задумаешься, тем более что логика доказательств очень даже убедительная. Задумаешься и начнешь помалу обкатывать эти идеи, проверяя их на вверенных тебе кораблях. Тут-то и покажется, что это ты внес самый серьезный вклад, а за свое мы бьемся крепко. Одновременно начнешь задумываться о второй составляющей — трещать о тактике на каждом углу не стоит.
Снимая документальный фильм о подплаве, Звереву труднее всего было вбить в головы своим 'собутыльникам' мысль не трепать языком. Но и тут наметился прогресс. По крайней мере, статей на тему тактики подводных лодок в 'Кронштадском вестнике' пока не появилось.
Не забывал Дмитрий Павлович и о своем пулемете, демонстрация которого стартовала в начале 1908-го года. Машинка получилась удачной. По местным понятиям легкой, ухватистой. Не без нареканий, но детские болячки устранены. Главное же, оружие удалось обкатать в гондурасии и ... в Корее. Со средины 1907-го года на севере Корейского полуострова начало разгораться партизанское движение против японской администрации, чем Димон не замедлил воспользоваться.
В обоих динамично протекающих конфликтах 'Зверь' пришелся очень даже к месту, а вот 'Максим' оказался излишне громоздок. Не последнюю скрипку в рекламе сыграли и красочные плакаты с улыбающимися косоглазыми лицами, что свинцом от бедра поливали подлых японских захватчиков. Глядя на отнюдь не худеньких корейцев, трудно было не вспомнить сакраментальное: 'Чем глубже в лес, тем толще партизаны'. Ну, а то, что отделение корейских партизан (две снайперских пары, два пулеметных расчета и командир с заместителем) прошло подготовку на подмосковной базе и по-русски говорило едва ли не лучше, нежели по-корейски, так этого плакат не сообщал, зато Япония завопила на всю вселенную. Этого, собственно, Димон и добивался — такая реакция лучше любой рекламы. 'Партизаны' же, шумнув для видимости, т.е. отправив пару сотен японских солдат в объятия их языческой Аматэрасу, благополучно исчезли. Терять своих людей за чужие интересы не наш стиль.
В результате всех этих мероприятий французы предложили Дмитрию Павловичу провести боевые испытания его пулемета в условиях Индокитая, а в доверительной беседе ему было заявлено — бельгийский 'Мадсен' русскому 'Зверю' не соперник — излишне нежен и дорог.
Трудно сказать, какое из начинаний переселенцев можно было считать главным. Все имело свою значимость. Другое дело — личностная оценка. Дмитрий Павлович своей основной задачей считал службу безопасности. Первым нанятым сотрудником стал бывший городовой среднего разряда сыскного отделения московской полиции господин Тарханов.
Федор Егорович организовал оперативную работу с персоналом товарищества, иначе говоря, систему стукачества. Его заботами было предотвращено несколько краж оборудования и хищение важных документов. Без его подписи не принимали на работу, а про двоюродного брата Катерины он высказался однозначно: 'Гнилой человек'. В принципе, на посту начальника службы безопасности московского филиала Русского Радио Тарханов достиг своего потолка.
Между тем система безопасности постепенно усложнялась. Появилось подразделение внешней разведки, отслеживающее успехи российских и зарубежных конкурентов. Чуть позже возникла необходимость контролировать интерес к переселенцам со стороны властей. Эти подразделения замаскировали под личиной 'независимой' от переселенцев частной охранной компании, сокращенно — ЧОК.
Этот самый ЧОК предоставлял охранные услуги различным предприятиям. Он же направлял 'добровольцев' в горячие точки. Для охраны предприятий людей набирали из различных спортивных клубов, а иногда и с 'улицы', но всех с надежными рекомендациями. Другое дело — люди для операций в 'гондурасиях'. Для них кадры черпались только из спортклубов славянской борьбы, прошедшие подготовку в стрешарах. По факту, это была двойная проверка. Из них только малая часть привлекалась для деликатных дел.
Одним словом, 'независимая' от переселенцев частная охранная компания, являлась инструментом для проведения специфических операций.
Охрана — дело не простое, и к каждой дыре в заборе охранника не поставишь, поэтому в ЧОКе круглосуточно дежурила тревожная группа, возглавляемая оперативным дежурным. По сути, под этой структурой маскировался штаб по чрезвычайным ситуациям переселенцев. В его руководстве состояли самые толковые и надежные люди. С недавних пор штаб возглавил вернувшийся с Корейского полуострова Михаил Самотаев.
А еще в сейфах начальников служб безопасности предприятий переселенцев появились маркированные различными кодами пакеты. Вскрывать их разрешалось только при получении особого сигнала.
Так в делах и заботах подкрался новый тысяча девятьсот девятый год, сопровождавшийся традиционными премиями и новогодними елками.
За ним следовал праздник переселенцев — встреча пятого по счету дня 'Красной Армии'. К этому времени должен был подъехать Мишенин, и из турне по Европе вернуться Зверев. Увы, традиционная встреча друзей оказалась под большим вопросом.
Тревожный сигнал об аресте распространителя нелегальных брошюр (тех самых, о русской революционной интеллигенции) поступил с опозданием в три дня, а спустя час в оперативный штаб пришла информация о задержании Федотова. Было о чем задуматься.
Арест директора основательно выбил начальника службы безопасности из равновесия. Одно дело — ловить нечистых на руку, и совсем другое — пособить попавшему в лапы полиции директору предприятия. Как назло, в отъезде оказался и непосредственный шеф Тарханова, господин Зверев. Обратиться в жандармерию? Да кто будет слушать бросившего службу бывшего городовой среднего разряда. А может попросить похлопотать господина Шульгина, все же не чужой он человек?
