— В тот год, когда началось то самое... — продолжала эрика. — Ну, когда стали появляться зоны отчуждения.... На следующий день после того, как в Палестине и Израиле была зафиксирована критическая обстановка из-за появления новой чумы... Моего отца попытались убить.
Отоко вдруг понял, что разглядывает свои сложенные на коленях руки. Ногти бесстыдно чернели набившейся грязью. Грязь отвратной жирной колбаской лезла на брючину из-за того, что юноша сильно сжал кулаки.
— Его ранили шесть раз. И он все-таки сумел убить одного из тех, кто пришел в дом под утро. Он сразу сообщил о нападении, как будто ждал. Убийцам пришлось бежать, не добив его. Мама еще в коридоре, рядом с лужей крови, упала. Инфаркт.
Поразительно. Учики по-новому оглядел комнату. Каждый предмет, еще несколько минут назад всего лишь бытовая деталь, скрытая полутьмой, сейчас, казалось, изменился. В этой квартире жила девушка, пережившая ужас, способный сломать любого ребенка. Неудивительно, что Эрика сохраняла почти полное спокойствие при захвате. И неудивительно, почему она так быстро сообразила, что делают террористы. Семья дала ей страшные знания и опыт.
— Представляешь? — прервала рассказ Эрика. — Шесть ранений почти в упор, и он смог убить одного из гадов. Вот он какой, мой папа.
Фуражка в руке снова качнулась. Андерсен медленно, смущаясь собственного ребячества, надела форменный головной убор на совершенно неуставную девичью голову. Из зеркала смотрело нечто патлатое, с оттопыренными ушами и нависающим над глазами козырьком. Как будто малое дитя какое-то. Отражение ей не понравилось.
— Я всегда им гордилась. И всегда поражалась, как мать смогла... умереть. Ее даже никто не тронул. Она просто умерла от инфаркта. От страха.
Сердито сдернув фуражку, Эрика водрузила ее обратно на вешалку.
— Я знаю, отец хотел сына. Но меня он тоже любил. Звал маленькой принцессой.
Длинные волосы, сильнее всего портившие отражение, вновь оказались зажаты в девичьем кулаке. За эти волосы ее тянул террорист, лишая способности думать и сопротивляться. Тянул больно, унизительно... И совершенно не так, как она представляла себе. В итоге она должна этому дураку, этому японскому извращенцу. Тьфу ты!
— Принцесса? Нет уж, на фиг! — зашептала выдвигаемая полка. Из тумбочки под зеркалом Эрика извлекла продолговатый узкий предмет. Свет уличного фонаря слабо отразился на тусклом металле. — Лучше тогда рыцарь.
Учики молча сидел и слушал, как шуршит в своей комнате Андерсен. Рассказ девушки оказался сильнее рассказа Ватанабэ. Услышав ее историю, не слишком внятную и непонятно, куда ведущую, юноша попросту не смог дальше думать. Он лишь переваривал сказанное.
— Я не хочу умереть от инфаркта.
Дверь скрипнула, и Учики оторвал взгляд от своих рук. Посмотрел на вернувшуюся в гостиную Эрику. И едва не запачкал ковер своей упавшей челюстью, вполне способной отвалиться и шлепнуться на пол. По-прежнему босая, юная хозяйка квартиры была сейчас одета в просторную футболку с коротким рукавом и шорты до колен. Но не это главенствовало сейчас в облике Эрики. Ее длинные каштановые волосы, так яростно взметавшиеся в моменты гнева, пропали. Сейчас прическа девушки заканчивалась выше плеч неровными растрепанными концами. Кто-то грубо отсек лишние сантиметры. И этим кем-то могла быть только сама Эрика. Девушка устало терла веко прикрытого правого глаза.
— Ох... Что-то утомление меня берет, — заметив очумелый взгляд юноши, она заговорила натужно и нервно. — Разболталась вот... Слушай, Отоко, не трепись только, ладно?
Совместно с почти мальчишеской прической яростный взгляд действовал даже сильнее, чем обычно. Свернувшийся в трубочку язык распрямился с трудом, но Учики все же смог выговорить:
— Ага... Хорошо...
— Это у меня из-за стресса, — если бы не темнота, он мог бы подумать, что глядевшая себе под ноги Андерсен начинает краснеть. — Начинается словесное извержение. Так что не подумай там себе чего.
— К-как скажешь.
Повисла пауза, неловкость которой за те мгновения, что длилась тишина, подпрыгнула под потолок, невидимо проломила крышу и, безмолвно гигикая, устремилась в небеса. Ошарашенный нежданным рассказом, Учики никак не мог заставить себя оторвать взгляд от обрезанных волос Эрики. Андерсен, не до конца понимая, что она только что сделала, и зачем откровенничала с этим дураком, замерла в дверях. Еще позавчера утром она отправила его в нокаут. Еще вчера вечером он считал, что она агрессивная хамка. А сейчас оба, пережив невероятное, смотрели друг на друга, и понимали, что что-то изменилось.
— Ты это... — она первой встряхнулась. Отгоняя неловкость. — Ты запомни, что за мной должок. Но учти...
В этот момент с тихим шорохом отворилась дверь. Из осветившей коридор ванной, шлепая ногами по полу, завернутая в полотенце, вышла Инори Кимико. Едва прикрывавший ноги кусок ткани принялся нагло белеть во мраке, когда девушка зашла в гостиную. Обернувшийся первым Отоко ощутил, как челюсть окончательно отказывается от родственных связей с телом. Первым, что попалось на глаза, была тонкая девичья рука, придерживавшая край полотенца на груди. В глазах немедленно начало мутиться.
— Ой... — тихо сказала Кимико.
— Э... — судорожно выдохнул Учики.
— Ким-тян, — нутряным голосом воскликнула Андерсен. — Я же сказала подождать, пока халат отдам...
— А? — Инори непонимающе глянула в сторону подруги. Взгляд ее был откровенно сонным и безвольным. Но все изменилось, стоило лишь девушке разглядеть перемену во внешности Эрики. — Ой... Эрика-тя-я-ян!
Мгновенно стряхнув с себя шоковое отупение, Кимико бросилась к Андерсен. Полотенце предательски перекосилось и начало сползать с молодого обнаженного тела. Отоко понял, что, не изменись что-нибудь в этой комнате в ближайшие тридцать секунд, он отправится на тот свет. В этот раз прикинуться фикусом удалось безо всяких усилий. Оцепенение просто не дало быть чем-то еще.
— Эрика-тян, что с твоими волосами?! — подскочив к подруге, плачущим голосом спросила Инори. — Какой ужас!
— Э... Да я... — смутившись резкой атаки, Андерсен отступила в свою комнату.
— Ну как же так можно! — возопила японка, а спина ее уже почти целиком открылась предательски не уходившему в сторону взору Отоко. Одеревеневший юноша подумал, что неплохо бы качнуться и свалиться лицом в ковер.
— Эрика-тян, ты меня совсем с ума свести хочешь?! — восклицала Кимико в том ужасе, что совершенно не заставляет сочувствовать. Скорее, услыхав подобный плач Ярославны, любой бы улыбнулся. — У тебя были такие замечательные волосы! Я же их лично шампунем мыла только что!
Вот так, обескуражено, отходили от холодящего кровь страха смерти Наследники. И ни один из смущенных молодых людей в этот момент не вспоминал о смерти, по-прежнему таившейся где-то рядом.
Глава 3: Мне не нужен пистолет
— Говори давай, — сказала Канзаки, заскрипев чехлом пассажирского сиденья.
— Чего говорить? — с невинным видом спросил Ватанабэ, неспешно ведущий машину по залитым дождем улицам.
— Дальше говори, — буркнула Мегуми, ерзая на своем месте. Почему-то здешнее сиденье было крайне неудобным.
— О чем? — прикидывался шлангом толстяк.
— Ватанабэ, не надо, а? — в голосе девушки все тяжелее провисало раздражение. — Ты опять начинаешь.
— Женщины, порожденья крокодилов... — мужчина крайне недовольно фыркнул.
— Говори давай!
— Ладно, ладно. Во-первых, при детишках я не все рассказал.
— Это я уже поняла, — Мегуми снова принялась ерзать. — Ничего же не понятно.
— А и нечего вам знать всякое, — Наставительно ткнул в девушку пальцем Сэм, на миг оторвавшийся от руля. — Однако я не соврал. Рассказанное имеет место быть. Это, если ты помнишь, третий слой неправды.
— Помню-помню, — Канзаки выглядела мрачно. — Ты же говорил, что их всего три.
— Я говорил, что их как минимум три, — поправил Сэм. Канзаки захотелось его стукнуть. Больно и громко. С трудом подавив не вполне свойственный женщине инстинкт рукоприкладства, она продолжила яростно ерзать.
— И сколько же еще раз мне надо слушать нечто запутанное прежде, чем ты все-таки выдашь полный расклад?
— А черт его знает, — Ватанабэ пожал плечами.
— Ладно, — она недовольно вздохнула. — Тогда рассказывай, куда мы едем.
— Как прикажете, — с притворной услужливостью покивал толстяк. — В общем, слушай. Как я уже сказал, трикстеры — в каком-то смысле антиподы Наследников. Но в то же время они с Наследниками неразрывно связаны. Связь эта заключается в том, что Наследники своей генерируемой энергией способны причинять трикстерам сильнейший вред. Концентрированный энергетический заряд сводит DQD175 в их телах с ума. Однако простой человек подобного воздействия не почувствует. Вот почему тебя не корежило каждый раз, когда коварные подростки друг дружку целовали или принимались играть в живые фонарики. Только вот энергия Наследников все-таки опасна и для стандартных гомо сапиенсов. Некоторые исследователи научились использовать ее для нанесения повреждений, как физических, так и психических. Помнишь, что я сделал в Старом Токио?
— Помню.
— Один из примеров использования похожей энергии. Тебе страшно повезло в тот момент быть упакованной в "Доспех". Он экранирован.
— Погоди... — Мегуми наморщила лоб. — Значит, "Доспехи" проектировались с учетом...
— Ты меня поражаешь, женщина, — хмыкнул толстяк. — Зачем, по-твоему, вообще нужны большущие экзоскелеты? На кой черт понадобилось стругать роботов?
— Ватанабэ, мне тебе прочитать лекцию о преимуществах и недостатках бипедальной военной техники нового поколения в сравнении с гусеничной и колесной?
— Вот только умничать не надо. У тебя грудь большая, тебе умничать не положено.
— Ва-та-на-бэ...
— Тихо-тихо. Раз ты такая умная, подумай: каким образом был получен портативный источник энергии для "Доспехов"? Каким образом их характеристики позволяют кузнечиками скакать вокруг нынешних боевых роботов?
— Ты хочешь сказать, что и тут дело Наследниках?
— А в ком же еще. Преимущества "Доспеха", которые ты знаешь лучше всех, получены в результате копания в Наследниках. Реакторы на калифорнии, ага. Вот только синтез атомной энергии с помощью калифорния был бы невозможен, если бы не проводился с применением энергии этих живых батареек. Максимум, чего удавалось добиться раньше — это атомные пули, отправленные на полку за нерентабельностью и сложностью в производстве. А стоило пропустить экспериментальный образец ранцевого генератора через силушку Наследников, как железные дровосеки избавились от проводов в задницах.
— Это выходит, что "Доспехи" работают на реакторах, которые... обогащены Наследниками?
— Именно так. Вот почему я смог использовать выстрел твоей встроенной пушки и распылить ее заряд. Этот заряд поджарил мозги полицейскому спецназу и чуть не прикончил Китами. В грузовике ученых и так шалили подростки.
— Погоди-погоди. "Доспех" работает и стреляет с помощью атомной энергии, смешанной с энергией Наследников. Так?
— Так.
— Мой выстрел позволил тебе ударить этой энергией по полиции?
— Именно.
— Тогда я не понимаю вот чего: что тогда было за свечение? И вообще, как ты проделал то, что проделал?
— Канзаки, ты начинаешь меня пугать.
Ватанабэ вдруг развернулся к Мегуми корпусом и уперся взглядом из-за черных стекло очков прямиком в лицо.
— У тебя, случайно, грудь не фальшивая? Ты же умеешь думать!
Последовавший за этим заявлением громкий раскатистый шлепок совершенно не подходил в качестве звукового сопровождения к случившемуся. А случилось следующее: оперативно сжавшийся кулак Канзаки со свирепой скоростью прилетел с пассажирского сиденья и ударил Сэма в щеку. Раздался тот самый неподходящий шлепок, голова Сэма осталась монументально неподвижной, а Мегуми отняла руку и затрясла онемевшими пальцами.
— Как же ты заколебал, — сказала девушка глухо.
— Агрессивные женщины пошли, — ответил толстяк, дернув щекой, в которую пришелся удар.
— Почему ты себя вечно ведешь как придурок? — тихо спросила Мегуми. В ее голосе не было злости, не было раздражения. Эти мгновенные наносные чувства вышли из нее в тот самый миг, когда кулак угодил в физиономию Ватанабэ.
Сэм искоса глянул на свою спутницу. Мегуми удалось, наконец, устроиться так, чтобы не приходилось непрестанно ерзать. Девушка сидела вполоборота к месту водителя, зажав правой рукой кулак левой, столь нелюбезно касавшийся его физиономии. Проплывающие мимо фонари освещали лишь половину ее лица, выражение которого совмещало в себе раздраженную злость с непониманием.
— Я же вижу, что ты специально, — процедила Канзаки, щуря раскосые азиатские глаза.
— Опять начинается.
Сэм, не глядя на пустую дорогу, вновь обернулся. Голова его склонилась вперед, и вдруг создалось впечатление чего-то тяжелого, когда широкий мужской лоб навис, казалось, прямо над Мегуми. Черные бельма скрытых очками глаз опять уставились ей в лицо.
— Мы, кажется, это проходили.
Как и тогда, на крыше дома, а затем в парке, из облика Ватанабэ в один миг исчезла та расплывчатая дурашливость, которую он излучал на всю округу только что. И даже та примесь ядовитой вредности, что ощущалась в толстяке с момента вылазки на поверхность, та самая примесь, что вылезала наружу в виде фраз про ее грудь, ушла. Он опять казался незнакомым и... грустным?
Только вот Канзаки и в этот раз не собиралась лишней минуты тратить на рефлексии. Нисколько не пожалев о нанесенном ударе, она вновь заговорила.
— Проходили, ага. И я, кажется, тебе уже сказала, что надо перестать кривляться. Зачем ты так ведешь себя?
Она нервно подобралась на сиденье, из-за чего потеряла шаткий покой и вновь принялась ерзать. Пошуршав чехлом, девушка угрюмо уставилась в бельма очков.
— Ты как будто напрашиваешься на трендюлю.
— Может, и напрашиваюсь, — угол его рта чуть заметно дернулся. — Но какое тебе дело-то?
Вопрос этот неожиданно заставил Мегуми стушеваться. В самом деле, чего это она опять так завелась. Ладно, его постоянные несмешные шутки о груди раздражали, тут не поспоришь. Но с чего вдруг она осуществила давнишнюю мечту стукнуть Сэма? И почему при этом так странно текли мысли в голове? Ударив, Канзаки на самом деле не почувствовала ни гневной радости, ни смиренного раскаяния. Только неожиданную твердость пухлой щеки и странную покалывающую досаду. Ну что за человек? Почему с ним никогда парой слов по-людски не обменяться? Интуитивно Мегуми различала намеренность его попыток вызвать к себе неприязнь. Единожды уловив тон, способный ее злить, Сэм не отказывал себе в извращенном удовольствии ущипнуть Канзаки за больное место...
Стоп, больное место?
Грудь.
Получается, он не отказывал себе в удовольствии ущипнуть ее за...
Тьфу ты!
В полутьме салона, к счастью, не было заметно, как на щеках Мегуми проступил стыдливый румянец.
Господи боже! Опять мысли сворачивают куда-то не туда. Вот почему каждый раз, когда дело касается Ватанабэ, ей в голову лезет всяческая чепуха? Причем даже тогда, когда она отвешивает ему мощную плюху.
