Холодный огонь

— Да смотри же! Лестница вдоль стены, наверх, так? А тут была галерея. Это второй этаж, никакой не чердак, смотри же ты, куда показывают! — долетели до Фрисса сердитые слова. Он пригляделся и понял с изумлением, что жители совсем не с участка — явные горожане, не иначе как из Города Сеф!

— Так два этажа или три? И что будем делать с крышей? — почесал в затылке второй житель. Речник помахал им рукой, они удивлённо покосились на него и помахали в ответ.

Кто-то очистил от мха и отмыл старое причальное кольцо. У входа в брошенную пещеру Фрисс различил следы. Жители раскапывали храм, не обращая на чужака внимания, и он вошёл под своды незамеченным.

— Силы и славы, Аойген! — улыбнулся он. — Да отступит забвение!..

...Гроза прошла, и мокрый серебристый рилкар сверкал на солнце так, что больно было глазам. По водосточным канавкам бежали ручьи, с крыш капало. Накопители, прикрытые от влаги прозрачными сферами, горели рубиновым огнём — как пламя под водой. Земляной сиригн выглядывал из-за двери — подстанция была освещена изнутри, но сейчас, в солнечный полдень, казалась тёмной, как глубокая пещера. Клоа выползли на стену из сухих укрытий, от их горячих тел валил пар. Они шевелили ротовыми щупальцами, и головы их были повёрнуты не к подстанции — они жадно смотрели на сармата в чёрной броне и тех, кто собрался вокруг.

— "Такова будет плата сарматам станции "Идис" за то, чтобы этот альнкит был в целости и полной исправности, и в срок запускался и останавливался каждый год, как подобает альнкитам сарматских станций, как и другие на станции "Идис". Если же случится беда с подстанциями, да не откажет командир "Идис" нам в помощи, какая требуется в таких случаях...", — Халан остановился, чтобы перевести дух. Фрисс переглянулся с Гедимином. Сармат выглядел смущённым и даже растроганным.

— Гедимин! С тобой вместе это составляли, не впервые слышишь, — покосился на него Халан. Сармат кивнул.

— Всё правильно, правитель знорков. Так, воспоминания... Читай дальше.

— "Трое прочли это, трое скрепили, и трое не забудут..." Здесь твоё имя, Фриссгейн. А здесь — твоё, Гедимин. Рядом с личной печатью Астанена...

— Герб с огненным котом, — прошептал Речник, выводя значки на пергаменте. — И знак "Энергии Атома"... А где Звезда Урана?

— Здесь-то она зачем?! — сармат пожал плечами. Странная игла, выдвинувшаяся из его ладони, быстро скользила по листу, оставляя чёткий чёрный след. Халан вложил пергамент в стеклянную трубку и запечатал её.

— Драган нарадоваться не может на Фриссову Башню, — сказал он. — Жар в печах ровный, сильный — и сиригны теперь делом заняты, а не беготнёй по лесу. Драган просил позволения зарядить тепловое кольцо от подстанции... хочет подать пример горожанам — у некоторых есть пластины-самогрейки, только пустые, разряженные, висят в домах без толку. Драган думает, в городе тепло не помешает. И дыма станет меньше...

— Само собой, — кивнул Речник Фрисс. — Надо сказать им — пусть все заряжают пластины и кольца. Денег я с них не возьму, и Драган пусть не берёт. Только башню надо бы назвать в честь Гедимина... я-то её не строил!

— Есть уже Гедиминова Башня — в Глиняном Городе, — усмехнулся Халан. — Вот ту, что на каменных печах, зачем-то назвали Халановой. А народ там упрямый... Гедимин, не обидятся сарматы за такие названия? Что говорит Ангиран?

— Ему всё равно, знорки. Мы не даём подстанциям названий, — качнул головой сармат. Он снова смутился. Фрисс видел, что его глаза горят золотым огнём.

— Вот и всё, Фриссгейн. Держи! — Халан отдал Речнику стеклянную трубку. Она была тёплой на ощупь, и рисунок на ней — бирюзовые Клоа с извивающимися хвостами — как будто шевелился время от времени.

— Теперь тебя можно называть повелителем энергии атома. Ну, или повелителем тепла. Эх... Даже не верится, что это сооружение тут стоит и работает, — Халан оглянулся на серебристую башню. — Река будет беречь его, как зеницу ока.

Фрисс провёл ладонью по мокрой стене. Она дышала теплом, и Речнику показалось, что камень едва заметно шевельнулся...

Над Рекой летел мягкий пух — Орлис, высоченная трава, цветущая пурпуром, созрел, и семена выпали из его стручков и реяли теперь над степью, садились на воду, прилипали к мокрому камню и спинам Листовиков. Золотая Чаша отцвела, и ранние злаки уже были собраны, и в пещерах досушивались листья Нонкута, а прошлогоднюю солому вырубили на сутки пути от Реки. Теперь жители на хиндиксах и халгах слетались к сумрачным оврагам и ямам, поросшим Стрякавой и Орлисом, и, уворачиваясь от тёмных шипастых стеблей, сгребали пух в кули. Пряный запах сушёных стручков окутывал пещеры, их, не дожидаясь высыхания, щедро сыпали в маву и укладывали в ямы с цакунвой...

— Нет житья от Друзей Трав! — жаловался Сьютар Скенес, указывая на яркую ленту на стебле Орлиса. — Гляди, Речник Фрисс! Тут уже ни в одном стручке нет пуха, а они не дают мне их собирать!

— Вам дай волю, вдоль Реки останется пустыня, — скайот с зелёного корабля деловито привязал ещё одну ленту и подобрал якорь. — Всё, Речник, я полетел. Скажи им, чтобы листья тоже не трогали!

— Глупости какие, — сердито пробормотал Сьютар. — Они же высохнут, а потом сгниют, и всё без толку. Друг Трав, ты что, думаешь, Орлис за зиму станет деревом? Дуб из него не вырастет!

— Некогда по десять раз объяснять, всё уже говорено и переговорено, — пробурчал скайот. Его корабль разворачивался на север, к дальним оврагам, до которых жители Фейра ещё не добрались. Речник посмотрел ему вслед и повернулся к Сьютару. В отдалении, привязав корабли и халги к Высокому Кусту на краю оврага, ждали жители — они в разговор жреца и Друга Травы не вмешивались.

— Вон с того Орлиса начнём, — указал Речник на огромное растение в гроздьях пуха. — Тут все стручки вызрели. Перелезайте на борт!

"Остролист", переживший войну, множество заклятий и два падения, гордо парил на ветру, удерживаемый лишь якорем, вбитым в стебель Орлиса. На его палубе лежали пустые кули и листья травы — связывать охапки стручков. Невдалеке, на краю оврага, Джез Каутова и Ауна Скенесова разжигали костёр под навесом — там была стоянка, и там всему отряду предстояло жить до самого конца недели... или пока в овраге не кончится Орлис, а на кораблях — место. У костра мелькала светлая спина огромного кота — Алсаг остался на земле, охранять жителей. Фриссу было спокойно и радостно...

— Так чья, в итоге, это будет пещера? — задумчиво спросил Хельг Айвин, взбираясь на огромную корягу-причал. — Там и Скенесы живут, и Санъюги, и Мейны...

— Весной решим, — Фриссу на рассвете думать не хотелось. Он растянулся на коряге, прижавшись к горячему боку Хинкассы. Кот шевельнул ухом и обмяк — на нём скакали весь день, и удрал он от жителей только ночью, и ему теперь ничего не хотелось.

— Ох ты, блеск чешуи! — Хельг посмотрел на светлеющее небо и спрыгнул на песок. — Уже светает, а помост не разобран. Пойду я...

Дверная завеса бывшей пещеры Аймиа шелохнулась, кто-то из обитателей выглянул и с приглушённым стоном уполз обратно. Речник усмехнулся. Вчера кислуха лилась рекой — не каждый день Кирин Скенесова выходит замуж, а Авит Айвин, герой Фейра, женится! — и вот, сегодня нелегко будет юнцам вспомнить, на каком они берегу... Седьмая свадьба в этом году, седьмая, но не последняя. Надо пойти, разобрать помост, привязать плоты куда положено, а не там, где бросили их вчера, да отнести Сьютару "шкуру демона". Она уже, наверное, высохла — уже четверть Акена висит у костерка... вчера Фрисс в ней вылезал из воды, изображая речное чудовище, и потешал Речных Драконов. А Алсаг пусть спит, к обеду сам проснётся.

— Речник Фрисс! — окликнул его Диснар Косг. Он проплывал мимо на одном из праздничных плотов, а за ним на привязи плыли пустые бочонки.

— Речник Фрисс! Ты эту неделю где будешь — тут или в степи? Зову тебя за Листовиками!

— Потом, Диснар, — покачал головой Речник. — Сейчас в степи дел полно. Вернусь на следующей... Буду готовиться.

— Возвращайся! — кивнул житель. — Я пробовал нашу кислуху вчера — хорошая. Возьмёшь у меня бочонок. Ты мою ещё не пробовал.

— Спасибо, Диснар, — мирно ответил Речник, покосившись на Алсага — кот дёрнулся всем телом и накрыл голову лапами. — Это будет кстати. Ты не видел, кто вчера подпоил Алсага? Ему теперь худо...

...Последняя туча пролилась мелким тёплым дождём, ни одна молния не озарила небо — грозовое лето подходило к концу, солнце начинало остывать. Листья уже выгорели, корни — налились соком. Пух Акканы полетел над желтеющей степью, в Высокой Траве золотились цветки Мелна — в Нэйне этот месяц был последним для сбора лепестков, на Реке — первым и единственным. Корабли непрестанно летали с берега в степь и обратно — за семенами и луковицами, за стручками и лепестками.

Ещё одна хиндикса тяжело оторвалась от земли и поплыла на запад. Фрисс проводил её взглядом. Корабль проседал до земли от тяжести луковиц, насыпанных на палубу. Они были так велики, что бессмысленно было собирать их в кули — даже одну из них не каждый человек мог поднять, а куль не подняли бы и четверо. И сейчас поблизости выкапывали ещё одно растение Хелтори, подрубая толстые корни, и пересчитывали луковицы — крупные, с человечью голову. Алсаг по мере сил пытался помочь — тянул растение на себя за увядшие листья и бил лапой по корням. Земля попала ему в нос, и он фыркал и чихал, но из ямы не уходил. Фрисс подошёл и потянул за листья вместе с жителем и котом. Хелтори поддался, последние корни оборвались, и жители стали разделять сросшиеся луковицы и раскладывать их на рассыпанной траве. Когда корабль вернётся, будет чем нагрузить его...

— В этом году Мацинген очень щедр, — сказал Сьютар Скенес, окидывая взглядом поредевшие травяные заросли. В них пестрели ленты, оставленные Друзьями Трав и белели высохшие листья Хелтори. Усталые жители забирались под навес и раскладывали припасы. До вечера им предстояло выкопать немало луковиц, а сейчас было время отдыха.

— И Мацинген, и Река-Праматерь к нам щедры, — сказал Сьютар, отряхивая руки от земли. — Мы доживём до зимы, и мы переживём её. И даже Король Астанен, если прилетит к нам, получит достойное угощение. Но я в затруднении, Речник Фрисс. Мы пожарим Листовиков и приготовим к ним вирчу — но какую вирчу приготовить, белую, зелёную или, может, красную?

— Все три, Сьютар. У нас есть все травы, и ни к чему выбирать, — усмехнулся Речник. — Держи под рукой пару свежих луковиц — чародей Силитнэн обещал прилететь, его летучая мышь любит Хелтори.

— Мы всех встретим достойно, и всех угостим, — кивнул жрец. — Даже если он прилетит на драконе. Но... ты не пошутил, когда сказал, что Речница Сигюн...

— Сигюн и Ингвар будут печь Листовиков. Они прилетят раньше меня, просто освободи для них земляные печи, — ответил Речник. — И не помогай, пока не попросят.

...Ветер стих. Звёзды ярко горели на чёрном небе, их отражения мерцали в медленно струящейся воде, и по ним неспешно плыли игрушечные плотики с догорающими огоньками и лодочки из лепестков Мекесни. Сон сморил ещё не всех — на дальнем краю участка, за Дубом, слышны были голоса и смех, кто-то затянул песню. На соломенном настиле дремал, раскинув лапы и крылья, Белый Дракон — только один, второй, как подумалось Фриссу, улетел в степи и забрал с собой магов. Над обрывом время от времени вставало многоцветное зарево — маг Силитнэн ещё днём обещал показать Симе, Хельгу и Сит, как творить магические сияния, и ночь для этого подходила как нельзя лучше. Кесса уже дремала, положив руку на мохнатый бок Алсага, и улыбалась во сне. Фрисс помедлил на пороге и вышел в ночь, оставив в пещере новенькую перевязь с мечами — подарок Речника Фларна, оставив плащ и броню. Настил из сухой травы еле слышно шелестел под ногами. Речник сел на край неразобранного помоста, ещё теплого, нагретого солнцем за день, и устремил взгляд на чёрную воду. Ему хотелось петь и смеяться, и он задумчиво усмехался, глядя в темноту, на дрожащие огоньки.

Ещё девять дней оставалось до осени, зима казалась бесконечно далёкой — и уже стёрлись из памяти дни войны, отступили в область легенд и смутных преданий. В этом году горе и радость сменяли друг друга стремительно, как знойные дни и грозовые ночи. Фрисс вспоминал прошедший день, праздник, благословения Сьютара Скенеса и хвалебные песни Хельга и Конена, перья и лепестки Мелна в волосах Кессы, вкус кислухи, настоянной на яртисе — ну и выдумал же Речник Найгис! — и сытный запах из земляных печей, и потасовку на краю помоста, и купание Алсага, и гонки на драконах над обрывом, и красивейшие радужные сполохи на полнеба — подарок Силитнэна и Канфена... Только одного гостя не хватало в Фейре, но Речник не сильно горевал — дел у Гедимина было много, и живая, и мёртвая станции требовали присмотра, и некогда было сармату бродить по участкам. И так ему сильно помешали, втянув его в войну Реки и Нэйна... Фрисс подумал, что непременно спустится с Кессой вниз по течению и покажет ей окраины Старого Города — уродливую траву, величественные, но безжизненные башни и громаду станции, хитро скрытую за руинами.

Он вспомнил Халана, в глазах которого до сих пор мерцали огни подстанции, вспомнил Канфена, задумчивого, но радостного, и Астанена, погружённого в заботы, но всё же расправившего плечи.

— Будь спокоен, Речник Фриссгейн, — сказал правитель, встретившись взглядом с Речником на исходе пира, когда все благословения уже прозвучали, а песни стали негромкими и протяжными. — Река жива, и в этом твоя заслуга. Река стала сильнее — и это тоже сделал ты. Может, я не лучший из королей, и боги ко мне редко благосклонны, но я не позволю погибнуть ни Реке, ни её жителям. И я рад, что ты, Фриссгейн, защищаешь Реку вместе со мной...

Речник покачал головой и усмехнулся. В этом году он не заслужил похвалы — но не заслужил и порицания. Это Кесса, как истинная Чёрная Речница, рассеяла мрак и принесла спасение, это сарматы нанесли смертельный удар врагу, это древние боги восстановили порядок — но от Фрисса им всем было очень мало проку. Зато он запасся на зиму пряностями и овощами, и если повезёт, то не останется и без зерна. Четверо живых существ сейчас в его пещере, и никто из них не должен голодать...

Чей-то задумчивый взгляд скользнул по нему, и поблизости еле слышно зашкворчало и забулькало. Речник вскочил, повернулся к отвесной стене обрыва и встретился взглядом с Гедимином. Вокруг Древнего Сармата медленно гас неровный зеленоватый свет, впитываясь в камень.

— Уран и торий! — сармат огляделся по сторонам и неуверенно шагнул вперёд. — Это местность под названием Фейр? Еле выбрался, знорк. Надеюсь, никаких обычаев я не нарушил и никому не помешал...

— Как ты из-под земли нашёл меня?! — тихо свистнул Речник. — Вы, сарматы, действительно всесильны... Я уже не надеялся увидеть тебя, Гедимин. Всё ли в порядке со станцией?

Он обнял сармата, крепко прижимаясь к чёрной броне. Резкий запах меи без слов говорил о том, откуда выбрался Гедимин совсем недавно.

— Всё лучше, чем можно было предположить, знорк, — сармат очень осторожно коснулся плеча Речника. — Последний запуск в этом году, все десять вышли на плановую мощность. Хранитель за ними бдит, я давно не видел настолько отлаженной техники, а ведь пятьдесят веков... Ладно, неважно. Твой альнкит в полном порядке.