Обещай мне вернуться

— Откупилась, — серьезно сказала Майка. — Когда ты писать перестал... Ну, тогда, помнишь, зимой? Девчонку к нам одну привезли. Совсем помирала. И я для нее кровь сдала. Больше некому было. Выжила она. Потом и письмо твое пришло. А тетя Тася, повариха, сказала, что я тебя у злой судьбы выкупила. Кровью. Я даже сама поверила. Она у нас настоящая колдунья, правда. Не то, что я. А ты почему не писал?

Женя отвел глаза.

— Не мог.

Остановился под большим старым каштаном. Обнял девушку. Притянул к себе. Спросил шепотом:

— Поедешь со мной?

— Домой? Да? — тоже перешла на шепот Майка.

— Домой. Насовсем. Поедешь?

— Поеду...

Она поднялась на цыпочки и чмокнула его в уголок губ. Как он ее — когда-то. Женя уткнулся лицом в ее кудряшки и замер, боясь даже глубоко вздохнуть. У Майки защипало в носу.

— Только ты больше далеко от меня не улетай, ладно? Война ведь уже кончилась. А я одна боюсь.

— Теперь я никуда от тебя не денусь.

Еще немного помолчали. Потом Женя предложил:

— Хочешь посмотреть, где мы стоим? С ребятами познакомлю. Таксу Муху покажу. Она смешная.

Майка задумалась. Познакомиться с Женькиными друзьями, конечно, интересно. И кроличью таксу посмотреть хочется. Только...

— Который час? Я вернуться-то успею?

Женя оттянул рукав гимнастерки. На запястье красовались часы — с большим циферблатом, с римскими цифрами, слабо светившимися в тени. Шикарные! Трофейные небось.

— Без пяти двенадцать. Тут рядышком. Мигом обернемся.

— Поедем, — решилась Майка.— Только мне за санитарной сумкой надо сбегать. Нам без них ходить не велят. Мало ли что понадобится. Погоди, я быстро!

Дорога была отличная. Гладкая, как лед. Майка сидела в кузове на каком-то ящике и с удовольствием подставляла лицо встречному ветру.

— А вон там наш аэродром, — указал Женя.

Майка вытянула шею.

— А самолеты где?

— В ангарах. Где ж им еще быть.

— Вас сюда на машинах возят?

— На грузовиках.

— А я думала, вы прямо тут и живете. Возле самолетов.

Женя рассмеялся.

— Ну, всякое бывало. Случалось, и в землянках жили, прямо на аэродроме. Но чаще — селимся где-нибудь поблизости. Деревня — стоим в деревне. Если город — в школе или еще там где.

— Ага. Ясно. Нас тоже селят где придется. Найдут более-менее целое здание и отдают под госпиталь. А дальше мы уж сами его в порядок приводим.

Женин городок был похож на Майкин словно близнец. Только повезло ему меньше. Встречались улицы, где не осталось ни одного целого здания, одни развалины таращились выбитыми окнами.

Летчики жили в четырехэтажном доме. Кое-где в окнах не хватало стекол, и рамы были заделаны где фанерой, где листами металла. У дверей стоял часовой.

— У вас тоже строго? — понимающе спросила Майка. — Посторонних внутрь не пускают?

— Во двор можно. Пошли.

Он по-хулигански свистнул в четыре пальца, и во двор высыпали летчики. У Майки даже голова закружилась — столько их было. Все молодые, веселые, с наградами. Тут же носилась кругами и звонко лаяла маленькая черная собачка.

— Ой, это же Муха! Муха, Муха! — позвала Майка.

Такса подбежала, понюхала Майкино платье, чихнула и отбежала прочь. Наверное, запах карболки не понравился.

Женькины товарищи обступили Майку, трясли ей руку, называли свои имена, но она от растерянности почти никого не запомнила. Один показался ей ужасно смешным — рыжий, которого все называли Зайцем. Он и вправду походил на длинноухого — смешно шевелил носом, а передние зубы были насажены друг на друга и торчали вперед, как заячьи резцы. Так и хотелось сунуть ему морковку.

— А за варенье то — наше тебе большое авиационное спасибо! От всей эскадрильи! — торжественно заявил он.

— До сих пор помните? — удивилась Майка.

— А то! Мы, сестренка, добра не забываем!

— Съели? Все вместе?

— Не съели — выпили! — поправил Женя.

Майка не сразу поняла.

— Как это — выпили?

Ей наперебой стали объяснять.

В тот вечер Женя, взмокший, пошатываясь от усталости, ввалился в землянку и почти рухнул на дощатые нары, прикрыв глаза рукой.

— Пятый вылет за день... — пробормотал он, проваливаясь в сон. — Всё, ребята, меня не кантовать...

Он уже не услышал крика "Почтовик пришел", не видел, как летчики потянулись к выходу, а потом с топотом, смехом и шутками вернулись обратно. У многих в руках белели конверты.

— Жень! — потряс его за плечо ведомый, Мишка Заяц.

Из последнего вылета Мишкин самолет вернулся полным решетом, и теперь безлошадный Заяц "загорал" на земле, скучал, глядя в небо и ожидая, когда техник починит мотор.

— Жень-ка!

Женя приоткрыл один глаз — второй наотрез отказывался открываться. Недовольно повернул голову.

— Ну чего тебе?! Сказано же — не кантовать! Счас в ухо дам!

— Женьк, посылка тебе!

— Посылка?! — он резко сел. Протер глаза. — Ничего не путаешь?

— Да чего мне путать! — обиделся Мишка. — Смотри, русским по белому написано: Мятникову Евгению. Ты у нас Мятников Евгений? Ты. Другого нет.

— Дай сюда!

Женя выхватил у Мишки небольшой фанерный ящичек. Глянул на обратный адрес. Город Мелитополь, ЭГ N 3270, медсестре Майе Соколовой.

"Цыпленок..."

Товарищи обступили его.

— Ну, Женюха, открывай, что ли! Что тебе там прислали?

— От кого презент-то? От кралечки небось?

— А в глаз? — обернулся Женя.

— Невеста, что ль, прислала? — тут же поправился говоривший.

— А то кто же! — уже вполне миролюбиво отозвался Женя. — Ты думаешь, мне лично маршал авиации посылки шлет?

— Ну, открывай, что ли, не томи уж!

Женька шлепнул товарища по руке.

— Заяц, кыш! Я сам, — он оторвал крышку от ящика и вытащил из смятых газет и стружек на всеобщее обозрение банку варенья.

— Ух ты! — выдохнула вторая эскадрилья.

Женя рассмотрел банку на свет.

— Вишневое! — восторженно вскрикнул Мишка.

Друг его радости, похоже, не разделял. Майкино письмо его интересовало больше.

— Цыпленок... Ну зачем же ты! Эх! Вот ведь шальная девка, а?

— Чего пишет? — сунулся через плечо Жорка.

Женя, не глядя, двинул локтем. Попал: Жорка охнул и скривился.

— Отвянь.

-Чего, уж и посмотреть нельзя?

— Нельзя. Что такое, только письмо развернешь, тут же налетят, как комары. Тебя, небось твоя Маруся и в письмах кочергой гоняет.

— Да-а-а, — потер подбородок Жорка. — Такая баба — ни на хромой козе не подъедешь, ни на самолете не облетишь.

— Чего так — горючки не хватит? — съехидничал Женя.

— Да иди ты! — Жорка сердито сплюнул.

— Братва, гляди-ка, правда вишневое! — снова заверещал Мишка. — Мятников, да ты буржуй! Богато, видать, живет зазнобушка?

— Да где богато, — отмахнулся Женя. — Последнее, небось, продала. Знаю я, как их в тылу снабжают. Не паек — горькие слёзы.

— Да ты радуйся, дурачина, значит, любит крепко! — хлопнул его по спине кто-то из товарищей.

Женька встряхнул банку.

— Ну что, ребята, съедим?

— Не съедим, а выпьем! — подмигнул Заяц.

— А есть?..

— А то! — Мишка нырнул под нары и вытащил бутыль самогона. — Во, гляди! Сегодня добыл!

— Ого! И ты молчал, обормот?! Так вот кто у нас буржуй! — Женя шутливо ткнул ведомого кулаком в плечо. Тот дал сдачи, и оба захохотали.

— Ребята, живем! — потер руки Жорка.

Он шагнул к стене, снял с гвоздя закопченный чайник и, недолго думая, потряс над ним банку.

— Стой, чего добро переводишь! — Мишка протянул другу ложку. — Ягоды сперва вылови...

— Жень, ты что — всё туда хочешь?

— Да что ж я — куркуль какой? — пробурчал Женя. — Заяц, где там у тебя горючее было? Во! Наливай!

— Ребят, ребят, без командира не начинать! А то знаю я вас — вам только волю дай, всё вылакаете!

Наконец почти вся боевая эскадрилья — девять человек — расселась на скамейки за деревянным столом.

— Ну, Мятников, давай за здоровье твоей красавицы! Молодец девчонка — уважила летчиков! — поднял первый тост комэск.

Алюминиевые кружки со стуком сомкнулись.

— М-м-м-м, какая вещь получилась! Настоящая домашняя наливка!

— Да еще и ягоды впридачу!

— И выпивка, и закуска сразу!

— Ну, Мятников, повезло тебе с невестой!

Женя залился краской.

— Ба, мужики, гляньте — он одного цвета со своим орденом!

— Да ладно тебе, не смущай пацана.

— Стой, ребята! Я тост скажу!

— Валяй!

— Ну, Мятников, чтоб мы так на твоей свадьбе пили! Чтоб вам с красавицей твоей еЛОСЯ, пиЛОСЯ, спаЛОСЯ...

— ЛюбиЛОСЯ! — подхватили остальные.

— За ЛОСЯ, мужики!

— Эх, хороша наливочка! Это тебе не сироп из военторга...

— А тэпэр я скажу! А вы слющайте! — поднялся гибкий и смуглый Тенгиз.

— Ну, счас Чхеидзе скажет!

— Он мастер!

— У них на Кавказе все мастера!

— Глянь, Заяц, как он кружку держит! Ну чисто рог с вином!

— Слющайте же, арлы! Шел аднажды чабан по горам, вел атару авэц. Вдруг прылетел арёл, ухватил барана и взмыл в небо. Чабан взял ружжо, выстрэлил. Арёл упал, а баран палэтел дальше. Так выпьем же за то, чтоб бараны нэ лэтали, а арлы нэ падали!

Снова стукнули кружки. Котелок стремительно пустел.

— Сам придумал?

— Зачэм сам? Учитэл мой этот тост очэн любил.

— Какой учитель? По математике или по географии?

— Вах-вах, зачэм абыжаешь? — Чхеидзе расправил воображаемые усы. — Мой учитэл. Каторый мэня лэтат выучыл!

— Женька, передай своей красавице наше большое человеческое спасибо!

— От всей нашей — ик! — эскадрильи!

— Напишу, — улыбнулся Женя.

— Так, орлы, — поднялся комэск. — Отбой трубят — слышите? Синоптики на завтра "ясно" обещают. Чтоб с утра были как огурчики! А то от полетов отстраню.

....— А поскольку мы добра не забываем, то вот тебе — от нас гостинчика! Принимай!

И Заяц вручил Майке противогазную сумку, туго набитую всякой вкуснятиной. Чего там только не было! Тушенка, американская ветчина в плоских банках с ключиком, датские галеты, какое-то печенье, американский шоколад, какао в жестяных банках.

— Ой, ребята, да куда мне столько?

— Ничего-ничего! Бери! — велел Женя. — Подружек угостишь. Мы нарочно для тебя собирали.

Дальше помнились какие-то обрывки. Подошел знакомиться молодой курчавый техник в рабочем комбинезоне.

— Доктором будешь? Ну, коллеги, значит. Вы людей лечите, а мы — самолеты.

— А они что — живые?! — поразилась Майка.

— А ты что думала? — подхватил Мишка. — Конечно, живые. Болеют, лечатся, любят и скучают. Совсем как люди.

Девушка недоверчиво хмыкнула.

— Еще скажи, что хозяина встречают и целоваться на радостях лезут! А мальчиков от девочек как отличаете?

Хохот.

— А по характеру! — словоохотливо пояснил техник. — Была у меня одна "Лавочка" — ох и цаца, ох и недотрога, прям гимназистка! Уж и не выразись крепко при ней — тут же капризничать начинает! Вот глянешь на такую — сразу видно: девица.

"Какой типаж! — восхитилась Майка. — Это надо нарисовать. Да поскорее, а то забуду!"

Она попросила у Жени карандаш и листок бумаги. Кто-то протянул ей планшет. Сообща нашли цветные карандаши.

Пристроив планшет на коленях, она быстрыми штрихами набрасывала шарж: техник стоит на стремянке перед самолетом и выслушивает его, приложив к фюзеляжу огромное ухо: "Дышите! Не дышите!"

Майка давно уже не рисовала, но сейчас с удовольствием понимала, что не разучилась.

— Вот!

Летчики передавали рисунок из рук в руки, смеялись, хвалили, что-то подправляли в очертаниях самолета.

— А теперь меня нарисуй! — высунулся Заяц. — Какой я дома буду!

Майка спорить не стала. Из-под карандаша вышла новая картинка:ушастый заяц в гимнастерке летит на "У-2". Во второй кабине сидит дородная зайчиха в цветастом сарафане и с ней пятеро зайчат.

Распрощавшись с товарищами, Женя увел Майку в городской сад.

— А чего ты стушевалась поначалу? Что, ни разу не видала столько мужчин в форме? У вас-то все в пижамах! — поддел он.

— Да видала, — не полезла за словом в карман Майка. — И в форме, и без формы, снаружи... Ну, кой-кого даже изнутри приходилось.

Она, конечно, приврала. В операционную ее не пускали. Но наблюдать Женино смущение было приятно.

— Цыпленок...

Женя обнял Майку и поцеловал.

— Вырос... И целоваться научился.

— А ты — нет. Научить?

— Научи...

...— Вот расформируют нас — домой с тобой поедем. Вместе.

— Поедем. Только я в Москву не хочу! — быстро сказала Майка. — Не хочу к маман! Ну ее совсем!

Рассказывать про мать, про ее нового мужа, про то, что жить с ними ей будет невыносимо, она сейчас не собиралась.

— А чего хочешь? — тихо спросил Женя.

— Платье! — на ходу выдумала девушка. — Туфельки! И чемодан конфет! Знаешь, как мы с Настенышем в развалинах конфеты искали?

Госпиталь тогда всего пару дней как приехал в городок. Однажды Настеныш с таинственным видом поманила к себе Майку:

— Конфетку хочешь? — шепотом спросила она.

— Хочу!

Настеныш вынула из нагрудного кармана карамельку в бумажке с нарисованной розой.

— На.

Майка тут же запихнула конфету в рот и зажмурилась от наслаждения. Вкусная.

— Там таких много. Показать, где?

— Покажи!

Настеныш привела подружку в развалины маленького домика. Похоже, раньше тут был какой-то магазин, даже вывеска валялась внутри — "Кондитерская Шульца".

— А где конфеты? — разочарованно спросила Майка. — Тут один мусор да битый кирпич...

Настя деловито протопала к уцелевшей стене. Присела на корточки, порылась в груде щебня и битых кирпичей и ловко выкопала оттуда конфетку. Потом еще и еще одну.

— Поняла? Только бери, которые в бумажках.

— А вдруг они отравленные? — засомневалась Майка. — Помнишь, нам рассказывали?