Цена власти

— Вот это да! — Девиго широко взмахнул длинным ножом. — Ты, говоришь, здесь ещё двое с такими ножами. Где они?

— Вот один, — Хромой Ен ткнул обрубленной веткой в дикаря с пробитой головой. — А вон там, сто стрелами в спине, третий будут.

В принципе, неплохо. Девиго с улыбкой взмахнул длинным ножом. Острое лезвие с тихим гудением рассекло воздух. Компаньон витус Элюго первым заметил отблески костра на берегу. Но, вместо вожделенной деревни дикарей с детьми, девушками и молодыми женщинами, здесь оказалась всего лишь ночная стоянка взрослых дикарей. Если бы не эта чудесная находка... Преподнести такой нож самому Великому Князю, да здравствует он и правит нами вечно, не стыдно будет. Заодно очень хороший повод обратить на себя внимание. А там, глядишь, и до какой-нибудь хлебной должности рукой подать.

— Так, Хромой, — Девиго глянул по сторонам, — обыщи этих дикарей и тащи сюда эти ножи. Понял?

Ответить Хромой Ен не успел.

— А, чёрт! — Девиго инстинктивно отбросил чудесный нож в сторону.

Невыносимая боль обожгла руку и ударила в голову. Раскрытая ладонь покраснела, на коже вздулись огромные волдыри. Что за чёрт! Девиго бешено затряс покалеченной рукой. Лицо Хромого Ена от удивления вытянулось.

Чудный нож засветился в жухлой траве. Кажется, будто призрачное сияние струится из него маленькими голубыми язычками. Слегка изогнутое лезвие размякло и втянулась в рукоятку. Вот и сама рукоятка расплавилась воском в маленькую синюю лужу. Ещё мгновенье и лужица собралась в небольшой тёмно-синий шарик.

От удивления Девиго замер на месте. Ничего подобного ранее видеть не доводилось. Дальше — больше. Пылающий шарик запищал словно тысяча москитов и оторвался от земли. Колдовская вещь зависла в метре над примятой травой. Хромой Ен с диким визгом отскочил в сторону. Из-под разбитого сапога простолюдина выскользнул ещё один точно такой же пылающий шарик. Чуть дальше в воздух поднялся третий. Шарики потянулись друг к другу, но, не долетев каких-то полметра, остановились.

Это уже слишком! Девиго подался назад. Тело вожака дикарей наполнилось точно таким же призрачным сиянием. Кожа убитого засветилась изнутри голубым пламенем. Обрывки шкур, бывших некогда одеждой, на миг окрасились красным и рассыпались чёрным пеплом.

Невероятно! Происходящее кажется нереальным сном. Нечто подобное, ещё в детстве, довелось пережить в горячем бреду. Девиго поёжился. Тяжёлая лихорадка свалила его на несколько недель. Между тем сверхъестественное представление движется к финалу.

Невидимая сила поволокла тела трёх дикарей навстречу друг к другу. Трава соприкасается с мерцающей кожей и тут же рассыпается в прах. Синие шарики закружились в безумном хороводе. Тонкий писк тысячи москитов набирает мощь. Кажется, будто маленькие болотные кровопийцы увеличиваются в размерах.

Первым от колдовского наваждения очухался Хромой Ен.

— Бежи-и-им!!! — истошный вопль простолюдина разлетелся над поляной.

Хромой Ен едва не двинул Девиго локтём в грудь и торопливо заковылял в сторону реки.

Вопль простолюдина привёл в чувство. Девиго тряхнул головой. Будто бредишь наяву. Но кошмар не закончился. Словно на ватных ногах Девиго двинулся следом за простолюдином. Только поздно.

Писк исполинских москитов добрался до высшей точки и пропал. Бешенные шарики слились в синее кольцо. Тела дикарей прорезали в жухлой траве широкие просеки и соприкоснулись головами как раз под бешено вращающимися шариками.

Поздно.

Синее кольцо сжалось в точку. Исполинская голубая сфера накрыла поляну, менгов, лес. Пылающая стена призрачного огня выскочила на речную гладь. Ночной простор, лес, облака в бездной вышине и грязно-белый бок великого Утёса на миг озарила голубая вспышка.

Глава 20. Проклятие менгов

Тяжёлый судорожный вздох. Холодный воздух с трудом пробился через плотно сжатые губы. Ансив дёрнулся всем телом и пришёл в себя. Руки тут же обхватили голову. Кажется, будто под черепной коробкой во всю грохочет исполинский набат.

Превеликий Создатель, за что?

Башка трещит так, словно собственным лбом расколол не меньше тонны грецких орехов. Кряхтения и охи вылетают изо рта вместе с влажным воздухом. Ансив с трудом оторвал чугунный затылок от холодной земли.

Вроде целая. Холодные пальцы прошлись по лбу, затылку и макушке. Но, господи, как болит! Сквозь распахнутую жилетку проникает осенний ветерок. По груди, бокам и спине прокатываются холодные струи. Ансив недовольно поёжился и как можно плотнее запахнул жилетку. Зато холодный ветер вынес из головы боль. Чугунный колокол в последний раз громко звякнул и рассыпался на тысячу мелких кусков.

— Господи! — Ансив уставился в раскрытые ладони. — Я жив!

Перед внутренним взором поплыли картины совсем недавнего прошлого. Ночёвка в осеннем лесу. Такое приятное тепло от костра. Потом... Испуганный вопль часового и резкое, будто с разбегу в прорубь сиганул, пробуждение. Да! Менги напали. И-и-и... отчаянная попытка удрать в лес. Ещё почему-то запомнился бородатый менг.

Этот самый бородач вывалился из темноты. Да, точно, из темноты. Ещё, ещё он размахивал огромным медным топором. А потом... Ансив наклонил голову, указательные пальцы прижались к вискам. Потом... Потом... Потом был глухой удар в левый висок. И... И всё. Финиш. Как отрезало. Картинки в памяти настолько реальные, настолько свежие, что левый висок опять запульсировал тугой болью.

На всякий случай Ансив ещё разок пощупал виски, затылок и макушку — ничего. Совершенно ничего. Никаких порезов, шрамов или хотя бы шишек. Ансив рывком поднялся на ноги. Ладони с короткими хлопками прошлись по груди, ногам и ягодицам — всё на месте. Ранений ну совершенно никаких. А как тогда ночь, нападение менгов и, чёрт побери, собственная смерть?

Осенний ветер распахнул полы тонкой жилетки. Живот и грудь опять обдало холодом. Ансив оглянулся.

Оказывается, он стоит в центре маленькой поляны. Вокруг стена тонких молодых берёз. Несколько клёном выделяются тёмно-зелёной корой. Глубже в зарослях угадываются треугольники низеньких ёлочек. Над головой осеннее небо с серыми тучками. Под ногами, Ансив склонил голову, круг из опалённой травы. Запорошенное чёрным пеплом пятно выделяется на фоне жёлто-красного ковра из опавших листьев и жухлой травы.

Чёрт побери, что это за место? Ансив покрутил головой. Какое-то очень, очень хорошо знакомое место. Смутные воспоминания закружились в голове на границе памяти. Так! Если его голова лежала здесь. Значит... Ансив опустился на колени, правая рука принялась шарить в холодной траве. Точно! Под клёновым листом с загнутыми краями пальцы нащупали шарик, тёмно-синий шарик. Мысленный приказ, Дар Создателя тут же застыл на запястье тёмно-синим браслетом. Тогда, по аналогии, Ансив резко дёрнул голову в правую сторону.

Точно в таком же опалённом круге лежит Ягис. Сердце бешено заколотилось, Ансив шагнул к другу.

— Ягис! Ягис! Очнись! — Ансив от души шлёпнул друга по холодной щеке. — Хватит валяться. Просыпайся!

Судорожные шлепки по щекам возымели действие. С тяжёлым вздохом Ягис распахнул глаза.

— Господи! Как больно! — Ягис обхватил руками голову.

— Ничего, ничего, — Ансив помог другу сесть, — сейчас пройдёт. Потерпи чуток.

— Господи! — Ягис уставился в собственные раскрытые ладони. — Я жив!

Значит и до него дошло.

— Жив, жив, — Ансив кивнул. — И даже без единой царапины.

— Ничего не понимаю, — Ягис принялся дико озираться по сторонам. — Меня же убили. Да. Точно убили! Помню, как бежал за Саяном. И толчок в спину. Представляешь! — Ягис нервно схватил Ансива за плечи. — Я сам видел, как из моей груди вышел медный наконечник. Стрела пробила меня насквозь!

— Нет больше никакой стрелы, — Ансив отодрал руки Ягиса от плеч. — Меня ведь тоже убили. Медным топором череп проломили. Но, как видишь, сижу перед тобой в целостности и сохранность. Вот, только, где мы?

— Так, это, — Ягис с трудом поднялся на ноги, — на Утёсе мы. Да! Точно! На нем. Земли здесь, как видишь, мало, вот деревья толще и не растут. Помнишь, как мы это выяснили, когда Саян затащил нас сюда. Я ещё тогда...

— Подожди, — Ансив дотронулся пальцами до груди Ягиса, — а где Саян?

У противоположного края полянки чернеет ещё один выжженный круг, но пустой.

* * *

Сознание словно узник в темнице заперто в тёмной сфере. Тяжёлые мысли вязнут в трясине безысходности. Страха нет. Только солёный привкус безнадёги на губах. Что происходит, что творится — чёрт его знает. Саян даже не пытается обхватить его логическими связями. Разум, точнее то, что от него осталось, остервенело борется с фантомами собственной памяти. Страх нет. Только отчаянная, наперёд бесполезная попытка миновать что-то очень, очень плохое, ненужное, злое, но почему-то неизбежное и неотвратимое.

Это прошлое. Совсем свежее прошлое, зелёное, в шуршащей упаковке, но уже прошлое. Плохое, страшное, ненужное, злое, но всё равно реальное, физическое, осязаемое. Его можно даже пощупать, дотронуться кончиками пальцев, испачкаться и отшатнуться в диком омерзение.

Перед глазами тёмная ночь. На чёрном небосклоне оплывшими точками мерцают звёзды. Где-то впереди смутно угадывается кромка леса. Его невозможно разглядеть, но он там, точно. Там, куда Саян тянется, рвётся изо всех сил. Впереди спасение, такой родной, густой и влажный лес. За спиной смерть. Останавливаться нельзя. Оглядываться нельзя Вперёд и только вперёд. Но, что это? Что за преграда?

На дороге к лесу застыла размытая фигура. Силуэт дрожит, словно отражение в неспокойной воде. Кто это? Что это? Помять соизволила подсказать ответ — менг. Менг? Значит враг, заклятый враг. Он не хочет пустить под сень леса. Он хочет убить, поработить. Его можно и нужно обойти, обежать и двигаться, двигать дальше. Останавливаться нельзя. Оглядываться нельзя. Но... Неведомая сила тянет вперёд, упорно толкает в спину прямо на врага, не даёт ни обойти, ни обежать.

Враг близко совсем. На размытом силуэте проступает золотое лицо без глаз, без носа, без губ, рта и того нет. Зато прекрасно виден гранёный наконечник дурацкого копья. Но... что это? Опасное оружие вытягивается жирной чертой.

Надо уклониться, миновать копьё, но не получается. Мучительно медленно неведомая сила толкает, толкает в спину и насаживает, насаживает прямо на копьё. Боли нет. Страха нет. Но всё равно чувствуется, как кровавый наконечник рвет кожу, раскалывает рёбра, пробирается к самому сердцу.

Правая рука предала тело и медленно отпала в сторону. Нет сил стоять на вязких ногах. Тело падает вперёд, валится на колыхающую пламенем землю. Сквозь судорожно распахнутый рот вырывается фонтан кровавых ошмётков. Трудно, трудно дышать. А так хочется вдохнуть, втянуть, откусить хотя бы частичку воздуха. Такого, такого живительного, лесного, влажного.

Перед глазами встаёт старый, заношенный, грязный сапог. Потёртая кожа на голенище и подъёме вскипает кривыми бугорками. Концы размочаленных ниток нависают над изогнутой подошвой шевелящейся бахромой. Сточенный каблук рассыпается на рваные куски. Бледно-жёлтые травинки гадливыми пиявками висят на загнутом носке. На старом, дрянном сапоге жирным узором проступают кровавые пятна.

Но, что это? Тёмное сфера, в которой разгорячённое сознание бьётся с фантомами памяти, пошла цветными трещинами. Непонятые слова смутным эхом просочились до измученного разума. Хлёсткие удары по затылку разлетелись по голове ярким звоном. Колючая боль на щеках расцвела большими пятнами. И снова слова, слова:

— Саян! Ты меня видишь?!

Шлепки по затылку и боль на щеках.

— Да слышит он тебя, слышит, — возразил другой голос.

В сознание словно щёлкнул ржавый курок. Сквозь широкие трещины пробился яркий свет. Снова боль на щеках. Энергичная встряска. Тёмная сфера разорвалась на тысячи ярких осколков.

* * *

— Саян! Ты меня слышишь? — Ансив энергично тряхнул друга за плечи.

Саян по-прежнему сидит на холодной земле прислонившись спиной к берёзке и тупо пялится широко раскрытыми глазами. Отбитые щёки горят большими красными пятнами на бледном лице. Придётся опять добавить. Ансив несколько раз энергично шлёпнул Саяна по лицу.

Подействовало: выражение лица смягчилось, в глазах пропал тупой блеск как у живого покойника. Ещё парочка пощёчин для гарантии.

— Хватит! — Саян перехватил занесённую для очередной пощёчины руку. — Хватит, говорю. Я в порядке.

— Наконец-то, — облегчённо выдохнул Ягис. — Ну и напугал же ты нас. Чёрт побери.

Осторожно, словно боясь уронить, Ансив отпустил друга. Саян тут же прижал ладони к щекам. Как вдруг с удивлением глянул на правую кисть и громогласно воскликнул:

— Превеликий Создатель, чудны дела твои. Я жив!

— Жив, жив, — Ансив поднялся на ноги. — Цел и невредим.

Словно не веря на слово, Саян провёл ладонями по голове, груди и ногам. Из одежды на нём короткая безрукавка, просторные штаны и лёгкие мокасины. В общем, в чём лёг спать, в чём убегал от менгов, в том и воскрес.

— Где мы? — Саян попытался встать на ноги, но руки лишь бессильно проехались по опавшей листве.

— На Утёсе, — отвели Ягис.

— А как мы здесь очутились? — Саян наконец-то сумел подняться на ноги, хотя по-прежнему опирается спиной о тонкий ствол берёзы.

— А вот это мы и сами очень, очень хотели бы знать, — Ансив в очередной раз попытался плотнее закутаться в холодную жилетку. — Я первым очухался. Поляна та же самая, что и двенадцать лет назад. Справа Ягис валяется, а тебя вообще нет.

— Видим, в траве след примятый, словно бревно волокли, — подхватил Ягис. — По нему на тебя и вышли. В общем, стоишь ты возле этой самой берёзы на карачках, мычишь что-то несуразное и башкой о ствол тычешься. Ну и... привели тебя в чувство.

— Как могли, — Ансив виновато улыбнулся.

— Да, это твой, — Ягис протянул Саяну тёмно-синий шарик.

Без лишних слов Саян протянул руку над раскрытой ладонью Ягиса. Дар Создателя вытянулся синей змейкой и скользнул Саяну на запястье.

— Саян, что теперь? — Ансив повёл озябшими плечами.

— Возвращаемся в стойбище, — Саян оторвал спину от тонкого берёзового ствола. — Вопросы потом.

— Хорошо, что хоть топать далеко на юг не придётся, — Ягис плотнее закутался в холодную жилетку.

Что верно, то верно. Глупо наступать на одни и те же грабли дважды. Воспоминания о тяжёлом возвращение к Утёсу ещё долго тревожили горькими снами. А так до родного стойбища недалеко, относительно. Если поднажать, Ансив поднял глаза к хмурому небу, то к ночи вполне можно успеть.

Не зря в своё время Саян затащил их на Утёс. Стены котловины на вершине огромной скалы гладкие, как в яме-ловушке. Выбраться из неё можно только по относительно покатому спуску на восточной стороне.

Карабкаться на четырёхметровую стену никак не хочется. Без лишних слов друзья повернули на восток. Долгая жизнь среди первобытных охотников приучила всегда и везде в первую очередь думать о выживание. Вот, дай бог, доберёмся до тёплого дома, наполним гудящие желудки горячим супом, вот тогда и только тогда можно будет подумать над причинно-следственными связями. А пока холодный ветер и сумрачное небо не располагают к долгим прениям.