— В астрале — деньги? — презрительно бросил Бельфегор.
— Но что же?
— Да ничего. — холодно отозвался демон. — Мне ничего от вас не нужно.
— Но вы же сами говорили...
— Ну говорил. Говорил, что мог бы, если б захотел. Так не хочу же.
— Так, значит, душу вам не нужно? — осторожно осведомился магистр.
— Помилуйте, на что мне ваша душа? Эта штука в астрале ещё бесполезнее, чем даже ваши деньги! Да я сам дух, да будет вам известно!
Он явно медлил уходить в стену, и Павел Андреич сообразил, что всё же что-то Бельфегору от него нужно. Вот только что? Душу он ни за что чёрту не продаст! А вдруг все эти байки про котлы с серой и чертей с вилами не байки вовсе! Фиг его знает, вывернулся этот Фауст или нет!
— Да ладно вам! — вдруг смягчился дух. — Боитесь горячих сковородок? Вы же просвещённый человек! Как можно поджаривать на сковородке душу?! Душу! Нет, я не предлагаю таких мошеннических процентов за недолгое удовольствие побыть немного молодым и резвым. Молодость вообще такая штука — проходит очень уж скоро. А потом снова всё то же — и пузцо отвислое, и ноги колесом, и радикулиты. И ради этого гореть на сковородке вечность?! Не найдётся дураков, чтобы согласились. Всё проще. Видите ли, Павел Андреич, в существовании духа есть много выгодных сторон, но материальность тоже имеет свои прелести. Кто-кто, а вы-то прекрасно знаете как распорядиться своим телом, дай я вам всё просимое. Небось, губу уже раскатили в предвкушениях! Вот и мне немного хочется побыть материальным. Знаете, я хоть и говорил про кофе, на самом деле я ни в малейшей степени не способен ощущать его вкус. Ни алкоголь, ни еда мне не дадут даже минимального удовольствия. Я могу менять одежду одним лишь желанием — вот так.
На демоне мгновенно сменилась чёрная длиннополая одежда и шляпа на шёлковый турецкий наряд и парчовую чалму. Так же быстро наряд сменился на украшенный драгоценностями камзол, а худощавое лицо духа обрамилось длинными локонами, как у Людовика Тринадцатого.
— Ну и что. — продолжил демон, возвращаясь к прежнему виду. — Ни ощущения от тонкости ткани, ни наслаждения собственным видом. Пойти в хороший ресторан, потанцевать с женщиной — всё это духу недоступно! Всё, что я могу — это только видеть, как живут другие. Итак, что хочу взамен. Вы можете предоставить мне своё тело во временное пользование. Душу оставьте себе.
— Как это?.. — тупо удивился Павел Андреич.
— Да так: вы будете всё видеть и даже ощущать, а я побуду хозяином вашего тела. Конечно, временно. Долго я не выдержу — уж больно вы неловки, Павел Андреич. Но потом я покажу вам нечто! Вы увидите настоящую магию! Только не раздумывайте очень долго, а то помимо вас найдутся и другие желающие.
Павел Андреич не успел ничего ответить и даже рот раскрыть, как дверь распахнулась и послышались голоса. Он в испуге перевёл глаза на Бельфегора — тот и не подумал исчезать. Царственным движением демон повернул свою красивую голову ко входу, и досадливое выражение появилось на его лице.
В дверях стояли Базилевский и Косицын.
— Бельфегор? — удивился Кирилл Никонович, видя, как свободно дух общается с его шефом, хотя ранее возражал против всяких знакомств.
— Лембистор?! — поразился Лёнька.
Магистр лишь безмолвно изумлялся.
— Да, мы тут некоторым образом беседуем. — туманно отозвался демон. — Однако, заждались мы вас, Базиль. Не сообразите ли нам кофейку? А то, я смотрю, наш друг совсем продрог. Зима никак на улице, а он у нас в какой-то легкомысленной толстовке. Давай, давай, Базиль! У тебя там ещё пачка печенья припрятана. А мы пойдём, не будем вам мешать.
Он встал со стула и с приветственным жестом направился к двери, не переставая говорить.
— Зачем ты здесь, Лембистор? — неприязненно спросил Косицын. Он действительно имел взъерошенный и нездоровый вид.
— В чём дело? — легко удивился демон. — Ты что, ревнуешь к нашей с Базилем дружбе? Вот, кстати, и с Павлом Андреичем я познакомился.
Косицын перевёл глаза на магистра, и в лице его выразилось недоумение. Сам магистр не знал, что и сказать, как себя вести.
— Мы тут с Павлом Андреичем имеем небольшой деловой разговор. — предваряя все вопросы, поспешил сообщить Лембистор. — И, знаете, пожалуй, достигнем консенсуса.
Он подмигнул магистру.
— О чём же, если не секрет? — поинтересовался Лён.
Тут у магистра прорезался голос:
— Кирилл Никонович, почему в кабинете посторонние? — строго спросил он Базилеского. — Разве вы не знаете, что вам доверены материальные ценности?
— Я просто подумал... — занервничал молодой учитель. — Ему же некуда деваться. Ну дайте ему пожить немного в лаборантской, пока всё развеется!
— Как это "пожить"?! — рассердился шеф. — Кирилл Никонович, вы превышаете!
— Павел Андреич, — вымученно заговорил Базилевский. — ну неужели в вас нет ни капли милосердия! Куда он денется — у него же теперь даже дома нет! Ну что-нибудь придумаем потом. Ну хоть на сегодня! Я маме позвоню и буду на ночь забирать парня к себе домой.
— О чем ты говоришь, Кирилл?! — поразился Павел Андреич. — Какая мама?! У тебя с мамой на двоих однокомнатная хрущёбка!
Магистр уже надулся и побагровел, намереваясь прочитать проповедь молодому коллеге, как в разговор опять вмешался Ленька.
— Не в этом дело. — спокойно сказал он. — Я полагаю, Лембистор предлагал вам что-то?
— Это моё второе имя. — любезно сообщил демон.
— В ваших интересах не соглашаться ни на что. — игнорируя его, продолжил Косицын. — Вас обманут — это точно.
— А вам.., то есть тебе, откуда это известно? — с подозрением спросил ведущий маг Кризисного Центра.
— Я давно знаком с Лембистором. Он — демон. — по возможности кратко изложил Косицын. Рассказывать о том, какие именно приключения у него случились по милости весёлого демона-затейника, было не только бессмысленно, но и опасно — мало психушки?!
Базиль лишь молча переводил глаза со своего тайного гостя на шефа и, по-видимому, совершенно ни во что не врубался. Разговор как-то внезапно перескочил на другую тему, и Кирилл Никонович решительно не понимал, о чём могли меж собой столковаться такие разные личности — легкомысленный астральный дух Бельфегор и прагматичный до занудства Павел Андреевич.
— Ну что, Павел Андреевич, решайте. — просто сказал демон. — Я ухожу и больше не вернусь. Никакие ваши наговоры не вызовут из астрала даже дохлой крысы. Я здесь был проездом и решил открыться вам по причине совпадения наших с вами интересов. Нет, так нет — я ухожу.
— Я согласен. — прохрипел магистр.
— Вот и правильно, душенька. — согласился Лембистор. — Пойдёмте, подпишем договор. Ведь ты делец, Павлуша, точно делец.
— А вы, мон шер, — сладенько пропел он Лёньке. — можете считать программу завершённой. Начинайте потихоньку торжества, мы позже подойдём.
Астральный щеголь уверенно погрёб на выход, подталкивая перед собой слегка одурелого магистра — тот вдруг утратил всю свою деятельность и живость.
— Так Жребий кончился? — не веря себе, спросил Косицын.
— Абсолютно. — заверил его демон. — Я получил то, что хотел, и случилось это в действие Жребия. Ты свободен.
Он вышел и утащил за собой осоловевшего магистра, а Лён и ничего не понимающий Базиль остались наедине.
— Что всё это... — растерянно начал Базилевский.
— Кирилл Никонович. — с улыбкой обратился к нему ученик. — Кажется, мои проблемы разрешились, и вы можете больше не беспокоиться за меня. Теперь у меня есть куда деваться.
— Это точно? — недоверчиво спросил учитель.
— Это точно. — уверенно ответил ученик и вышел, не желая сводить Базилевского с ума зрелищем переноса в Селембрис.
* * *
Рая Косицына была счастлива, насколько было ей доступно чувствовать себя счастливой. Эта женщина всю жизнь считала себя обойдённой судьбой — всё лучшее доставалось другим, а на её долю выпадали только лишения и страдания. Несправедливо её муж был обойдён решением жилищной комиссии по месту его работы — их комната в общежитии была самой удалённой от кухни и санузла. И на работе Колю обходили — платили мало. И соседи по общежитию были людьми склочными — они вечно придирались к Рае и её детям.
Но вот теперь, кажется, судьба к ним повернулась лицом. Когда Рая узнала, что на Николая навешивают какого-то там неизвестного сына, она пришла в негодование и ужас. Какая им опека?! Они едва со своими-то справляются. Но, потом тётка из опеки им сказала, что они могут теперь занимать жилплощадь опекаемого, а это большая двухкомнатная квартира с раздельным санузлом и большой прихожей. Это было, как подарок. Но, как водится, в чистом виде радости и счастья не существует — к жилплощади прилагался противный парень с дурным характером и выразительной биографией. Он с первых же дней стал портить Рае существование. Сказать, что она его просто боится, было бы недостаточно — Рая боялась его до безумия. Его мрачные глаза всегда вызывали в ней дрожь. Он был неприветлив, резок, с детьми просто груб. Она боялась, что он что-нибудь сделает с ними, а муж был бессилен что-либо предпринять. Оставалось только ждать, что в восемнадцать лет его призовут в армию, а из армии можно и не... Тут Рая замирала и предавалась приятным фантазиям на тему армейской дедовщины. Там его научат...
Но ждать этого было слишком долго — года три-четыре. За это время она сойдёт с ума от страха. Был момент, когда она вдруг решила, что судьба вновь подарила ей шанс на спокойную жизнь — это когда на опекаемого завели следствие. Но итог был ошеломляюще ничтожен — всё дело развалилось. Рая стала плакать и жаловаться мужу. Всё это было бессмысленно, но всё же давало какое-то утешение.
И вдруг, как гром с ясного неба: сын мужа настоящий псих! Тут-то Рая по-настоящему перепугалась: а ну вдруг ночью зарежет её и детей! Но Коля ей сказал, что это шанс: сыночка запичужат в психушку надолго — года на два, а то и больше. Это всё, конечно, хорошо — пара лет спокойствия, но Рая задумалась о другом: а как его с такой справкой в армию потом возьмут? А как на работу потом он будет устраиваться? Не будет ли он потом всю жизнь на их шее сидеть и дармоедствовать? Но Коля что-то упорно твердил про витаминчики и про то, что государство их не бросит.
Все эти мысли очень мало способствовали хорошему настроению, так что надежды Раи по поводу предстоящих двух лет спокойной жизни были изрядно подпорчены. Но всё же два года — это тоже что-то. Она себе представляла, как хорошо они будут жить всё это время, только квартплата очень уж высокая, да ещё за этого Леонида платить! Неужели нет законов, чтобы делать скидку опекунам?! Они всё-таки взвалили на себя чужую ношу.
Думая всё это, Рая в который раз медленно обходила комнаты, коридор и кухню. Не верилось, что всё это принадлежит им. Такой простор!
Женщина проводила рукой по косякам и стенам, оглядывала потолки. Всё-таки несправедливо было, что в такой квартире этот парень и его мать жили одни, а Рая с детьми и мужем ютилась в комнатке общежития.
Обойдя детскую и заглянув через окно в лоджию, Рая залюбовалась городской перспективой.
Никто ей не мешал наслаждаться счастьем, и это само по себе было удивительно — не то, что переполненная кухня общежития и вечный детский визг в коридоре, от которого болела голова. Здесь так тихо и тепло... А эта закрытая лоджия — теперь летом Рая будет дышать свежим воздухом прямо дома, не нужно будет тащиться на улицу. Дом стоит на тихом месте — ни дороги под окнами, ни детской площадки. Можно будет вынести в лоджию кресло и сидеть там с чашкой чая. Синоптики обещали вскоре наступление тепла — только начало мая ознаменовалось холодом и дождями, а далее температура полезет вверх и настанет блаженное тепло. А чего тянуть? Сегодня же она попросит Николая перетащить в лоджию кресло. Боже, как хорошо — его здесь нет!
Она оторвалась от созерцания весенней мути за окном и вернулась к комнатной обстановке. Как замечательно, что им даже не пришлось тратиться на мебель — всё досталось им от прежних хозяен. И это Рая понимала, как благодать от судьбы.
Всё было хорошо, только тревожил её диван этого Леонида. Диван как диван — совсем новый ещё, обивка чистая. Только было в нём что-то угрожающее — недаром мальчики говорили, что сын мужа заговорил его. Во время посещения участкового выяснилось, что он устроил в этом диване склад своих вещей. Прятал, значит, свои вещи и свою еду от них! И вот, когда этого беспокойного верзилу сплавили в психушку, Рая с мужем попыталась заглянуть в этот диван. Ведь там хранятся продукты — начнёт портиться! Но, справиться со своенравной вещью не смогли — диван не открывался, словно его действительно заговорили. Всё это вызывало у Раи чувство тревоги — она хотела бы избавиться от этого дивана, но было жалко почти новую вещь. Ведь на нём мог спать Петя.
Рая вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Теперь на очереди был туалет — чудесное тёплое помещение с кафельными стенами и прекрасным белоснежным компактом. Она уже хотела включить освещение, чтобы полюбоваться плиткой, как вдруг в оставленной только что комнате что-то произошло.
В щели неплотно прикрытой двери раздался какой-то странный звук — словно толкнули стул. В испуге Рая вновь открыла дверь и вошла в комнату. Что такое? Может, замыкание в электропроводке — пожара им только не хватало!
— Говорила я ему — убери компьютер, пока детей током не дёрнуло! — забормотала она, а в следующий миг застыла, враз лишившись всех ощущений, кроме чувства глубокого ужаса.
В комнате, которую она только что оставила, кто-то был. Сначала Рае мешал свет из окна, и фигура незнакомца показалась тёмной. Вор — подумала Рая и пришла в панику, представив, как он сейчас начнёт её душить. Но всё было гораздо хуже.
Человек стоял, нагнувшись перед поднятым сидением того дивана, на котором ранее спал этот Леонид. Услышав тихий скрип двери, он выпрямился, обернулся, и на Раю глянули два пронзительно-ярких глаза. Это был он — Леонид! Откуда он взялся, как проник сюда?! Эти мысли вихрем пронеслись в сознании женщины, и она безмолвно застыла в дверях, в ужасе глядя на сына мужа. Все её тайные ночные страхи, когда чудилось ей его страшное возвращение и последующий за тем кошмар, стали явью.
Мельком глянув на неё, сын мужа гнусно усмехнулся и вернулся к своему занятию. Он доставал что-то из дивана и складывал в пластиковый пакет. Закончив это недолгое занятие, он снова выпрямился и в упор посмотрел на Раю своими колдовскими глазами. Она сообразила, что сейчас он направится к двери, чтобы выйти, и поспешно скользнула в сторону вместо того, чтобы бежать из комнаты без оглядки.
Трепеща от ужаса, Рая притиснулась к стене своей хлипкой спиной и прижала холодные руки к животу. Ей казалось, что в тот момент, когда он будет проходить мимо, его ненависть поразит её, и упадёт она, словно подкошенная, на пол, бессмысленно глядя в потолок побелевшими от ужаса глазами. Николай вернётся, а она лежит — безмолвная, со вздыбленными волосами, с судорожно прижатыми к груди бледными руками, являя собой вид чудовищной трагедии. Как запричитают и заплачут дети, как муж будет трясущимися губами шептать ей что-то, но будет поздно — она уже будет недвижима.
