Фиби Принс. The part to happiness.

Ни одной мысли в голове. Чарли по прежнему ловил каждое изменение моего лица, но не открывал рта.

— Помнишь, — хриплым тихим голосом вдруг прошептала я. — ты проиграл мне желание?

Непонимание отразилось на его лице, но потом осознание проскользнуло, сменяя эмоции в глазах. Но отчего-то он не стал отвечать.

— Я хочу, чтобы все вернулось. Как прежде, помнишь?

Его рука медленно поднялась, приближаясь к моему лицу.

— Снова эта челка, — он лениво убрал волосы с моих глаз и осторожно улыбнулся. — Мышка.

После занятий вдвойне не хотелось домой. Не было желания сидеть в четырех стенах. Но медленно бродя по улицам города, все напоминало о блондине. Я не могла успокоиться или выбросить его из головы. Мне его не хватало. Как побороть это я не знала. Слезы стояли в глазах, потому что все напоминало о тех днях, о немногочисленных, но все же прогулках. Парк аттракционов, маяк, берег, чья-то лодка, но в воспоминаниях всплывал тот день. Мост, с которого хотелось спрыгнуть. Облегчить жизнь, казалось, это поможет. Лес, моя опушка, озеро, дуб, аллея... Везде воспоминания, от которых больно и тоскливо.

Солнце светило ярко, и ветер едва заметно колыхал ветки деревьев. Внутри меня шла борьба. Я верю, что все образумится и станет прекрасно, как бы ни было сейчас. Но так сложно отказаться от памяти, от чего-то дорогого. Как можно находиться в местах, которые хранят те моменты? Я не знала.

Почти подойдя к зеленому дубу, я остановилась, будто бы только очнулась. Казалось, я сама не знаю, как здесь оказалась. Невидимая рука, ну, или нога смачным пинком, привела меня сюда. Словно насилу удалось уговорить что-то внутри, сомнения отступили назад. Но сделав шаг вперед, я вновь остановилась и, справившись с дрожью в коленях, быстрыми шагами стала удаляться от аллеи.

Я не смогу сойтись с воспоминаниями, которые чувствую, сейчас меня бы затопили. Нет сил подойти к Дори и не услышать его голоса, понять, что я видно действительно сумасшедшая. Впрочем, есть много причин, по которым я могла получить дозу боли. Шприц в вену, воспоминания перед глазами... одно и то же.

Слезы, капающие из глаз, я заметила только когда остановилась перед дверью. Трясущейся рукой я не могла попасть в замок, и устав пытаться опустилась на колени. Голова безвольно повисла на плечах. Грудь поднимается от резких вздохов и выдохов. Отчего же не слышно рыданий? Наверное, это была та истерика, при которой как не старайся, не вырвется ни звука, хотя ты можешь кричать, бить руками все, что только пожелаешь, можешь пинать ногами мебель, орать и биться в конвульсиях. Где та реальность? Она ускользает, и сейчас перед глазами нет ничего четкого и осмысленного. Только круги и размазанные предметы.

Ноги дрожали при попытке встать и ничего не выходило. Еле совладав с собой, я остановилась в холле, держась за стену и дрожа. Рот безмолвно открывался в рыданиях, но где же они? Медленный выдох и спокойный вдох. Тут же я заплакала на взрыв, казалось, вся улица это слышит. Так стало легче, когда эмоции выходят из тебя. Когда можешь издать крик, выплеснуть злость, ненависть, обиду.

Я медленно присела на колени и коснулась лбом прохладного паркета, и била кулаками по нему. Внутри бушевало желание просто-таки раздробить его в клочья. Хотелось сделать кому-то так же больно, как и мне. Увы, я одна. Качаясь, я встала, влетая на кухню. Меня носило из стороны в сторону, и вдобавок ко всему — разводы перед глазами. В резких и неуклюжих движениях я упала, ударяя колени, перед нижним ящиком, где лежали старые тарелки. Выудив пару штук, я взяла одну силясь рассмотреть ее через пелену слез и резко бросила на кафель. Послышался звук разбиваемой на осколки посуды. Громкие всхлипывания вырывались из груди, заставляя трястись. Вслед отправилась вторая тарелка, третья...

Когда долгожданное спокойствие появилось в душе, я очнулась. Я лежала посреди кухни в окружении осколков. Мелких, крупных. Что-то неприятно кололо руку и одну из щек. Я медленно поднялась, осматриваясь и, поняла, что слегка переборщила с посудой. Утерев мокрые щеки, пришлось встать и пойти за веником. Уж очень не хочется объяснять домочадцам, что здесь произошло. И хотя некое чувство еще сотрясало внутренние органы, неизвестно откуда взялись силы вновь не зарыдать.

Теплый воздух порывами врывался в комнату через распахнутое окно. Персиковая тюль волнами вздымалась, а тяжелые портьеры апельсинового цвета были собраны так, чтобы не закрывать окна. Я медленно опустилась на кровать и закрыла глаза. Воздух со свистом выходил из горла. Перед глазами снова появился образ Лойта. "Не нужно усугублять все дальше...", "...Я не могу...", "Это действительно было непозволительно". Я видела, как двигаются его губы, как меняется лицо и эта... эмоция в глазах. Холодный пронизывающий взгляд. Никогда он не позволял себе так смотреть на меня.

Я распахнула глаза и яро замотала головой, прогоняя наваждение. Но только стоит закрыть их, как появляется он и смотрит на меня, укоряет. Я села на постели и обхватила руками голову, сильно зажмуриваясь. Парень отвернулся, и едва я успела уловить вину в глазах, чувства во льду.

Продолжать лежать, не было сил. Прерывисто выдыхая, я зашла в ванную, смотря на красное от слез и истерики лицо в зеркале. На щеке небольшой порез, видимо поцарапалась об осколки посуды. Руки оперлись в края раковины, и я простояла так минут с десять, пока не очнулась. Вода потоком лилась из крана, изредка отбрасывая брызги в разные стороны. Они попадали на руки и одежду. Но я ничего не замечала. Стакан дрожал в руке. Хрусталь отбрасывала блеск и будто бы пускала зайчиков. Вода заполнила его с шипящим звуком, а дрожь усиливалась. Я поднесла наполовину заполненный стакан к глазам и всматривалась в пузырьки, которые мгновенно лопались. На заднем плане шумела вода, и я снова очнулась, заполняя стакан водой до верха. Рука тряслась, и жидкость выплескивалась волнами, переливалась за края. То в одну сторону, то в другую. Словно маленький шторм. Быстро поднесла его к губам, я отпила воды жадными глоткам. Хрусталь стучала, ударяясь о зубы, от того что рука неимоверно дрожала.

Ледяная вода стекала струйками по горящему лицу. Я стояла у единственного окна в моей ванной и смотрела на заросший травой задний двор. Никогда нам с мамой не было дела до дворика. Передняя часть, конечно же, была ухожена, но вот задняя. Где-то в зарослях стоял старый ветхий покосившийся стол, оставшийся от старых жильцов и пара таких же дряхлых лежаков.

Спустя минуту я уже лежала на одном из них среди травы, которая была, наверное, выше моего роста. Зеленая густая и неостриженная. Я в зарослях, самые настоящие джунгли. Никто меня не найдет тут, я в этом уверена. Всматриваясь в небо, я думала обо всем и сразу, мысли заменяли одна другую. Чувства наполнили доверху, и я то и дело жмурилась и трясла головой, отгоняя неприятные воспоминания. Проведя в этом месте около часа, а то и больше, я услышала, как входная дверь открылась и кто-то вошел. Скорее всего, братец вернулся. Черт, он понял, что я дома — дверь была не заперта, а мама возвращается не так рано. Полежав в тишине еще около получаса, я просто грелась в лучах солнца, которые едва ли попадали в мое убежище, хотя пространство было открытое, но вот трава мешала и одновременно спасала от палящих струй. Ломаные и прерывающиеся, они попадали на меня и тут же скрывались, а на смену одному лучу появлялся другой. Брэд что-то готовил на кухне, это было слышно через открытое окно, вопреки тому, что выходило оно на подъездную дорожку.

Я терла виски и старалась себя переубедить. Сталась найти ту лазейку, благодаря которой смогу что-то сделать, смогу стать "бесчувственной", перестану мучить себя. Где-то на поверхности сознания я слышала звук звонившего телефона, и только крик брата смог вывести меня из задумчивости и полудремы.

— Фиби, твой папа звонит!

Я подскочила, выбираясь из личной чащи и через черный выход, подошла к телефону. Брат меня не видел, поэтому с испуганным видом передал мне трубку и одними губами спросил: "где ты была?".

— Алло?

— Привет, Фиби. — послышался голос отца. Такой родной, бодрый и чистый.

— Ты долго не звонил.

— Работаю. — ответил он, будто бы это все объясняло и было уважительной причиной.

— Новая книга?

— Да, я вышлю тебе оконченный вариант. — с улыбкой ответил он. — Фиби, твоя мама звонила...

— М? — я оперлась спиной о стену и с интересом рассматривала потолок.

— Позволь маме быть счастливой. — с заминкой произнес он. — Ты ведь большая девочка.

— Я знаю, папа...

— К чему весь цирк, детка? Ты же должна понимать, что мы с мамой давно уже не живем вместе, да и никогда не будем. Маме нужен мужчина. Ты боишься чего-то?

— Нет-нет, папа! Просто, мне сложно. Но я ведь в любом случае ничего не смогу сделать.

— А мама переживает.

— Я... ведь понимаю. Просто нужно было время.

— Ты у меня самая лучшая, дочурка.

— Я люблю тебя, пап.

— Я люблю тебя. Я был уверен, что ты поймешь меня. — он выдохнул и я знала, что он сейчас улыбается. — Так, а теперь скажи мне, что это там за парень ответил мне? В твоем доме, да еще когда мать на работе?! — он стал суровым и спорим, смотрит сейчас на стену с укором, будто там стою я.

— Это Брэд...

— А мама знает? — голосом, в котором не разобрать было никаких эмоций, спросил папа. — Ох, Боже. Наша девочка действительно выросла. Время-время... — я слушала и не понимала, что он имеет в виду. На моем лице отражалось негодование. — Дочь, ты ведь ведешь себя... аккуратно? — неловко спросил Гредерик Принс.

— Что?! — догадка мелькнула во мне и я, едва сдерживая смех, прикрыла рот рукой. — Папа, Брэндон — это же твой племянник!

— Я чувствую себя идиотом, — он выдохнул, и мы вместе начали дико смеяться. С переживающим видом братец смотрел на меня, выглядывая с кухни и, снова убегая туда что-то помешивать на плите.

Над городом сгущались сумерки, когда я сидела на кровати, смотря в окно. Я пыталась разглядеть нечеткие силуэты домов и деревьев с уже распустившимися бутонами. Но на лице не играла улыбка, хотя я всегда любила такие моменты. Состояние разбитости было внутри, вокруг, в каждом движении, в каждом пустом взгляде. Неубранная постель, разбросанные вещи и остывшее какао. Во мне никогда не было определенности. У кого-то все хорошо, у кого-то ужасно, а у меня наедине с мыслями — нет ничего, чтобы заставило жить. В школе забытье, после которого всегда наступает апатия и желание спрятаться.

В глазах стоял блеск, будто бы вот-вот прольются слезы, но я уже давно поняла, что это не поможет. Как странно — люди всегда понимают, что они беспомощны, что выхода нет, что изменить ничего нельзя, что человек не вернется в их жизнь, но продолжают плакать. От беспомощности? Беспомощные люди плачут от беспомощности, какая тавтология.

Но даже понимание того, что слезы не помогут, никогда не остановит их. Люди все равно плачут. И тогда, когда думают, что не смогут больше, что их уже не осталось — они продолжают рыдать.

Метания по комнате тоже не доставляли спокойствия. Я сидела, словно ожидая чего-то, но чего можно было ждать? Наверное, это называется депрессией.

Размышляя обо всем, что происходило в моей жизни, я понимаю, что уход Лойта не есть нечто трагичное. Это не то из-за чего можно убиваться, это не то из-за чего следовало бы наложить на себя руки. Отнюдь, стоит продолжать идти вперед, стать сильнее. Но с его уходом будто кусок от меня оторвали, будто бы я уже не целая. Я удивляюсь, что он успел стать такой важной частью в моей жизни, что мне так сложно справиться, когда его вдруг не стало.

И я снова прихожу к выводу, что нет постоянности в моей жизни, в моем душевном состоянии.

Я прикусила губу, упираясь подбородком в колени. Медленно закрылись глаза, и одна маленькая капля скатилась вниз, оставляя темное пятнышко на простыне. Я глубоко вздохнула, перебирая пальцами волосы. Энджи неожиданно появилась в комнате, как обычно в своей белой рубашке. Она безмолвно подошла к постели и аккуратно присела на краешек. Смотря на меня, ее глаза оставались грустными и улыбка не появилась на лице.

— Фиби, — девушка положила руку мне плечо. — будь сильной.

Она вздохнула, и тень упала на лицо.

— Я не всегда буду рядом. — грустная улыбка искривила ее губы. Наши глаза встретились, и мне стало еще дурнее. По скомканному одеялу я подползла к ней и крепко сжала в объятьях.

— Я не хочу, чтобы ты уходила.

— Увы, я не смогу ничего сделать. Запомни, — она взяла меня за подбородок, чтобы видеть лицо и серьезно заглянула глаза. Словно заставляя эти слова впиться в мою память. — время никого не ждет.

— Я буду очень скучать.

— Я верю тебе, Фиб. Просто будь сильнее меня, найди силы пережить все то, что тебе дано.

— Очень часто мне нужно время, чтобы пережить какое-то событие. Иногда мне кажется, что я вовсе не смогу это сделать — забыть.

— В определенные моменты, всем людям нужно время. Просто помни, что я говорила.

Я тепло улыбнулась, вновь обнимая ее, так сильно, как только могла. Я пыталась запомнить это ощущение, запах пшеничных волос. Они пахни свободой и ветром, даже было ощущение запаха васильков. Такая теплая. Энджи гладила меня по голове и крепко держала. Затем она медленно растворилась, и я опустила руки вокруг пустого места. Я знала, она еще вернется. Просто рисковать бывает слишком опасно.

Галька привычно захрустела под босоножками, и мелкие камушки попадали внутрь. Меня раздражало даже то, чего не было. Я встала напротив дуба, ожидая приветствия или хотя бы чего-нибудь.

Десять, двадцать минут ожидания. Только птицы, летая над головой, щебетали. Заход солнца близился, и небо на горизонте окрасилось в лиловый медленно переходя в насыщенно-бордовый. Оранжевые полосы словно были трещинами, а иногда становились такими толстыми, что закрывали собой бордовый, плавно перетекая в его оттенки. Огромный красный круг солнца уже почти скрылся за зеленеющими холмами.

— Привет, Дори. — я замолчала, еще надеясь на тот голос, который всегда здесь слышала. Который, я верила, не был моим помешательством. — Я знаю, что ты здесь.

По аллее сновали люди, маленькие детишки играли в догонялки и прятались за тонкими стволами деревьев, удивляясь, почему их так быстро нашли.

Я обхватила колени руками, устраиваясь напротив дуба на расстоянии метра. Сейчас в других позах мне было искренне не комфортно. Я чувствовала себя потерянной и незащищенной. Я всегда находила в себе желание жить, идти вперед. Вот этот заряд и кончился, как кончается паста в ручке. Как потухает последний тлеющий уголек костра. Как смывает с берега океана песок.

Последние остатки надежд и оставшиеся развалины от моего песчаного замка разрушились. Никакого Дори, никакого Лойта, и совсем скоро никакой Эндж. Я опустила голову на руки и крепко зажмурилась. Никаких слез. Никаких истерик. Попрощайся и живи. Сглотнув, я прерывисто задышала и грудь затряслась. Было такое чувство, будто я рвусь, правда, ничего не капало из глаз. Я медленно прилегла на траву и обняла себя руками. Мне не хотелось ощущать дрожь в теле. Забытье было самым лучшим, что могло бы случиться со мной.