Сумерки богов (Мв-8)

На север я вылетел двадцать второго числа. И не в Полярный, а на Севмаш — чтобы загрузить на борт бригаду техоблуживания (прежде всего, ренген-контроль) и кораблю пройти экстренную диагностику перед походом. Летел я не один, а с Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко, у которого в Северодвинске образовались срочные дела. И на десяток пассажиров (кроме нас двоих были еще какие-то командированные на завод и по ведомству Курчатова) и какие-то ящики выделили целый "Ланкастер-Йорк" (слышал, что партию этих самолетов поставили нам англичане за Варшаву), переделанный в транспортник. В общем, летели с удобствами — можно было и поболтать.

— Кончается война, — сказал Пономаренко, — и будет совсем другой фронт. Где вы, моряки и военные, будете внешний рубеж держать — ну с этим вы, в целом, и там, у себя, справились. А мы на внутреннем попробуем, чтобы не вышло никакой перестройки.

— А нового тридцать седьмого года не выйдет? — спрашиваю. — Или сорок девятого, тоже там было, так что три раза тьфу!

— Обижаете, Михаил Петрович! — отвечает Пономаренко. — Конечно, хирургия тоже будет присутствовать, но лишь в самом последнем случае, когда болезнь уже глубоко зашла и иными средствами не лечится. А по норме — упустили мы в вашей реальности задачу воспитания советского человека! Так что подобные Макаренко или Карему Рашу из ваших времен, будут востребованы даже побольше, чем боевые офицеры. Пропаганда, агитация — и строжайший кадровый отбор. Уж точно не будет, как у вас Твардовский написал про дураков, что "и в отставку не хотят — тех, как водится, в цензуру, на повышенный оклад". Но это уже наша кухня. Что же до большего масштаба — вот вы, вашего Гумилева прочтя, так и не поняли, что же к вам попало. А товарищ Сталин понял. Ведь если этносы — это как коллективы, объединенные какой-то общей целью, и "иди сюда, ты нам подходишь", то значит, процессом этногенеза, формированием наций, можно управлять! И разрядить мину национализма, рванувшую под СССР в ваших девяностых, уже сейчас!

Откуда, например, в вашем времени взялся украинский национализм, уж давили мы его, давили? А это гнида Шухевич придумал — "героям — слава". Мразь, что в схронах сдыхала, была в его плане не более чем расходным материалом — в подтверждение мифа, что была такая украинская идея, за которую умирали "лыцари". И вот, активных боевиков передавили, как тараканов — а легенда осталась. И так и передавалась из поколения в поколение, и что немаловажно, уже по всей Украине, а не одной Галиции. И чуть ослабло — миф вылез, ожил и стал идеей. Гнусной идеей, фашизмом пованивающей — ведь выходит тогда, что лишь галичане "щирые", ну а прочие тогда кто? Но не было другой. И не было такого этноса — "украинцы"! Запорожские казаки по отношении к ним — это как карибские флибустьеры перед современным населением Кубы, Ямайки, да хоть Мексики. Не было ведь такой общности, "иди сюда, с нами, к одной цели", и чтобы общее для малороссов, донских казаков, жителей Крыма, киевлян с полтавчанами, одесситов (ну это отдельный разговор!) и галичан! При СССР эта общность, всех объединяющая, была — но как раз советская! И когда в Киеве решили поиграть в самостийность, то другой идеи, кроме как "героям — слава", просто не оказалось! Ну и приятно, конечно, было всяким там юлечкам считать, что они — великая нация, а прочие унтерменши! Под эту марку любой бред пройдет — что про великий народ древних укров, что про украинского князя Владимира, крестившего Русь.

Так не будет теперь легенды. И потому, что не будет никогда Галиция — Украиной; всячески подчеркивается, что это разные нации. И пусть орут "героям — слава", ну а Киев лишь плечами пожмет: мы-то тут при чем? Ну и глупость мы сделали в той истории, из Львова и вообще с Галичины и Волыни выселив поляков и евреев. Теперь никто их не тронет — и легенда будет против бандеровцев работать, помнят ведь во Львове июньский погром сорок первого года, как в Киеве Бабий Яр!

Аналогично, что Карельскую ССР сделали автономной — это правильно. Но отчего дальше не пошли — ну зачем нам целых три этноса в Прибалтике? Целых три коллектива "иди сюда, к нашей цели" — к какой? Это не этносы, а, по терминологии Гумилева, конвиксии, то есть некие общества со схожей культурой, и никак иначе! Так зачем им считаться союзными республиками — ясно, что поначалу было неудобно, ну а сейчас в самый раз, особенно после того, как значительная часть населении там показала к немцам лояльность. Довольно там и одной Прибалтийской Федерации, причем урезанной территориально — ну отчего это Двинск стал называться Даугавпилсом? Аналогично предполагается и в Заказказье, и в Средней Азии — нет там этносов, и не нужны они там нам совершенно! Изменил товарищ Сталин свое мнение, что всякий национальный прогресс — это благо.

— А как же новообретенные? — спрашиваю я. — Слышал, что предполагается Словакию в СССР включить. Да и здесь, на севере — Нарвик чем считаться будет?

— Областями Советского Союза, — серьезно отвечает Пономаренко. — С некоторыми культурными отличиями вроде языка. Но чтобы все живущие там прежде всего чувствовали себя гражданами СССР, обязанными ему служить. Пока мы будем сильны, это будет не в тягость, а в радость. И опустятся различия, даже в собственных глазах, до уровня конвиксий, как им и положено быть.

О многом еще поговорить успели. Благо шум от моторов такой, что рядом сидя, еще слышно нормально, а поодаль сидевшим ничего не разобрать, так что можно беседовать, не стесняясь. И летел Пономаренко в Северодвинск, потому что, как я понял, что мы на Севмаше творим, это не просто флот будущего, но и "пилотный проект", как бы сказали в 2012, по формированию нового советского человека! Кадры там уже работают, свежеобученые и подобранные макаренки и сухомлинские, пропаганда идет на качественно ином уровне... и новая контора развернулась, именуемая в разговоре "инквизицией" — нет, что вы, никого не сжигаем, а лишь, как там у Льва Толстого, "ничему хорошему не помешаем, а дурное не дозволим". И если поначалу это было связано лишь с беспокойством, а вдруг пленные немцы-станочники наших фзушников помимо профессии чему-то плохому обучат, ну еще и из Аниной сети "стервочек" что-то выросло, то теперь там такое возникло — провались сюда Новодворская, ее бы точно кондратий хватил еще до того, как она успела бы попасть в застенки кровавой гэбни!

Прибыв на Севмаш, иду в "бригаду строящихся кораблей". Еще мне Курчатов нужен, проверка реактора по его части, и кое-какое оборудование. И с заводом договариваться, кого могут отпустить в выездную бригаду — тут понятно, что энтузиазма не будет. И сталкиваюсь с Аней. Хотел к ней чуть позже зайти — но она в штабе оказалась. А обычно, когда "Воронежа" у стенки здесь нет, как мне сказали, Анечку гораздо легче в заводоуправлении найти, или в "арсенале два", или в местном отделе ГБ, или в филиале Корабелки (который тут оказался тесно связан с заводским КБ).

Говорил и повторю: восторженный взгляд и улыбка любимой женщины — это высшая награда для нормального мужика! Только что шла куда-то с деловым видом, отдавала распоряжения — но вот, увидела меня, и такое чувство, будто осветилась вся! Быстро подошла, голову мне на плечо положила на миг, на шею бросаться при всех не стала. И первый вопрос ее — откуда и надолго ли?

Объясняю. И завертелось в темпе вальса. Оказывается, моя женушка коллектив умеет строить не хуже самого строгого старшины. Тут же распоряжения — "Лена, Надя, Рита!" — узнай, позвони, уточни, обеспечь. И пошли мы дальше вместе, сначала в заводоуправление, затем в курчатовское хозяйство, машина уже ждала.

Только Аня сначала домой забежала, в нашу квартиру, здесь же, на территории. Выбежала через минуту в той же шубке, но уже в шляпке вместо платка, с алым шарфиком на шее и муфтой в руках — как на Тимиреву из того фильма похожа! "Уши застудишь, холодно ведь!" Ничего, мы же поедем, ну а пешком пройти до проходной тут совсем недалеко.

О чем мы говорили, когда наконец наедине остались — а вот это строго между нами! Провожала она меня утром, такая же нарядная, рукой шляпку прихватывает от ветра, алый шарф развевается флажком. Ты только возвращайся — я дождусь!

В Главную базу флота летели на том же "йорке". Я, еще трое флотских офицеров по делам службы и спешно сформированная заводская бригада, одиннадцать человек, со своим грузом. Долетели без приключений — Сирый, получив уведомление, уже подготовил, что можно, так что работали дружно и экипаж, и заводские. После осмотра корпуса, арматуры и, главное, реактора, решили, что на один полноценный поход точно хватит. Приняли на борт все положенные запасы. И вечером 25 февраля вышли в поход.

Наши там Роммеля добивают. А в Италии восстание, немцы из Рима делают Варшаву. И по московскому радио передали, как тогда:

"Мы уже идем на помощь восставшему Риму. И если мы не успеем, то обещаем, что тогда отомстим так, что этого не забудут. Ни один солдат из тех, которые сейчас истребляют безоружное гражданское население, не останется в живых. Нелюдям, решившим уничтожить даже христианскую веру с ее двухтысячелетней историей, не может быть прощения — и не будет! Приговор вынесен — и мы обещаем, что его исполнения ждать уже очень недолго. Мы уже идем. Ждите!"

А нам, как я понимаю, с моря поддерждать, чтобы никто не убежал? Все же будет у нашего "Воронежа" под конец трехзначная цифра побед! И "Шарнхорст" там болтается, что мы на севере так и не утопили.

Пусть Пономаренко внутри порядок наводит. А мы обеспечим, чтобы извне никто не мешал!

Анна Лазарева

На пожилую женщину, с палочкой, даже чуть сгорбившуюся, внимание никто не обратил. Ну да, в форме, и всякие там медали-ордена Великой Отечественной... ну — так ведь День Победы. Много таких ветеранов, а в медалях разбираются только отъявленные любители разной там филателии. Или антиквары, привет так и не родившемуся пока что литературному персонажу Василию Смолину. Как и его папе, Александру Бушкову — вот тот как раз родился, и даже печатается уже потихоньку, да и пора бы — уже конец восьмидесятых на дворе. Или начало девяностых? А какой вообще год?!

Старость, старость... Не потому, что старушка в обыденной жизни не горбится, выглядит гораздо моложе своих лет, может уложить здоровенного мужика мордой в землю, применив прием айкидо, а в спортзале даст фору молодым неумехам — да и тросточка, сегодня без шпаги внутри, в умелых руках почти так же опасна, как клинок, и вполне позволит отбиться от парочки хулиганов. Просто — мысли начинают растекаться. Мыслью, то бишь белкой по древу, ага. А ведь — на самое важное дело в жизни иду.

"Смешно", — думала Анна Лазарева, все еще супруга все еще адмирала Лазарева. Самый результативный адмирал в истории отечественного флота в отставке не числился, ибо решено было, что Лазарев будет служить вечно, в отставку его даже после смерти формально не отправят. "Вот сколько разной иноземной сволочи в сыру землю поклала, а получается, что самый важный выстрел по русскому сделаю. И ведь промахнуться могу, что самое смешное".

Впрочем, какой он, Василий Михайлович Петров, уроженец Новосибирска, ныне генеральный секретарь ЦК ВКП(б) — русский? Интересно, партию-то почему так и не переименовали, как в иной истории? Всего-то второе издание того Горбачева, в этой истории незамеченного вовсе. Парад Победы, несколько визитов на важные объекты... под руку с неким Рональдом Фольсомом, ныне президентом США, приглашенным на парад. И последующая "встреча в верхах без галстука". И соглашение, точнее целый пакет соглашений, устных и письменных, который должен привести СССР нынешний к варианту РФ прошлого. А точнее — несостоявшегося будущего.

Увы. Нынешнего "горбачева" поддерживают очень весомые в СССР силы. "Консерваторы", скажем так, ничего сделать не могут. И адмирал, ее адмирал... он все же очень стар. Анна получила эти сведения от одного своего воспитанника, ныне доросшего до самого что ни на есть верха. Кое-что прочитав, Михаил просто отбросил это в сторону.

"Меня предали тогда, — сказал он. — Мы с ребятами положили уйму сил на благо нашей новой Родины. Мы сделали все, что могли. Пусть теперь другие делают. А если не смогут — значит, дерьмо они, недостойное СССР. Пропади оно все пропадом. Буду читать Дюма и пить сок и кефир. Не хватало мне еще в мои девяносто куда-то бегать с автоматом".

Анна вздохнула. "Нет, это все правда, конечно. Но — не могу. Пока ноги ходят, глаза видят, руки не трясутся — не могу".

На одном из маршрутов президентско-председательского вояжа будет момент, когда эти двое из ларца выйдут на открытую местность и скажут по коротенькой, в несколько минут, речи. А в домике всего-то в шестистах метрах от места встречи, которое изменить нельзя, лежит старая захоронка времен работы во "внутренней разведке", или инквизиции, как ее ехидно именовал товарищ Пономаренко. Эх, был бы Пантелеймон Кондратыч жив... семьдесят первый, сердце. Глядя на нынешние события — начинаешь поневоле сомневаться, что сам помер. За несколько дней до смерти ведь на охоту ходил, вполне нормальную, не то что "один раз выстрелил — убил кабана и трех уток"...

И захоронок таких по Москве у Анны несколько. Она их периодически проверяет и обновляет. В этой лежит СВД с весьма приличной оптикой. Очень кстати, что не "мосинка" — одной пули может и не хватить. А дальше — авось да будет какое-то расследование, авось да выплывет какое-нибудь говно наружу, авось да получится прищучить этих тварей.

Ну, а не получится — так помните, меня зовут капитан Смоллет! Тьфу, то есть не Смоллет. И не капитан, а намного больше. Я вам не эти бесхребетники из ихней РФ 90-х. Буду отстреливать предателей, пока сил хватит.

— Анюта, солнце, ты чего?

Кошмарный сон оборвался резко и внезапно, будто и вовсе не бывал.

Анна вскочила с постели, подбежала к зеркалу. И лишь тогда убедилась, что это всего лишь сон. Ей по-прежнему двадцать два, и она еще не получила ту пулю под колено в Львове в пятьдесят пятом, потом два ножевых ранения в Ташкенте в шестьдесят первом и смачный удар лопатой по затылку от поганца Борисова на хуторе близ Таллина в шестьдесят шестом. А будет ли все это — или так и останется сном? Так ведь она запомнила ситуации, лица и имена! И некто Борисов Сергей Сергеевич, как и тот, кто называл себя Фредди Ромм, и Серебряков, еще одна мелкая гнида — получат свое с самого начала! Если только эти люди попадутся на пути — и разумеется, после самой тщательной проверки, что за ними уже числятся достаточные грехи. А если пока не числятся — будем следить и ждать, как кот у мышиной норки.

А пока что она молодая, красивая, здоровая и сильная, и сейчас сорок четвертый, победный год. А сон — нет, не может быть, чтобы он сбылся! Ведь мы же знаем, что будет, и товарищ Сталин знает, и товарищ Берия знает, и Пантелеймон Кондратьевич знает — и что-то делается уже, и будет сделано, а значит запас прочности советской системы должен быть побольше, ну никак не должно рвануть в том же восемьдесят шестом или девяносто первом! Хотя, какой там был год — но наверное, не двухтысячный, уж больно резво я там бегала для восьмидесятилетней!