Штефан отстранился от меня, задышал тяжелее и чаще, коснулся лбом моего лба, закрыв глаз. А я не могла прийти в себя, все еще ощущая на губах вкус его губ. Его ярости, страсти и одновременно нежности.
— Отойди, — сказал Штефан. — Мне нужно с ним поговорить.
Захват моей руки стал менее цепким и ослабленным. Сердце сильно билось. Но я не отпустила руки.
— Я ему ничего не сделаю, — услышала я его шепот. — Если тебе от этого легче станет... — я сглотнула, не в силах поверить тому, что он говорит, — то я не буду его трогать, — приподняв меня за подбородок, вынудил открыть глаза и посмотреть в собственные серо-голубые бездны. — Обещаю.
Я тяжело дышала, могла лишь смотреть в его глаза, поработившие мой разум и накачавшие наркотиком мое тело, размякшее и безвольное. Не верю ему... Нет, так не может быть. Не с ним. Он же тиран! Монстр и дьявол во плоти. Или же?..
— А теперь отпусти, — коротко приказал он мне.
И я подчинилась ему. Я ему поверила.
Он отстранился от меня, подошел к двери, потом резко развернул меня к себе и крепко поцеловал.
— За его ошибки будешь расплачиваться ты, — сказал он мне с легкой угрозой. — Ты готова к этому?
Я могла лишь зачарованно кивнуть, а он, оскалившись, вышел из кабинета. Я стояла, завороженная, и не тронулась с места, пока сердце не перестало размеренно и монотонно биться.
Анатолю он, действительно, ничего не сделал, как и обещал. Только после того дня я больше не видела своего друга в Багровом мысе. Как я потом узнала, его отправили в городской дом Кэйвано в Варшаве.
И я просто... запуталась. Кто такой Штефан Кэйвано? Неужели в нем действительно уживаются две сущности, две персоны? И как такое может быть!? Вроде, он прежний, тот самый Князь, который встретил меня в своем доме ударами кнута и беспощадными приказами. Жестокий, беспринципный и безжалостный властитель, хозяин чужих судеб, в том числе, и моей судьбы. Но и другой, тот Князь, который будто много лет скрывался внутри бесчувственного тирана. И то, что он сделал с Анатолем... а точнее, чего он с ним не сделал!.. О чем это может говорить? И зачем ему всё это? Хочет меня задобрить?.. Очень смешно. Зачем Князю искать снисхождение рабыни!? Но что-то внутри меня уверенно шептало, перекрикивая остальные мысли, что он делает это ради меня. Ради меня, подумать только! Ведь он сам сказал... Если тебе от этого станет легче. И его отношение ко мне... Другое, совсем другое. Интересно, он сам замечает, что позволяет мне слишком многое? Конечно, замечает, что за вопрос!? И бесится, и злится, и выходит из себя всё по той же причине, — ему это... это отношение в новинку. А я? Что мне думать? Как мне быть? Если бы он кидался словами, я бы ему всё равно верила, — Штефан Кэйвано не тот человек, что бросает слова на ветер. Но когда он действует... Это говорит само за себя.
Голова раскалывается от подобных мыслей. И как с этим мириться? И можно ли мириться с этим? А главное, нужно ли? Что это дает, — мне, ему? Это чревато последствиями. У этих... перемен нет будущего.
Но как же трудно принять эту его другую сущность! А вот привыкнуть к ней... легко. Особенно, когда ощущаешь, что понимаешь его. И в этом беда. Чужая душа — потемки, — ты можешь быть обманут.
И я не собиралась так легко верить в перемены, хотя видела их. Мало того, я их ощущала, не только на себе, но и на других слугах. Я слышала, как они шептались, будто Князь стал сдержаннее в проявлении эмоций, реже наказывал, словно закрывая глаза на проступки и "преступления". Взять того же Анатоля... И во всем "винили" меня. Меня!? Якобы, что эти... изменения в безжалостном Князе Кэйвано проявились с моим появлением в его доме. Я не оспаривала это мнение, потому что не знала, как он вел себя с другими до моего появления. Зато я могла судить, что его отношение ко мне почти год, когда я сюда попала впервые, и сейчас... стало иным. И подтверждение этому я получала даже чаще, чем могла рассчитывать.
Оказывается, Штефан Кэйвано умеет удивлять. Если захочет. Не знаю, хотел ли он меня удивить сейчас, но ему это удавалось.
И уже почти через месяц после моего возвращения, когда наши... отношения с Князем достигли новой отметки, словно перейдя какую-то невидимую черту, он совершил еще одно... открытие. Чудо для меня. И я осмелилась заговорить с ним о том, о чем никогда не думала осмелиться заикнуться.
Этот разговор с самого начала не предвещал ничего хорошего. Он был не в духе. Его чем-то расстроил Ищейка, проскользнувший в его кабинет после обеда и сообщивший, по всей видимости, дурную новость. Но я все равно осмелилась подойти к нему. Начала издалека, намекая и так и эдак, но по сути, ходя вокруг да около, а Штефан не сдержался. Не потому, что именно сегодня был не в духе, в потому, что я вывела его из себя. И понимала это. Я уже давно осознала: чтобы добиться от Князя чего-то, нужно распалить его, в гневе он способен дать такие обещания, на которые не снизойдет в холодном рассудке.
А потому, когда Штефан, не выдержав, сорвался на меня, закричав, я мысленно поздравила себя.
— Чего ты хочешь, черт возьми?! — кричал он, сверкая глазами. — Чего тебе не хватает?!
— Свободы! — выкрикнула я. — Я хочу свободы от тебя!
— Свободы?! — рыкнул он и остановился посреди комнаты, испепеляя меня взглядом. — Ты, значит, хочешь свободы, — повторил он странным голосом, больше похожим на хрип. — От меня?
А вот это уже не очень хорошо. Этот его тон, да еще и взгляд. А вот подходить ко мне необязательно! Я поняла, что пячусь, когда спиной уткнулась в книжный стеллаж. Штефан двигался прямо на меня.
— Да, — проговорила я, отчаянно соображая, что делать. — А кто ее не хочет? — главное, стоять на своём.
— Ты забыла, где находишься, Кара? — угрожающим шепотом осведомился он. — Тебе напомнить? — и, преодолев, последние пару шагов, что нас разделяли, запер меня в клетке из своих рук.
— Не думаю, что от тебя убудет, — проговорила я, нервничая от его близости, — если ты дашь мне вольную. Ну, подумай, куда я от тебя денусь? Ты всё равно найдешь меня. И к тому же, вольная оставляет за тобой право хозяина!
Мне казалось, что это веские аргументы, но так ли думал Князь? По его непроницаемому лицу ничего понять было нельзя. Он уставился на меня, испепеляя взглядом. Такой злой взгляд, а в глазах ураган чувств! Негодование, раздражение, борьба, какое-то желание, сомнение. А потом он выплюнул:
— Что ж, я дам тебе вольную, — как-то зловеще это звучит, сквозь зубы, пронизывающий холод от слов. — Если ты этого так хочешь... избавиться от меня. Будь по твоему, — а я завороженно смотрела в его мрачное лицо, на сведенные к переносице брови, плотно сжатые губы. Не в силах поверить тому, что слышала.
— Ты... отпустишь меня? — изумленно выдохнула я ему в лицо.
— Нет, конечно же, — холодно отрезал он, и теперь нахмурилась я. — Я просто дам тебе вольную, как ты и говорила. Ты станешь служанкой, а не рабыней. Поверь, есть разница, — заметив мое неудовольствие, сказал он, усмехнувшись. — Но подпишу я вольную только через год.
— Почему? — с придыханием спросила я.
— Я так хочу. Точка, — рыкнул он и дернул меня на себя, притягивая к груди. — С чем-то не согласна?
— С чем же тут можно не согласиться, — пробормотала я тихо, но он услышал меня.
— Лучше смирись. Это гораздо лучше, чем ничего, — он задумчиво сощурился. — Хотя, если ты возражаешь, я могу оставить тебя рабыней. Желаешь этого? — я отрицательно покачала головой, а он удовлетворительно хмыкнул. — Я так и знал. Поэтому возрадуйся, детка. У тебя всегда будет путь назад, — наклонившись ко мне, он зашептал в мои приоткрытые губы: — Подумай, у тебя впереди целый год.
Тут и думать нечего. Лучше возрадоваться синице в руках, а журавль?.. Он может и не прилететь ко мне.
— Я хочу выезжать в город, — заявила я, отстраняясь от него.
Играть, так по-крупному. Я сошла с ума, кажется?
— Ты с ума сошла? — озвучив мои мысли, стиснув зубы, выдохнул он. Глаза налились кровью.
— Нет, не сошла. Я не хочу сидеть в четырех стенах...
— Да ты рехнулась! — вскричал Штефан, больно стискивая мои плечи. — Деточка, а не много ли ты на себя берешь?! Ты пока еще моя рабыня, и мне решать, поменяешь ли этот статус!
— Но служанкам ты позволяешь выезжать за пределы замка, — возразила я весомо. — Почему мне нельзя?
— Потому что тебе я не доверяю! — зарычал он, наклоняясь надо мной.
— А если я пообещаю не убегать? — проговорила я после продолжительного молчания, решилась заглянуть ему в глаза. — Разрешишь покидать замок?
— Твое слово что-то стоит?
— Если я даю его сама, а его не выбивают из меня силой, то да! — гордо вскинув подбородок, заявила я.
Он молчал долго. А внутри у меня уже успело все перевернуться несколько раз. Такой взгляд! Он может равно, как свести с ума, так и свести в могилу.
— Хорошо, — сказал Кэйвано, вынуждая меня еще раз удивиться. — Тебе будет разрешено выезжать в город. Но! Под охраной моих людей.
— Ни на что другое я и не рассчитывала, — сухо проронила я, вновь пытаясь вырваться из его рук. Но он не отпустил. Даже больше, он прижался ко мне еще сильнее. Я почувствовала его возбуждение, и вспыхнула.
— Ты не хочешь поблагодарить меня за проявление милости? — проговорил он и, наклонившись ко мне, припал к моим губам.
И я, идиотка несчастная, сумасшедшая, предательница самой себя, преступница и самоубийца, ответила на его поцелуй уже через секунду, зарывшись руками в его волосы и распаляясь всё сильнее от его и собственных стонов, вырывающихся из самой глубины души. Желая получить то, что он мне предлагал.
Жестокий Князь показал мне другую сторону медали. Иную сторону своего бытия. Сокрытого от чужих глаз. Он показал ее... мне. Этого нельзя было не оценить. Он был и таким тоже наравне с беспощадным и хладнокровным обликом правителя. Но отрывать друг о друга эти две сущности одного "я" Штефана было бы кощунством. И я смирилась с тем, что он такой. Закрыть глаза на недостатки и увидеть достоинства. У него они были, и ему их показать было гораздо сложнее в силу своего положения, характера, имени, себя.
Но он переступил эту черту. Показал мне вторую личину своего "я".
И я снизошла до невозможного. В жестоком мире Второй параллели, там, где разбиваются мечты и рушатся надежды, я стала верить в чудеса.
25 глава
Холодное блюдо женской мести
Оскорбленная женщина всегда найдет способ отомстить обидчику. Будь то обычный человек или Князь Четвертого клана, но она не успокоится, пока ее эго не будет удовлетворено, а месть не подойдет к своему логическому завершению — полному уничтожению противника.
Месть униженной женщины будет тонкой, как паутинка, и изящной, как маленькая ножка, облаченная в чулок. Напрямик эта женщина действовать не будет, у нее найдется множество изощренных вариантов, как отомстить, и без притязаний на Князя. Его личность не должна пострадать, а вот личность того или той, кто вынудил ее опуститься до отмщения, превратится в ничто. Только так, а не иначе.
Решиться на подобную месть сможет не каждая женщина, а лишь та, что будет уверена в собственной безнаказанности. И только в том случае, если иного пути добиться своей цели она не обнаружит. Рисковать может каждый, а вот праздновать победу, играя с огнем, будет суждено не всем.
И когда нет возможностей отступать, приходится играть. Играть по своим правилам. Чтобы выиграть.
В миг, когда леди София Бодлер, аристократка до мозга костей, дворянка с голубой кровью, чей род был одним из первых родов-основателей во Второй параллели, утонченная и горделивая орлица, осознала, что поставленная ею цель вот-вот окажется на границе недостижения, она и решила действовать. Промедление в этот раз было равносильно гибели. А погибать София Бодлер не намеревалась. Она намеревалась прожить долгую, полноценную, счастливую жизнь, не омраченную переживаниями о недостигнутой когда-то звезде. В статусе Княгини Кэйвано. На княжеском троне. В объятьях мужчины, которого желала даже больше возвращения растоптанной им же гордости, когда тот привел в свою постель рабыню. Тот, кого она вознамерилась заполучить честным... или же бесчестным путем. Но заполучить.
Она почти достигла цели, оставалось совсем чуть-чуть, маленькие шаги вперед к тому, чтобы сломить сопротивление Князя и выйти за него замуж. Она бы добилась от него согласия на этот брак. Он почти сдался, ей почти удалось приблизиться к тому, что заполучить не только заветный титул, но и Штефана Кэйвано в свои руки. Им было хорошо вдвоем, как в постели, так и вне ее, София понимала его, она была дочерью дворянина и лучшей для него партией. Она стала бы лучшей из Княгинь Кэйвано, которых когда-либо знала история Второй параллели. Если бы не появилась она. Эта девка без роду без племени разрушила ее планы, растоптала своими рабскими ножками замки из песка и неумолимо двигалась вперед, к звездам. К главному призу, что ожидал ее на вершине Олимпа. К Штефану.
И уж этого позволить ей София была не в силах. Главный приз должна была взять лишь она!
Но ее отношения с Князем находились на грани разрыва. Она с замиранием сердца приезжала к нему, с трепетом отвечала на согласие пообедать вместе, если поступало предложение, ожидая, что Князь вот-вот отвергнет ее. Она с яростью и ядовитой ревностью смотрела на его девку, когда та попадалась ей на глаза, что бывало с течением времени всё чаще и чаще. С гордо выпрямленной спиной и злорадством во взгляде провожала ее глазами, когда девчонка, безуспешно пытаясь скрыть недовольство, смотрела ей вслед, когда они со Штефаном отправлялись ужинать. Чем они потом занимались, девица догадывалась, а София делала всё для того, чтобы она правильно обо всём догадалась.
София делала практически всё, чтобы завлечь Князя в свои любовные сети вновь, но не всегда что-то выходило так, как ей хотелось. Шли месяцы, и мало что менялось в ее отношениях со Штефаном. И это настолько вымотало ей нервы, что она психовала по любому поводу, срываясь на родителях, начавших что-то подозревать, друзьях, с которыми стала проводить все меньше времени, и даже случайных прохожих. Вначале она хотела рассказать отцу, что Князь променял ее на рабыню, что предвещало тому объяснения случившегося, но быстро остыла, отказавшись от этой затеи и осознав, что ничего, кроме ярости и презрения Штефана этим не добьется. Кэйвано найдет ответы на вопросы, и очень быстро догадается, что к чему. И тогда не видеть ей княжеского трона и титула Княгини, как и звания жены Штефана. Подобного Князь не забудет и не простит. И она сходила с ума от ощущения собственной беспомощности. Всё играло против нее, обстоятельство, время, место... она! Это был почти тупик. И это начинало отчаянно раздражать.
Она никогда не считала себя несдержанной и импульсивной, да, горячей и безудержной, но с присущей ей от рождения статью и хладнокровием отвечающей на удары и переходящей препятствия. Ей было бы почти всё равно, случись это с кем-то другим, но Штефана она упустить не могла. Только не его.