Я старался, как мог, заливаясь ночным соловьем — ведь на кону стояло немало человеческих судеб, и мне нельзя было терять время. А что может эффективнее разбудить в душе чувство любви и сострадания, как что-либо прекрасное и удивительное? Это одна и та же цепочка: вы удивляетесь красоте, затем восхищаетесь ею, в вашей душе рождается чувство прекрасного, а оттуда уже и шаг к любованию этим прекрасным и желанию его защитить и преумножить, а затем и поделиться им с другими. Даже Шираз признавал себя выродком, тянущимся к красоте.
Ведь никакого другого применения у прекрасного, кроме как делиться им с другими, нет. Конечно, вы скажете, что его иногда можно продать, спрятать и хранить в чулане, но заметьте: ни одно из этих "полезных" действий не сделает предмет восхищения прекраснее, а взаимное созерцание, прослушивание или какое-то другое сопереживание способно многократно усилить ощущение эйфории от наслаждения и даже довести вас до полного счастья. А где восторг, радость, сопереживание, там и любовь, и сочувствие.
Вот по этой нехитрой ангельской формуле я и сеял зерна сомнения в души, огрубевшие в борьбе за выживание под сумрачным небом инферно. Я надеялся, что мои чувства заразны, и говорил, говорил, говорил... о далеких и одновременно близких галактиках, о могуществе душ, творящих собственные миры, о безграничной фантазии, облеченной в самые разнообразные формы ландшафтов, флоры, фауны и просто не поддающиеся никакой классификации места обитания. Под конец я, несколько вымотавшись, увидел в глазах слушателей характерный заразный блеск мечтательной фантазии, который мы, ангелы так ценим в душах. Я чувствовал, что большинство этих людей почти наверняка потеряны для инферно. Теперь они будут устремлены к прекрасному, а туда дорога идет только через сочувствие и сопереживание.
Так что теперь мой бой с Извером не имел такого уж принципиального значения. Этот мир был заражен: люди несли в себе вирус сочувствия, который будет неизбежно распространяться среди населения, если черти, конечно, не примут превентивных мер, но даже при полном дьявольском "карантине", хотя бы эти немногие смогут ускользнуть к свободе.
Но я не привык останавливаться на полпути и, поняв по напряженному взгляду Шермана, что нам пора выходить на дело, пожелал всем присутствующим скорого освобождения от гнета чертей, а сам пошел за главным заговорщиками собираться в опасный рейд. Хотя собираться особенно не пришлось — все уже было подготовлено профессионалами своего дела: темные одежды, мягкая обувь, ножи, два пистолета и даже сажа для наведения вечернего макияжа (вот красавицы обзавидовались бы!).
Компаньоны уважительно, но немного покровительственно инструктировали меня, как тихо подкрадываться и использовать сигнальные крики, имитируя ворон. Меня так и подмывало похвастаться моими умениями в рукопашной, но понимая, что в общей тактике преследования и разведки компаньоны дадут мне фору, не стал грузить их ненужной информацией. А Шерман только хитро улыбался, понимая, что я немного переигрываю, корча из себя усердного болвана. Но ведь так же веселей! К тому же я давал людям повод проникнуться заботой к ангелу, к которому они явно стали за этот вечер неравнодушны. А любая забота как нельзя лучше вписывалась в мои коварные планы. Ох, держитесь, черти, будет вам головной боли! Прав был Шерман: пусти ангела в огород, он такого там напашет — никто потом не разберет.
Мы, как в лучших голливудских фильмах, двигались неслышными тенями в темном лесу. Примерно через час такого продвижения следовавший впереди боец поднял руку, и мы по цепочке передали сигнал остановиться. В ходе короткого совещания выяснилось, что мы уже находимся в районе сторожевых постов лагеря и два человека должны пойти на разведку, чтобы попытаться снять часового. Я не преминул напомнить мое условие, расхваливая свои способности:
— Если необходимо бесшумно отправить человека в непродолжительный сон, то я на это как раз способен. Тем более что вам грешить насилием желательно по минимуму.
Я понимал, что такие доводы кажутся всей компании дикими, но на выручку пришел Шерман. Он кивнул и подтвердил:
— Этот ангелочек голыми руками смог меня остановить, когда я в шкуре огромного волка обретался. Вы не смотрите, что он с виду плюгавый. Вид у ангелов обманчивый.
"Вот спасибо за плюгавого!" — подумал я, но вслух сказал. — Не волнуйтесь, не подведу! Но, может, мне с напарником без остановки пройти прямо к цели?
— Нет, — возразил наш военспец. — Лучше расспросить языка, как и что расположено в лагере, да и формой разжиться надо.
Вскоре мы с нашим военспецом пошли на задание. Как он вычислил месторасположение часовых, не знаю, только вдруг, идущий впереди меня силуэт, активно принялся тыкать пальцами туда-сюда, пока до меня не дошло, что он показывает на двух людей, левого из которых нужно снять мне, а правого он возьмет на себя. Напряженность момента заставила нас за несколько секунд просто виртуозно овладеть техникой разговора на фигах, и мы в деталях договорились, что он начинает, а я тут же повторяю его действия.
Он начинал просто потому, что мне было ближе добираться, а действия надо синхронизировать. Не знаю, как там, в земных армиях служат, но мой клиент просто дремал на посту. Так что мне не составило труда выйти на позицию за спиной солдата и ждать сигнала. По моим впечатлениям, других часовых в поле зрения не было.
Вскоре я услышал глухой удар и несильный "ох" дальнего часового. Мой клиент при этом проснулся и, озираясь, начал спрашивать:
— Кто... — дальше договорить я ему не дал, отправив его досматривать свои сны классическим каратистским ударом. Проверил пульс — нормально, жив. Прислушался, не среагировал ли кто-нибудь на произнесенное слово — тихо, только с места, где стоял другой часовой, послышалась легкая возня. Я понял, что все идет по плану, и нужно отнести парня к условленному месту. Взвалив нелегкую ношу к себе на спину и стараясь не шуметь, я двинулся в обратный путь.
Когда дотащился до точки, где мы расстались с напарником, тот уже поджидал меня со своим трофеем. Пока сгружал свою ношу, из леса подошел Шерман и отрапортовал шепотом:
— Вокруг все тихо, двое нас прикрывают. А у вас как дела?
— Вот, двух сняли, — похвастал наш военный специалист. — Только я, кажется, немного перестарался со своим. А как твой? — спросил он у меня.
— Нормально, сейчас будить будем! — ответил я, но меня остановили более опытные товарищи:
— Сначала нужно снять форму, чтобы потом не объясняться...
Нужно, так нужно — спустя некоторое время мы с военруком выглядели, как служивые армии Извера, а бесчувственные ребята были наспех облачены в наши обноски. Пока мы с ними ковырялись, мой солдатик решил проснуться. Наш офицер в двух словах обрисовал ему ситуацию. По виду парня было понятно, что ни в одном из этих слов он не нашел для себя ничего положительного. А зря! Я уже хотел опять поставить свою долгоиграющую пластинку о великом шансе, выпавшем на его долю, но Шерман меня притормозил и я, сбавив обороты, просто спросил, как пройти к их "великому" Изверу.
Парень немного поломался, но когда наш военрук предложил выбирать: присоединиться к нам или в расход, то быстро согласился на горячее и добровольное сотрудничество. Таким образом, мы вскоре вышли в наш последний и решительный бой под прикрытием Шермана. Он не был, как мы, наряжен в полевую форму и поэтому выполнял роль нашей тени. Связанные часовые остались под присмотром одного из бойцов. Еще один повстанец исполнял роль внешнего прикрытия. Понятно, что народу маловато, но, с другой стороны, неспециалисты только наделали бы шума, а сражаться с Извером смысл был только мне, хотя это оказалось лишь моим сугубо личным мнением, никак не поддерживаемым компаньонами.
Мы удачно прошли пост внутреннего круга часовых все по той же банальной причине — оба бойца кемарили. Даже обидно стало, для чего мы, спрашивается, узнавали пароли? Кому их теперь говорить?
Как оказалось, было кому. Когда мы деловито маршировали по лагерю — военрук впереди, а я чуть сзади, изображая его денщика, нам навстречу попался разводящий патруль. Мой "начальник" явно знал встречных и бодро ответил на произнесенный пароль. После чего последовал обмен удивленно радостных фраз, из которых следовало, что моего напарника не ждали увидеть опять в лагере, но он похвастал возвращенным доверием Верховного и невозможностью посвятить знакомых в тайные военные операции. Услышав о секретных делах, военные мигом посерьезнели и, отдав под козырек, проследовали в темноту по одним им ведомым делам.
Мы же потопали прямиком к главной палатке. Размером это сооружение тянуло на двухэтажный особняк, только что сделано было из тентовой ткани. На входе стояла пара часовых, причем, не спящих. Но это нас не смутило. Мы подкатили к ним и сходу насели с расспросами, тут ли главный, и признаниями что нам надо к нему пройти по ужасно секретному и важному делу.
Стражи от возмущения принялись пучить глаза и щеки, не зная, сразу нас расстрелять или для начала допросить. Что нам и было нужно: когда человек возмущен появлением на кухне наглого таракана, разве будет он думать о собственной безопасности? Эта потеря бдительности и была нашей целью. Мы, перемигнулись и одновременно атаковали бравых ребят. Надо заметить, мой напарник нисколько не уступал мне в быстроте. Затем внесли на плечах притихших вояк в палатку, и мой партнер по нападению заступил на пост охраны.
Ну, а я, наконец-то, добрался до своей цели, нутром чуя, что главный местный черт засел где-то здесь. В палатке было темно, только откуда-то слева доносилась незнакомая мелодия. Не мудрствуя лукаво, я двинулся на звук и вскоре уперся в стену. Пошарив руками в полной темноте, нащупал ручку двери и зашел в помещение, освещенное странным светом, похожим на электрический.
Но странности на этом не заканчивались. Сцена, представшая передо мной, была не менее странной. Слева у стены в кресле за столом, заставленным разной снедью и выпивкой, восседал весьма бравого вида офицер. Своими усами, черными кудрями, блестящими сапогами и страшно дымящей трубкой он просто напрашивался на нарицательное имя поручика Ржевского. Этому также способствовала сцена, которой этот поручик любовался: у дальней стены, рядом с обширной кроватью в медленном танце кружилась пара совершенно обнаженных дам. Заинтересовало меня и то, что музыка, под которую эти женщины танцевали, лилась из странного ящика, напоминающего собой магнитофон или радиоприемник.
Не дав себе сильно удивляться (все же это не реал, и черти могли позволить себе все что угодно), я приступил к беседе прямо с порога, как будто был сто лет знаком со всеми присутствующими:
— Забавненько тут у вас. Одно только не понятно: зачем, спрашивается, черту земные женщины? Или вы у себя культивируете имитацию половых взаимоотношений?
Извер (я надеялся, что это именно он) даже не поведя бровью, лениво ответил:
— А что, охрана спит?
— Уже спит, не без помощи, конечно...
— Тогда присаживайтесь... как вас по имени? Наливайте вина и поговорим.
Я не стал строить из себя невинную первоклассницу или матроса, прущего грудью на амбразуру. Прежде чем перейти к действиям, мне была нужна информация, а где ее было еще легче достать, чем в милой беседе? Присев на свободный стул, я налил красного вина в пустой бокал и пригубил. Опять это чертово вино было превосходным!
— Неплохое красное у вас, Извер. Можете звать меня Буль.
— Ну и имечко! — фыркнул черт, и подозвал девушек, указав одной себе на колено, а второй на меня.
Пришлось с невозмутимым видом подставить под голый зад свои мощи. Так что дальше наша беседа происходила в объятиях милых дам.
— Вы нелогичны, мой незваный гость. Через плотские утехи можно со всей сладострастностью ощутить власть над человеческим телом, — лениво усмехнулся гусар. — Тем более если ваш орган насилия, в несколько раз больше нормального.
При этих словах беса, лицо девушки, сидящей у него на коленях, напряглось и побледнело, а на лбу даже выступила испарина. Я понял, какое "удовольствие" доставляли эти утехи девицам. Дьявольская фантазия не знала границ в своих издевательствах.
— И намного вам хватает такой несчастной?
Извер удивленно взглянул на меня, услышав определение "несчастная" по отношению к девушке, но невозмутимо ответил:
— Когда как... раз десяток в среднем тянут, — потом подумал, поставил свою жертву на ноги и, звонко шлепнув ту по голому заду, сказал. — Идите в свою комнату, потом продолжим.
Когда последняя голая булка скрылась за дверью, хозяин укоризненно посмотрел на меня и спросил:
— А Вы, батенька, нечестно играете. Так-то вот, втихаря любой может закрасться к коллеге в дом. Мы привыкли выяснять отношения на поле боя, а не шпионить друг за другом.
"Ага! Этот диктаторишка принял меня за своего", — подумал я и, воспользовавшись случаем, продолжил разыгрывать из себя невинного черта:
— А я и не шпионил. И поверьте, меня никаким образом не прельщает ваше место.
— А что же тогда прельщает?
— Здесь — ничто. Просто любопытствую, куда это меня занесло? — я старался с рассеянным видом выудить важные для меня сведения. — Пожалуй, это мир чистилища, ведь души могут отсюда сбегать в астрал?
— Да такое сопливое дерьмо никто здесь и не держит! Пускай катятся на все четыре стороны, — непонимающе возмутился Извер.
А я записал в свой счет жирный плюс — дорога в астрал открыта! Теперь нужно сориентироваться, что делать с чертом. Мне не давали покоя некоторые неувязки в этом мире и даже в этой комнате. При развитии военной техники на уровне конца девятнадцатого века магнитофон, как и светильник не очень вписывались в общий план. Кроме того, еще со слов повстанцев я понял, что здесь не было индустрии, способной производить оружие и боеприпасы к нему.
— Действительно, что это я заботу проявляю? — усмехнулся я в унисон с хозяином и задал следующий вопрос. — Заметил, тут у вас все время интенсивные бои идут...
— Развлекаемся с соседом помаленьку. Знаете ли, забавно заставить рабов не только добровольно идти на смерть, но еще и полюбить тебя за это.
— Неужто вы заговорили о любви?
— Ха! Это не та любовь. Эта замешана на животном страхе, — довольно рассмеялся Извер.
— Да, конечно, — согласился я. — Но откуда у вас столько оружия? Ведь его негде производить?
— Ты что, братец, обалдел? — удивленно хихикнул черт. — На кой ляд морочить себе голову всякими производствами?
— Просто подумал, раз чистилище, то все более-менее достоверно... — попытался я побыстрее замести следы неосторожной словесной разведки.
— Достоверно, но в пределах разумного, — поучительно поднял палец хозяин и, подкрутив ус, добавил. — Зачем нам иллюзии человеческого мира? Чтобы тут душеспасительная зараза завелась?
Пока хозяин продолжал разглагольствовать, я думал о перспективах восстания. Если смогу ликвидировать этого черта, у повстанцев имелись некоторые шансы. Конечно, совсем ликвидировать Извера невозможно, но выбить его из привычного мира просто необходимо попробовать. Проблема повстанцев в другом: вооружения привносились в этот мир извне, поэтому, даже завладев территорией, коммуне придется обороняться за счет чужого оружия. С другой стороны, провиант они могли производить сами.
