Макс кивнул.
— Я ручаюсь в том же, хотя и не имею на это никакого права... Скажите, какого черта вы вообще на нас полезли? Всегда же был мир...
— Во-первых, я выполняю приказ, — сообщил Торсон. — Во-вторых, ваша сторона в гражданской войне была сочтена крайне опасной, и не только для Византии...
Торсон замолк, с явным удивлением глядя с экрана на собеседника.
Макс сообразил, что у него просто-напросто полезли на лоб глаза.
— Нет никакой "нашей стороны", — сказал он, с трудом сдерживаясь. — Я вообще не знаю, что происходит на Антиохии. И что там делает вице-адмирал Ангел, не знаю тоже, если уж на то пошло... Мы не участвовали в гражданской войне. Ни я лично, ни весь наш флот.
Торсон довольно долго молчал.
— Хорошо, что мы имеем возможность во всем этом разобраться, — сказал он. — Вы уверены, что человек, вышедший на связь — именно император?
— Уверен. Кроме внешнего сходства, он владеет всеми нашими кодами и шифрами. Я не могу представить, у кого еще может оказаться такая информация. Так что сомнений у меня нет.
— Хорошо, — сказал Торсон. — Мне вместе с полномочиями дали четкие указания: особа императора — неприкосновенна. Видимо, сейчас дело за техническими деталями... Я очень надеюсь, что мы договоримся.
— Да, — сказал Макс. — Но имейте в виду, что я с императором еще не беседовал. Мы только готовимся к стыковке.
— Я понимаю, — сказал Торсон со вздохом. — Не считайте нас чудовищами, пожалуйста. Мы подождем.
Император Велизарий был одет в черный мундир капитана цур люфт и держался скромно. От обычного капитана его отличал только изумрудный знак ордена Константина Великого на груди. Да еще бородка. Мало кто в космофлоте носил бороды.
Встречавшие гостя офицеры "Шеера" отсалютовали и застыли. Велизарий прошелся вдоль их шеренги. Он не улыбался.
— Вольно, господа, — сказал он наконец. — Я понимаю, что вы ждете новостей, и прошу вас извинить меня. Прямо сейчас я хочу побеседовать только с одним человеком — с капитаном флагмана. Примете меня в своей каюте?..
Макс вышел вперед.
— Прошу вас, ваша вечность, — сказал он.
— ...Это точно?..
Устроившийся на диванчике Велизарий сочувственно кивнул.
— Мне по должности положено быть самым информированным человеком в империи. То, что я с этим плохо справляюсь — другой вопрос... Точно. По-видимому, все население Антиохии погибло.
Макс молчал. Когда они шли сюда, ему казалось, что он готов ко всему...
Увы. Это было ошибкой.
— Что же от нас осталось?..
Велизарий вздохнул.
— Остался Карфаген — тоже не целиком, но остался. Ираклий совершенно цел, около него так и не появился ни один вражеский корабль. Плюс периферийные системы. Не так мало.
Макс молчал. Велизарий заложил ногу за ногу, и вдруг стало ясно — чего ему стоит спокойствие.
— Вы можете меня упрекнуть в том, что я не вмешался раньше, — сказал он. — И этот упрек будет вполне справедливым. Понимаете, в чем дело: я не мог использовать свою волю императора, рискуя, что ее проигнорируют. Если бы произошло такое... любой прецедент, который стал бы известен... этот механизм власти просто исчез бы. Навсегда. И мы оказались бы в комнате кошмаров, от которой потерян ключ. То есть это я так рассуждал... Я считал, что лучше уж дать сторонам выступить, по возможности связав и ослабив друг друга — и только потом вмешаться, выбрав нужный момент... Мне... казалось, что потери до этого момента не должны стать слишком большими... Простите. У вас кто-то на Антиохии... остался?
— Да.
Велизарий замолчал надолго.
— За то, что я натворил, я отвечу перед богами, — сказал он наконец. — И я, безусловно, не смогу остаться императором после того, как все это кончится. Но пока что у нас у всех есть работа. И мой императорский титул — это инструмент, который я не намерен пока отбрасывать. Тем не менее я не считаю, что имею моральное право требовать от вас чего-то. — Он еще помолчал. — Мне нужна помощь. Мне нужно несколько человек, в которых я могу быть абсолютно уверен. И я не вправе никому эту роль навязать. Я примерно объяснил вам, в чем дело, если хотите — задавайте вопросы. Любые. Если вы хотите понять, доверять мне или нет.
Собеседник все-таки помедлил. Ничего ж себе. Император тратит лично на него, Макса Рейхенау, время, которое именно сейчас стоит дороже самого редкого металла. Да еще и предлагает задавать любые вопросы...
— Кто уничтожил Антиохию?
— Ураниты.
— Зачем?
— Чтобы скрыть следы своей деятельности.
— Вы хотите сказать, что их вообще не волнуют человеческие потери?
— Я хочу сказать, что они вообще не люди.
— Очень интересно... Но убить-то их можно?
— Можно, — серьезно ответил Велизарий. — И необходимо.
— Понятно... А как с людьми, которые их поддерживали?
— Некоторые из них просто не знали, что творят. А те, которые знали, сейчас по большей части мертвы.
— Удобно... Ваша вечность, но вы ведь знали, кто это. Почему же все-таки вы не вмешались раньше? До того, как... все началось?
— Потому что я боялся, — сказал император.
Макс посмотрел ему в глаза. В спокойные карие глаза.
— Вы ведь боялись не за себя, — сказал он.
Велизарий развел руками.
— Можно сказать и так. Не знаю, насколько это честно... Страх — подлая тварь, он легко маскируется. Да, конечно. Не за себя.
Макс промолчал. Огромная усталость, усугубленная огромной — пусть и невольной — виной... Как с этим живут?
Велизарий, кажется, понял, о чем он думает.
— Как я и предупредил, я хочу понять, насколько могу на вас полагаться...
— Вы — мой император, — сказал Макс.
Велизарий покачал головой.
— Нет, не то. Этого недостаточно... и прежде всего этого недостаточно для меня. Если вы со мной... это одно. Если нет — мы сейчас выйдем из этой каюты, и о разговоре больше никто не узнает. Служите Византии. Это тоже достойно. Я хочу дать вам выбор.
Макс пожал плечами.
— Я с вами, — сказал он. — С кем же мне еще быть?..
Велизарий смотрел на него очень пристально.
— Вы уверены?
— Да.
— Вы готовы принести мне вассальную присягу? Именно мне лично? Не как императору, а как главе дома Каподистрия?
Макс напрягся.
— Готов, — сказал он.
— Это точно император?
Адмирал Бертон выглядел очень уставшим. Антону было жаль его. Такая ответственность... Они сидели в маленьком салончике на борту "Венизелоса", предназначенном как раз для таких совещаний. Вдвоем. На столике лежал планшет.
— Мы проверили изображение, — сказал Антон. — Снимков Велизария в архиве достаточно. Насколько можно судить, это он. И даже если это двойник, интересно же, во что с нами играют. Простите, не хотел вторгаться не в свое дело.
— Все в порядке, Антон... Вы мне помогли. И помогаете... Значит, они предлагают встречу прямо на Пандемосе. Вы со мной пойдете?
Такого предложения Антон не ожидал. Впрочем...
— Если считаете целесообразным — конечно, пойду.
— Считаю. Только не забудьте передать Муррею руководство дивизией. Он нас подстрахует.
— Разумеется... А если мы убедимся, что это действительно переговоры, и у императора серьезные намерения? Тогда...
Джеймс Бертон глубоко вздохнул.
— Тогда я активирую канал связи лично с Мятлевым и вызову его сюда. Такая возможность предусмотрена.
— Дай-то бог, — искренне сказал Антон. — Мы уже убили не меньше трех тысяч человек. Экипаж "Тирпица" плюс мелочь всякая. Может, этим и обойдется?..
— Антон, — сказал Бертон. — Я тоже надеюсь, что кончится и обойдется, честное слово. Но прошу вас не забывать, что мы — на войне. На нас военная форма. Даже адмиральская, — он усмехнулся. — Поэтому, если можно, давайте надежды и сожаления... оставим до мира.
— Да, конечно, — Антон вымученно улыбнулся. — Непривычно-то как...
— Еще бы... Жаль, что мы не дипломаты. А может, это как раз и хорошо. Шанс есть, и его надо использовать.
Макс фон Рейхенау внимательно наблюдал за уникальным явлением — психологическим шоком в целом флоте.
Никакие проигранные битвы никогда не давали такого эффекта.
Если бы в походе не было абсолютно исключено употребление спиртного — офицеры бы перепились.
И, наверное, это было бы к лучшему...
Сообщений о самоубийствах пока было два. Тридцатипятилетний корветтен-капитан, командир батареи с "Хиппера", у которого на Антиохии осталась семья, — он просто застрелился из револьвера. И девятнадцатилетний мичман-артиллерист с "Максимилиана фон Шпее", который, находясь на посту, разрядил на себя контакты электрощита. Хорошо еще, изолировать контур догадался, чтобы не замкнуло на всю секцию.
Получив рапорт об этом, Макс выругался и вызвал к себе двух человек. Полковника Михаила Илиеску, главного врача флота. И — старшего лейтенанта Андрея Котова.
Илиеску сам выглядел не лучшим образом. Темные полукружья под глазами были так заметны, что Макс чуть не посоветовал ему надеть очки.
— Я знаю, зачем вы меня позвали, — сказал Илиеску, садясь. — Так вот: мы сейчас имеем легкую форму реактивного психоза почти у всего состава флота. Не исключая присутствующих. Даже у тех, кто внешне спокоен, я вижу очень такое характерное замедление реакций. Медикаментозное лечение в нашем случае исключается, именно из-за массовости. Нам просто лекарств не хватит... да и если бы даже хватало, это все равно было бы неприемлемо. М-да...
Макс посмотрел на Котова.
— Андрей, а вы как сейчас себя ощущаете?
Андрей подумал.
— Да пустота какая-то. Давящая пустота. Я хорошо понимаю людей, которым от этого, мягко говоря, тошно.
— Да уж, мягко говоря... Я ведь вас позвал именно потому, что вы не антиохиец. Если я правильно понимаю, лично вы никого не потеряли. Так?
Андрей кивнул.
Макс перевел взгляд на Илиеску. Тот поежился.
— Полковник, вы ведь уже знаете, что хотите сообщить, — сказал Макс совсем тихо. — Давайте. Уж чего пугаться теперь.
Илиеску вздохнул.
— Я знаю одно лекарство, — сказал он. — Это война. Немедленная боевая операция, причем против такого врага, которого ваши люди сами очень хотят уничтожить. Это заполнит мотивационный вакуум и приведет в действие еще несколько механизмов, которые... улучшат их состояние. Все остальное ненадежно.
Макс кивнул, отметив про себя, что Илиеску так и сказал: не "противник", а "враг". И это была не оговорка.
— Насколько быстро к этому надо приступить?
Илиеску развел руками.
— Я не могу касаться стратегических вопросов. Но чем быстрее, тем лучше. Честно говоря, у меня мороз по коже идет, когда я думаю — что сейчас творится в каютах личного состава. Легкий стресс — на войне дело обычное, но когда на него накладывается еще и вот такое...
— Я понял, — сказал Макс. — Будем пока делать, что можем. — Он повернулся к Андрею. — Вот так... Боюсь, что ваши путешествия пока откладываются.
Андрей заставил себя улыбнуться.
— Я понимаю, — сказал он. — Если вам так удобнее — считайте меня добровольцем.
"Полетят корабли к далеким планетам, полетят через черный ад.
Наступает новая эра, детка — звездный джихад.
А ты думала, солнце будет светить вечно? Оно превратится в пар.
Аллах акбар, детка. Аллах акбар!" (2)
Андрей в который раз перечитывал эти строчки земного поэта, писавшего почти тысячу лет назад. В эпоху, когда космонавтика едва начиналась, а о межзвездных полетах можно было только мечтать.
Он очень смутно помнил, что такое "джихад". Ну да: священная война одной из земных религий.
...Ираклий цел. О боги. Ираклий цел. Император сказал, что там не погиб от войны ни один человек. Он знал, такая радость — эгоистична, но ничто другое его сейчас не волновало...
Что такое "джихад"?
Он приглушил свет в каюте и улегся на кровать, глядя вверх.
Священная война...
Ради какого-то мелкого демона из каменистой пустыни Синайского полуострова. Прозванного Богом. С большой буквы.
Детство человечества, да. А мы — далеко ушли от детства?
И что будет, когда станем взрослыми?
Ох, только бы война кончилась. Только бы кончилась. Если ей вообще есть конец.
— Я не люблю говорить с позиции силы, — сказал Велизарий с экрана. — К сожалению, сейчас вы вынудили меня к этому сами. И я очень хочу закончить... форсированную часть нашего разговора, чтобы перейти к конструктивному. Простите за длинные слова... Вы меня понимаете?
Президент Мятлев на соседнем экране кивнул.
— Так вот, — сказал Велизарий. — В системе Ираклия сейчас готовится к старту группа флотов "Север" под командованием адмирала Тарханиата. В недавних сражениях они не участвовали. У них идеальное состояние матчасти и полные экипажи. Авианосцев у Тарханиата нет, зато классических линкоров у него пять штук. Это "белые катафракты", если вы слышали такое название. Их цель — Глория. Остановить их вы не сможете, даже если примете ответные меры прямо сейчас. Вам не позволит расстояние — вы слишком сильно рискнули, направив сюда главные силы вашего флота... А какие у вас на Глории средства системной обороны, я не знаю. Может быть, вы и уничтожите корабли Тарханиата. Допускаю. Но достанется вам точно. Никогда не видели тени вражеских линкоров над своей столицей?..
Мятлев молчал.
Велизарий тоже чуть помедлил.
— Я не хочу, чтобы это произошло, — сказал он. — Тарханиат останется дома, если я через семьдесят две минуты передам сигнал отмены. И я... от души надеюсь, что так оно и будет.
Мятлев — наблюдавшие за разговором офицеры не поверили своим глазам — нашел в себе силы улыбнуться.
— Семьдесят две минуты — это еще много... Значит, вы знали о вторжении? Расскажете когда-нибудь — как догадались?
— Когда-нибудь, — сказал Велизарий. — У вас бы все могло получиться, если бы не катастрофическая ситуация, которая сложилась совершенно внезапно. Правда, такого быстрого развития событий я не ожидал и сам... Когда я сюда шел на яхте, я не рассчитывал попасть прямо в сражение. Я хотел просто подчинить себе корабли, находящиеся в системе Пандемоса. Мирно подчинить. А все, что мне тут пришлось вытворять — это импровизация, скажу честно.
— Удачная импровизация, — признал Мятлев. — Ваша вечность, до меня только сейчас дошли сообщения о том, что произошло на Карфагене... И на Антиохии.
— Хотите выразить сочувствие?
— Да, хочу, — сказал Мятлев. — Мы действительно собирались присоединить часть ваших планет, но совсем не для того, чтобы уничтожать людей. Скорее наоборот.
— Я понимаю... Вопрос в том, собираетесь ли вы это сделать сейчас.
Вот тут Мятлев задумался.
— Знаете, я бы сначала задал встречный вопрос вам, — сказал он. — Вы уверены, что Византия выживет? При том, что от нее сейчас осталось?.. Простите.
— Уверен, — сказал Велизарий.
Мятлев моргнул.
— То есть у вас есть какие-то еще козыри в рукавах. Более серьезные, чем эскадра Тарханиата... Вернее — вы считаете, что они есть.
Велизарий кивнул.
— Именно так. А теперь давайте поговорим о более приятном. Насколько я понимаю, вы начали эту войну по двум причинам. Во-первых, вам нужна была серьезная война как таковая, чтобы оправдать структурную перестройку промышленности и, возможно, заодно решить какие-то внутренние проблемы. Классический сценарий... И во-вторых, вы хотели... хотите... присоединить несколько планет, чтобы завладеть ресурсами. Причем не в последнюю очередь — людскими. Тоже вполне понятное стремление... Но что вы скажете, если я предложу вам решить обе задачи без всякой войны с нами?
