Она посмотрела Артёму в лицо.
— Мне снились ужасные сны. Кое-что я помню; остальное попробовала забыть. Медицина не умеет стирать память — мы всё-таки не машины. Но можно сделать так, чтобы кое-что уже не вспоминалось. Я жалею, что согласилась. Надо было просто пересилить, подождать. Миранда говорит, что вы пришли за мной, как принц — за тридевять земель. А я всё ещё не могу вас вспомнить. Но я вспомню. Мы просто подождём, да? — Она снова положила голову на плечо Артёма и он погладил её по голове.
— Да, Марина. Мы подождём.
— Я ваша хозяйка, а вижусь с вами реже остальных, — улыбнулась она. — Я исправлюсь, Ортем. Дайте мне время, и я исправлюсь. Я сейчас очень счастлива. И неважно, что случится завтра.
День 39. Agnus Dei [оглавление]
— Разрешите? — Артём постучался в дверь комнаты Глории. Она стояла у окна — действительно, и на самой площади Цицерона, и вдалеке от неё есть, на что посмотреть. Рим отстраивали не раз и не два: несколько раз он подвергался атакам настолько яростным (если нечисть способна на ярость), что спасало только единство людей и ответная ярость.
— Ортем! — она бросилась к нему и обняла. При людях, Артём обратил вчера внимание, Глория отчётливо соблюдала дистанцию. Даже подумал, не обидел ли её ненароком. — Ужасно соскучилась, — она отпустила его, но взяла за руки, не позволяя отойти. — Всё ждём, когда вы приедете в Лондон! Как только скажете — составим расписание выступлений. Вы не представляете, сколько людей хотят вас услышать! И увидеть!
Артём улыбнулся.
— Не могу обещать, хотя очень хочу!
Глория покивала.
— Я здесь ещё два дня побуду, потом — домой пора, к ученикам. И так уже много занятий перенесли, некрасиво вышло.
Артём успел узнать — не от самой Глории — что она преподаёт вокал. И сама красиво поёт — интересно было бы услышать. И — опять наваждение: все, кроме Мари, вдали от Марины отчётливо напоминали её, а поставить рядом — и думаешь: ну как могло показаться, что они на одно лицо? Все, кроме Мари, светловолосые, ростом и сложением похожи — и на этом сходство кончается.
— У вас есть на сегодня планы, Ортем? — Глория по-прежнему не отпускала его. — Хоть немного свободного времени?
— Приказали утром прибыть в военный городок. Там и узнаю.
Глория покивала.
— Покажите мне Рим! Если можно — только вы и я. Только если можно! — тут же добавила она. — Я понимаю, сколько у вас сейчас забот, — она не сказала «со всеми нами», но это отчётливо прозвучало. — А лучше — спойте что-нибудь. Что-нибудь, что я не слышала. Если получится!
— Если получится, — кивнул он, и Глория снова обняла его.
— Пожалуйста, — шепнула она. — Появитесь в Лондоне. Хотя бы на день.
— — -
Сразу после завтрака его снова «поймала» Валери.
— Неприятные новости, — предупредила она. — Помните тех двух людей, которые похитили Лилию, чтобы с её помощью найти шахты? Мы провели обыск у них в доме — оба жили в Риме — и нашли вот это, — она показала лист бумаги. — Вкратце: эта бумага даёт Лилии основания распоряжаться всем, что найдено в шахтах — как одной из наследниц. Одна беда: это подделка.
— Думаете, это Лилия?
— Нельзя сказать с уверенностью, нужна экспертиза. Если Лилия причастна и утаила это при первичном допросе, у неё большие неприятности. Если она будет всё отрицать, мы ничего не докажем в любом случае — никого из свидетелей нет в живых. Ваше мнение: она способна на подобное?
— Она очень хотела получить все те камни, — медленно сказал Артём, стараясь привести мысли в порядок. — Чтобы вылечить Юлия — к тому моменту собственные средства у неё кончились, просить было не у кого. Но потом, как вы знаете, отказалась от права на клад — хотя могла получить свою четверть по закону. Я не уверен, что она пошла бы на такую подделку, если честно.
Валери покивала.
— Мы не будем давать этому ход. Если получится. Но с ней лучше поговорить, не откладывая — могут появиться и другие фигуранты, и, если есть хоть малейший шанс, что они предъявят факты против Лилии, каменоломни ей обеспечены.
Она замолчала — хотя явно собиралась сказать что-то ещё.
— Заключать сделку я не собираюсь, — Артём ещё раз посмотрел на злосчастную бумагу. — Пусть всё будет по закону. Но если есть возможность отвести от неё удар, или смягчить последствия, я хотел бы знать, как.
— Другого мы и не ожидали, — кивнула Валери. — Приятно иметь дело с честным человеком. Мы сделаем всё, что возможно — и вначале поговорим с вами. Доброго дня, сэр Ортем!
— — -
Лилия встретила его улыбкой. Настоящей, если можно так сказать.
— Что-то срочное, Ортем? Чем могу помочь?
Артём, потерев лоб, жестом попросил её присесть, и сел на соседний стул. И изложил, вкратце, суть дела. Без обиняков.
— Я подписала бумагу, — Лилия ответила немедленно. — Когда к горлу приставят нож, Ортем, не всегда захочешь расстаться с жизнью. Им нужна была возможность давить на меня, если я вдруг передумаю, или сообщу властям.
Она закрыла глаза.
— Если это может ударить по Марине или вам, я пойду и признаюсь прямо сейчас. Всё равно я не докажу, что подписала под принуждением. Тем более, там было ещё два свидетеля. Такие же охолы, но кто после этого поверил бы мне на слово?
— Идёмте, — Артём взял её за руку. — Скажите им правду. Только на самом деле правду, без утайки. Помните, Марина спрашивала вас, всё ли вы сказали?
На этот раз Лилия не стала прятать лицо в ладонях. Просто кивнула.
— Я не стану говорить ей, если дело не дойдёт до суда. При одном условии: вы сейчас пойдёте и расскажете им всё. Абсолютно всё. Знаете такую поговорку: «Обманешь меня однажды — позор тебе; обманешь дважды — позор мне»?
— Теперь знаю. Да, идёмте, — Лилия встала. — Покончим со всем этим прямо сейчас.
— — -
— Подпишите, госпожа Корту, — помимо Валери и Марселины, в комнате при допросе присутствовала Марина — положено по закону. Ничего не отражалось на её лице. Вообще ни одной эмоции. — Прочтите, всё ли верно записано с ваших слов, и подпишите.
Лилия прочитала и подписала.
— Госпожа Корту, — Валери показала ей бумагу. — Это я оставляю у Марины Злотникофф, эта бумага даёт право наказать вас по усмотрению главы и хозяйки дома. По законам Рима, если вам назначено пожизненное заключение, глава и хозяйка дома имеют право либо лишить вас поддержки дома, с вытекающими последствиями для вас, или ограничить вашу свободу самостоятельно. Во втором случае, при любом новом правонарушении вы будете отправлены отбывать пожизненное наказание, уже безусловно.
— Понимаю, — Лилия не отводила взгляда.
— Мой вам совет, госпожа Корту, — Валери взяла её за руку. — Неофициальный. Если есть хоть малейшая деталь, которую вы упустили при рассказе, добавьте её прямо сейчас. Это ваш последний шанс, если обнаружатся новые факты против вас.
Лилия думала минуты три.
— Мне нечего добавить, — сказала она твёрдо.
— Марина, Ортем, — Валери поднялась из-за стола. — Я рада, что этот разговор состоялся здесь, а не в кабинете префекта. Мы все иногда оступаемся. Благодарю за помощь!
— — -
Артём ожидал чего угодно — того, что Марина выгонит Лилию немедленно, или ударит, или расплачется — но она всего лишь пригласила её, вместе с Артёмом, к себе в кабинет.
— Я устала тебя прощать, — Марина пригласила Лилию присесть на диван, между самой Мариной и Артёмом. — Почему ты не всё сказала? Извинения не нужны. Просто скажи, почему.
— Я даже и не вспомнила, пока мне не показали бумагу. Я тогда много чего подписала, — Лилия посмотрела ей в глаза. — Я не смогу доказать, что меня заставили. Вот, возьми, — и она сняла с шеи «ловца снов», знак того, что Лилия представляет дом Злотникофф и имеет право выступать от его имени. — Я подвела тебя. Я не хотела.
— Надень, — Марина не приняла «ловца». — У меня много забот, а ты хочешь оставить меня без помощницы? Я спрошу ещё один раз, Лилия. И это на самом деле в последний раз. Ты всё им рассказала? Я не позволю отправить тебя в каменоломни, мы столько пережили вместе. Но ты будешь жить запертой в своей комнате, до конца своих дней. Понимаешь?
— Я всё рассказала, — ответила Лилия, и разрыдалась. Внезапно. Мария обняла её, и взглядом попросила Артёма остаться, когда тот сделал движение встать. Лилия не могла успокоиться минут пять.
— Как только мы сдадим оставшиеся эскизы, — Марина посмотрела в глаза Лилии, — возьми отпуск. Хотя бы на пару дней. Можешь здесь остаться, можешь уехать куда-нибудь. Впереди много забот, ты должна быть в форме.
— Обязательно. Марина, ты позволишь? — Лилия указала взглядом на Артёма. Марина кивнула, и поднялась с дивана.
— Завтрак через десять минут, — сказала Марина, задержавшись в дверях. — Не опаздывайте.
Лилия обняла Артёма.
— Вы опять меня спасаете, — шепнула она. — Я перед вами в долгу. Наверное, никогда уже не расплачусь.
Он чувствовал, как ей становится легче. Неплохо день начинается. Хорошо бы, если бы это оказалось последним сюрпризом, которое принесёт следствие.
— Лилия, — он взял её за руки. — Если близкому мне человеку срочно нужна помощь, я пойду на многое. Но не на всё. Есть границы, которые я не стану переступать. А вы?
— Раньше — переступила бы, — Лилия не отводила взгляд. — Теперь — не уверена. И ещё, Ортем. Я побывала вчера на кладбище — сидела там, пока нас всех не эвакуировали. Вы были правы, к нему приходят, каждый день.
— — -
Оружейник в прекрасном настроении — что настораживает: всякий раз, когда Марцелл Катон чему-то очень рад, скорее всего — дела идут неважно. Скоро можно будет сменить вывеску на «Чайная», подумал Артём.
— Знаете, что это? — оружейник показал пробирку для образцов. — Тот материал, который вы обнаружили в «Глубоком Замке». Так вот, если попросту: это древесина. Самая обычная, типовая, можно сказать. Причём породу дерева понять невозможно, ничего характерного, и структура необычная, но сомнений нет: древесина. Ни единого контроллера. Всё это время мы сканировали тот круглый объект. Это дерево.
Артёму стало не по себе.
— А вот этот сигнал отправлялся со всех радиостанций убежища, последние двадцать минут его существования. Уже не отзывался никто из людей — полагаю, они покинули убежище или погибли — но сигнал продолжал проигрываться. Затем воспроизведение прекратилось, и во все воздуховоды пошла под давлением смесь аргона и синильной кислоты. Ядовитая смесь, попросту говоря — нечисть она убивает не мгновенно, но убивает с гарантией. Все известные нам формы жизни Айура — тоже. Мы сделали, можно так сказать, музыкальную версию сигнала — просто для иллюстрации. Там последовательность из семисот двадцати девяти элементов. Послушайте.
Звучало, как песня. Музыкальная пьеса. Очень странно!
— Семьсот двадцать девять, — Артём потёр лоб. — После стольки делений клетки нечисти погибают.
— Верно, — кивнул оружейник. — Напомню, что в их структуре троичность видна повсюду. В их ДНК трижды повторяются все последовательности. Число органелл в клетках всегда кратно трём. Семьсот двадцать девять — это три в степени шесть. Все формы, отличные от гуманоидных, содержат три экземпляра органов — три или девять глаз, кратное трём число конечностей, и так далее. Наводит на мысли?
— Минутку. Этот код как-то относится к тому самому дереву? Им что — приказали при помощи этой команды превратиться в древесину?!
— Быстро соображаете, мне это нравится. Да, это основная гипотеза. Люди также превратились в древесную массу — я полагаю, к тому моменту они уже не были людьми. Понимаете, что это значит?
— Что мы можем превращать формы нежити в дерево?!
— Хотелось бы. Мы провели опыты — никаких результатов. Мы проигрывали последовательность на разных скоростях, смещали частоты — передавали во всех девяти диапазонах, которыми пользуется нечисть. Никакого эффекта. Наши люди сейчас исследуют ядро — вскрывают его, если можно так сказать, слой за слоем. Оно неоднородно; что-то есть внутри — хотя, повторюсь, никакой клеточной активности. Вы были там лично — ничто не бросилось в глаза необычного?
— Одно тело, — сказал Артём. — Ну, то есть, скелет. Других мы не видели. Или деревянные фигуры, или что-то бесформенное. Только одни останки. Если вы не нашли других.
— Других не нашли, — подтвердил Марцелл Катон. — Есть гипотеза, что этот тот самый человек, который запустил подачу сигнала. Возможно, он же дал команду выпустить в атмосферу яд. Мы частично восстановили содержимое карт памяти того, что было при нём — там есть последовательности из семисот двадцати девяти элементов, некоторые похожи на то, что я воспроизвёл.
— Вы установили, кем был этот Мишель Фурье, если это его имя?
Марцелл Катон развёл руками.
— Увы. Никаких данных. Мы восстановили облик по черепу, но данных об этом убежище — или, точнее, лаборатории — не сохранилось. Пока не могу ответить на вопрос, содержимое карт памяти при нём в основном зашифровано — и ключ нам неизвестен. Пока что.
— — -
Доктор Ливси тоже необычайно доволен — и это пугает даже больше довольного оружейника.
— Что скажете, доктор? — не выдержал Артём. — Если не секрет, почему вы запретили Мари скольжение?
— Не секрет. Видите эти скопления клеток? Это снимок тканей, при большом увеличении. Вот это — ваши ткани; это — Мари. У меня есть аналогичные снимки практически всех внесённых в картотеку дросселей, включая нашу новую заключённую. Так вот: природа этих клеток непонятна. На вид — типичные клетки той ткани, из которой взяты. Однако обратите внимание на их расположение.
— Везде одинаковое, — признал Артём. — Похоже на веретено. И что это?
— Нам всем хочется знать. Когда идёт скольжение, эти «веретёна» излучают в нескольких электромагнитных диапазонах, каким образом — пока неясно. Так вот: у вас эти клетки рассредоточены по всему организму. Исключая сердце — там их крайне мало — и глаза. У Мари, как и у большинства дросселей, эти клетки сосредоточены в гладкой мускулатуре, в головном и спинном мозге. У Мари крупные скопления таких веретён находятся вплотную к тому месту, где развивается эмбрион.
— Начинаю понимать, — сказал Артём.
— Как поймёте, мне расскажете. Так вот: я не уверен, что зародышу это облучение на пользу. Пока что развитие идёт штатно, как по учебнику — и хотелось бы, чтобы и дальше шло штатно.
— Не могу поверить, что это излучение никто не пытался вызвать искусственно.
— Вы невысокого мнения о медицине, коллега. Разумеется, пытались. Если вкратце: это основная причина бесплодия женщин-дросселей. Понимаете? И только в случае Мари реакция другая: зародыш не погибает, развивается нормально. Вы согласитесь, если пофантазируем, что я дам вам право решать, чтобы мы ставили опыты на её будущем ребёнке?
