Чаквас снова на несколько минут замолчала. Бенезия не проявляла беспокойства и нетерпения, она понимала, насколько трудно врачу фрегата быть такой откровенной не с кем нибудь из землян, а с матриархом азари. Непросто было Т'Сони вспоминать и о своей причастности к делам Матриархата.
— Не скрою, я радовалась, получив от Дэвида файлы с 'установочными' данными на Шепарда. — Чаквас сдержала вздох. — Я поняла, что у Дэвида появился... очень хороший помощник. Коллега, офицер, которому Андерсон может доверять полностью. Хотя бы потому, что он — тоже 'Эн-Семёрка', тоже выпускник элитной закрытой Академии. Дэвиду определённо стало легче — я это и чувствовала сама и видела по индикаторам контроля состояния. Наверное, тогда я поняла, что Шепард... справится с совмещением двух столь сложных должностей. Нормативно справится. Полностью справится. С командиром корабля у него будет... полное взаимодействие, хороший контакт. Это... сложно пояснить словами, Бенезия, но я поняла также, что у Дэвида, вынужденного принять проблемный корабль под своё командование в кратчайшие сроки, появился, с приходом на борт фрегата капитана Шепарда, не просто старший помощник и командир десантной группы фрегата. У него появился... ученик, которому Дэвид сможет передать свой богатый практический опыт, многому научить не словесно, а личным примером. Так, как это Дэвид любит делать, обходясь без многословия. А тогда... тогда я знала, что Шепард сразу принялся за работу... Пока что с документами, но — за реальную, сложную, большую работу. Он не стал оттягивать в будущее момент начала своего деятельного участия в жизни экипажа и корабля. Наверное, он уже тогда чувствовал нешуточный, острый интерес и к себе и к тому, чем он сейчас занят, со стороны нормандовцев, но, как я тогда понимала, он относился к этому... спокойно. Нормально относился.
Чаквас встала, прошлась по 'кабинетику'. Бенезия не смотрела на врача, она обдумывала услышанное.
Карин, остановившись у шкафа с инструментами, провела пальцами по створке. Повернулась, прислонилась спиной к шкафу, скрестила руки под грудью и продолжила свой рассказ:
— А потом... Потом, когда до момента отлёта фрегата от 'Арктура' осталось меньше четверти часа... Шепард удивил меня, как врача корабля. Он переоделся не в новый комбинезон, он переоделся в лёгкий скафандр. Не скрою, для меня это было очень неожиданно и... очень приятно. Этим Шепард давал понять, что он — настоящий боевой офицер, а не кабинетный сиделец, что он хочет, чтобы на боевом корабле царила не 'отдыхальная', а 'боевая' обстановка. Да, я знаю, что его появление за пределами старпомовской каюты в этом лёгком скафандре вызвало нешуточное изумление и удивление у многих членов экипажа и команды корабля. Но Шепард явно ожидал такой или подобной реакции и отнёсся к её проявлению спокойно. Мне, как врачу, было ясно, что появившись перед нормандовцами в скафандре, а не в офицерском комбинезоне, новый старпом давал безмолвно, без лишних слов всем окружающим его на 'Нормандии' людям понять: расслабление окончено, началась реальная боевая работа. Он тогда направился к Звёздной Карте. На земных фрегатах такого типа и ранга это — практически командирский пульт Центрального Поста. У нас, фрегатовцев, вместо Центрального Поста — Боевой Информационный центр. Шепард подошёл и встал рядом с Андерсоном. Я видела по индикаторам и сама чувствовала, что нормандовцы увидели и поняли: рядом с командиром корабля появился реальный старпом. Боевой офицер, а не паркетный шаркун. И... могу сказать, что поняла также, что... мирное время с его необязательностью, леностью, склонностью к проявлению слабости, ненамного, но куда-то отодвинулось от фрегата.
Карин коротко взглянула на сидевшую в кресле матриарха:
— От станции 'Арктур', Бена, уходил действительно боевой разведывательный фрегат. Да, с половинным, можно сказать, что и едва ли не половинным экипажем, ведь остальная часть — полисмены, пусть и военные, но... я сама не понимаю, Бена, как это удалось тогда Шепарду. Только встать за пульт Звёздной Карты и — быстро и полно поменять ощущение у очень многих нормандовцев. Ощущение окружающего мира, — уточнила медик. — А потом... быстро полно и глубоко... поменять ощущение корабля и экипажа у тех, кто оставался на Станции. Но я знаю совершенно точно и полно: все 'арктурцы' знали и чувствовали, что от Станции уходит не проблемный, а именно боевой корабль. Способный, если понадобится, реально воевать. С реальным врагом. Это, не скрою, было новое ощущение и я не сразу 'прочла' и уяснила для самой себя все его уровни. Но это было, как я теперь понимаю, необходимо.
Врач отошла от шкафа с инструментами, направилась к полкам с медицинскими носимыми укладками. Остановилась, провела рукой по замкам ближайших укладок. Бенезия, искоса наблюдавшая за хозяйкой Медотсека, понимала, что сейчас Карин пытается успокоиться. Не оборачиваясь, Чаквас продолжила:
— Да, Шепард, стоящий у Звёздной Карты, рядом с Андерсоном, видел эти пустые пульты, за которыми не стояли специалисты, профессионалы. Ну не ставить же туда, вот так, без подготовки, проверки, вот так, сразу, за эти пульты, пусть даже и просто для вида, этих военных полисменов?! У них — другая работа, они по-другому мыслят, по-другому действуют. И Андерсон никогда бы не согласился, чтобы они присутствовали в БИЦе во время отлёта в качестве статистов. Шепард видел эти пульты, эти пустые пульты и я знаю, что они ему не нравились. Ему не нравилось, что за ними не стоят специалисты. Ведь взяли на борт, разрешили чинуши Альянса взять на борт только тех спецов, без которых в любом полёте трудно или почти невозможно обойтись, а остальных, как я знаю, под разными предлогами оставили. Оставили ещё на том 'поле', откуда фрегат и пришёл к 'Арктуру'. Оставленные, я помню, были очень недовольны. Но... приказ есть приказ, а 'поле' — такое место, где приказ, когда не надо, а не только когда надо, блюдут. — Чаквас помолчала. — На 'Арктуре'... Это — командная, а не комплектовочная станция, там столь крупными заменами не занимаются. Так что полисменов быстренько так распихали по всему кораблю, поставив подпирать стенки у разных выходов и проходов. Надо же было чем-то их занять... Шепард, понимаю, обратил внимание и на это. Полисмены тоже интересовались офицером, который занял пост старшего помощника. Специфика этой должности такова, что именно старший помощник постоянно занят экипажем и командой корабля. Гораздо в большей степени, чем командир. Двенадцать полисменов — вместо двенадцати спецов... У меня, как у врача, создалось впечатление, что эта ситуация очень напоминает ситуацию гибели этих двенадцати спецов в ходе какого-нибудь боестолкновения. Их, этих специалистов, просто нет. Их невозможно быстро заменить этими полисменами. Шепарда, знаю, эти полисмены напрягали. Он, поначалу, не видел в них, уверена, равноценную замену отсутствующим спецам. И, наверное, никто из нормандовцев, не являвшихся военными полисменами, не видел.
Снова пауза. Снова Чаквас молчит, скрывая, насколько это вообще сейчас возможно, волнение, напряжение. Несколько минут врач корабля обдумывала, что следует сказать дальше, затем обернулась к собеседнице:
— Шепард работал за пультом Звёздной Карты. И Андерсон, я знаю это совершенно точно, внимательно наблюдал и за Джоном и за его работой. После того, как пилот доложил о том, что взлёт и вылет завершены, командир корабля отпустил Шепарда. Таков порядок, такова процедура. Ничего особенного. А я смотрела на индикаторы и понимала: с Шепардом что-то не то. Таких показателей... у людей, — уточнила Чаквас, — я ещё никогда не видела. Мне пришлось в те минуты отключить звуковые сигналы оповещателей, оставить только экранные представления и всё равно... Я почти что намертво прилипла тогда взглядом к экранам. Шепард... можно сказать, что он трансформировался. А индикатор нахождения человека в пределах корпуса корабля своим мерцанием однозначно свидетельствовал: Джон знает, что с ним творится что-то странное и необычное. Потому он не просто шёл по кораблю, удаляясь от постамента с пультом Звёздной Карты. Он искал место, где его странное состояние никого из обитателей фрегата никоим образом не насторожит. Можно даже сказать, что он искал укромное место. А я смотрела и дивилась показателям своей аппаратуры. Тем показателям, которые передавал мне ВИ, обработав лавину данных. Тогда, на начальном этапе полёта, даже Андерсон не верил в то, что впереди — бой, впереди реальное боестолкновение с реальным, совершенно не полигонным врагом. Да, возможно и, скорее всего, действительно, тогда многие нормандовцы, увидев Шепарда в скафандре, поняли: спокойная прежняя жизнь окончилась. Но вряд ли они поняли это — и тогда, и позднее — достаточно полно и глубоко. А Шепард искал не просто комнату, каюту, выгородку, где бы он мог уединиться. Он искал выгородку или каюту с открытым иллюминатором. Тогда его 'накрыло' впервые. И, слава Высшим Силам, 'накрыло' не окончательно. Позже... когда его 'накрыло' вторично, он уже не медлил. Он как можно быстрее постарался переместиться в найденный им салон. Он был истощён, утомлён и измотан. А впереди, как я ясно видела на своих индикаторах, была трансформация. Вполне возможно, Бена, что он кое-о-чём догадывался сам, ведь он был достаточно опытным человеком, кадровым офицером, спецназовцем, выпускником спецакадемии элитного уровня. Но и для него многое в том комплексе ощущений, чувств было, вне всяких сомнений, ново. Несколько суток он знакомился с кораблём и с экипажем. Знакомился подробно, внимательно, глубоко и полно. Наверное, по-иному он и не умеет. И — не только потому, что для него фрегат 'Нормандия' — новый, незнакомый корабль. Но и потому, что он со всей определённостью понимал: мирное время стремительно уходит в прошлое. Настолько стремительно, что далеко не каждый разумный органик любой расы быстро свыкнется с подобной скоростью.
— Он... боевой офицер... — Бенезия отхлебнула несколько глотков чая, поставила чашку на стол, посмотрела на сидевшую напротив Чаквас.
— Да. Самой крупной боевой операцией, в которой он участвовал, был, насколько мне известно, инцидент на Акузе. Там было столкновение с молотильщиками.
— Несколькими? — удивилась матриарх.
— Да. Мы, земляне, тоже считаем, что это достаточно необычно, — сказала Карин. — Но так сложилось, что он, капитан спецназа ВКС Альянса Джон Шепард, тогда стал единственным, кто выжил из почти полусотни воинов, участвовавших в операции на поверхности Акузы. Дэйна тогда дневала и ночевала в госпитале. — Чаквас понимала, что упоминание о девушке Джона матриарху, влюбившейся в капитана, может не понравиться, но предпочла сказать об этом открыто, прямо и чётко. — Она очень помогла Джону восстановиться. Я получила, в том числе и от своих коллег, медиков, немало свидетельств того, что она действительно глубоко и полно любит Джона. Он тогда был доставлен в военный госпиталь без сознания и не сразу, далеко не сразу пришёл в себя. Всё это время Дэйна была рядом с ним. Отказалась от участия в очередных спортивных сборах, не поехала на соревнования. Тренеры и администраторы сборной поняли её правильно. Почти все земляне, кто знал Дэйну, привыкли к тому, что именно она — без пяти минут жена капитана Шепарда. Тогда в госпитале ему вручили первый орден. До того момента он был награждён только медалями и почётными знаками.
— Акуза... — заинтересовалась матриарх.
— Тёмная история, Бена, — честно ответила Карин. — Я сама многое не знаю. Многое мне не понятно. Многое я не могу уложить в какие-либо логические схемы. Потому сейчас я не буду говорить об этом сколько-нибудь полно. Для меня важно, что Джон выжил. А после Акузы он надолго 'завис' на Земле. Конечно, полигоны, стрельбища, вылеты на тренировочные миссии за пределы Земли. Обычная рутина офицера-спецназовца. Но всё равно — он тогда был 'в запасе'. И был очень рад уделять максимум времени и внимания Дэйне.
— Она... — несмело сказала матриарх.
— Известная профессиональная спортсменка, — уточнила Чаквас. — Росла с Джоном в одном детдоме. Те, кто знал её и его в тот период, убеждены, что она стала его первой любовью, а он — её первой любовью. Но и тогда, когда они стали совершеннолетними, взрослыми, самостоятельными людьми, — Карин сделала небольшую секундную паузу в рассказе, — покинули детдом, они не разошлись в разные стороны, не утратили контакт, как это часто бывает. Джон... я поняла, получив некоторую информацию от людей, знавших тогдашних Дэйну и Джона, не умеет играть чувствами других разумных. Не умеет и не хочет, — повторила Карин. — Потому, наверное, а скорее всего — и не только потому — Дэйна осталась рядом с Джоном. — Чаквас снова помолчала несколько секунд, затем продолжила. — Детдомовцы. Ни родителей, ни родственников. Одни. Дэйна с подросткового возраста, а может быть даже и раньше, сориентировалась на профессиональный спорт, а Джон — на армейскую службу. Так что "дисциплина", "режим", "долг", "норма", "приказ" — для них обоих это — далеко не пустые понятия. Может быть, это тоже помогло им остаться рядом друг с другом. — Чаквас помедлила. — Дэйна ждала его в юности из армии, позднее она выходила его в госпитале. Он был благодарен ей. Но никогда он не привязывал её насильно к себе, никогда не говорил о том, что она должна родить ему детей, что она должна стать его законной женой, должна стать домохозяйкой и отказаться от спортивной карьеры. — Чаквас подошла к рабочему столу, наклонилась, отпила несколько глотков из своей кружки, поставила сосуд на нагреватель, задала на пульте режим, села, откинулась на спинку кресла. — Вряд ли она полностью представляла себе, что предстоит Джону. Но то, что ему будет очень сложно, она, несомненно, чувствовала. И — чувствовала глубоко.
Чаквас помолчала несколько секунд. Посмотрела на экраны системы, следящей за показателями здоровья нормандовцев, перевела взгляд на дверцы шкафов:
— А тогда, когда Джона здесь, на 'Нормандии' 'накрыло' вторично... То, что с ним далеко не всё в порядке — это почувствовали многие нормандовцы. Всё же они привыкли к новому старпому, сумели понять, что он за человек. По-разному, конечно, понять, с разной степенью полноты, точности и чёткости, но — поняли. И потому, как я видела и чувствовала, оставаясь в Медотсеке... очень многие нормандовцы забеспокоились и заволновались. Джон, я уверена, чувствовал это беспокойство и это волнение. Потому... когда его 'накрыло', он постарался, чтобы никто из нормандовцев не вошёл в тот салон, в котором он тогда уединился. Такой 'пляски' показателей я ещё не видела никогда, Бена, — подчеркнула Чаквас. — Да и никто из землян, в чём я почти уверена, не видел. Уже эта 'пляска' заставила меня понять, что с Шепардом происходит что-то очень необычное. Эта 'пляска' продолжалась несколько десятков минут. Потом я почувствовала и увидела на индикаторах признаки того, что он звереет. Ему очень многое тогда на фрегате — не понравилось. По самым разным причинам, но — очень не понравилось. Он изменился тогда очень сильно психически, внутренне, личностно, а также во многом — внешне. Я была тогда, глядя на 'пляску' показателей, уверена, а сейчас я убеждена, что он чувствовал, как становится нечеловеком. Если бы на моих индикаторах были ограничения по размеру шкал, то показатели упёрлись бы в крайние максимальные или минимальные точки. Я не знаю, конечно, всех деталей происшедшего тогда с Шепардом, но убеждена и уверена: он стал немного другим. А временно он теперь мог стать... совершенно другим. Не только не человеком, но и тем, кого мы, люди, склонны определять как 'монстр'. Да, да, Бена, — подчеркнула Чаквас. — Монстр. Существо с запредельными для большинства землян, для большинства людей возможностями, способностями, качествами. Я не знаю, не понимаю и даже не стремлюсь детально понять то, каким образом Высшие Силы даровали Шепарду такой спектр этих новых возможностей и способностей, но он... сумел справиться с этим даром. Сумел справиться... — повторила Чаквас. — Я тогда видела этот процесс на индикаторах. Видела, как он справлялся со своими новыми качествами, возможностями и способностями. Я не понимала, откуда у него столько сил угомонить эти вулканы. Мне тогда не хватило времени сравнить мощь этих возможностей и способностей, дарованных капитану с чем-нибудь другим. Первым, кто ощутил на себе некоторую часть изменений, происшедших с Шепардом, стал капрал Дженкинс. — Чаквас не захотела рассказывать собеседнице все детали происшедшего, умолчала о том, что к тому времени она сама уже покинула медотсек и говорила с Дженкинсом за пределами своего постоянного обиталища. — Его Шепард вызвал в тот салон, где находился сам. Потом я увидела, как Дженкинс стремительно выбежал из этого салона. И это был уже немного другой Дженкинс. В том, что он стал другим, со временем, даже, я бы сказала — очень быстро — убедились многие нормандовцы. Не все, конечно, правильно поняли суть этих изменений, но для меня достаточно было видеть 'пляску' показателей состояния Дженкинса, чтобы понять одно: Шепард прямо и глубоко повлиял на Ричарда. Повлиял так, что действительно изменил его. — Чаквас помолчала несколько минут, неспешно выпивая мелкими глотками половину содержимого своей кружки с травяным настоем. — Затем, под его дистанционное влияние попал Кайден Аленко, офицер-биотик. До этого он часто, я бы сказала — очень часто — мучался головными болями. Они его и раньше преследовали, но нервозная, нестабильная обстановка, сложившаяся во время подготовки к полёту на Иден на фрегате только усугубила состояние лейтенанта. Не проходило дня, чтобы он из-за этих жутких головных болей не превращался в инвалида. Мне постоянно приходилось давать ему препараты, чтобы эти мигрени отступали куда-нибудь, а то ведь головные боли совершенно выводили человека из строя. — Карин помолчала несколько секунд, поставила полупустую кружку на стол. — Шепард тогда остался в салоне. А Кайден находился в то время в пилотской кабине, рядом с Джефом Моро. Я отчётливо видела на своих индикаторах состояния, что Шепард влияет на Кайдена. Влияет мощно, глубоко и полно. И Кайден избавился от своих головных болей, от своей мигрени. Имплантат. Можно сказать, что он отключился. Кайден стал едва ли не первым земным офицером-биотиком, у которого необходимый по уставу и правилам имплантат вживлён, но не включён. Я не понимаю, как Шепарду удалось выключить этот имплантат, как по мне, так там вообще выключение не предусмотрено, но Шепард это сделал. — Чаквас встала, тихо и осторожно прошлась по выгородке, заменявшей ей кабинет, остановилась у закрытого заслонкой иллюминатора. — Потом... под влияние Шепарда попал Джеф Моро. И если бы не появление в том салоне Дэвида, Моро бы тоже ощутил на себе всю мощь и глубину трансформационного воздействия нового старпома.
