Пролог. Дейтрос.На тверди небесной

— А кровь оттирать замучаешься. Да и тихо убить не получится.

— Умеешь ты выкручиваться, — вздохнул Игорь, — ладно, не дергайся. Не буду убивать.

Он вдруг положил руку мне на плечо. Властно так положил, по-хозяйски. Я чуть отодвинулась.

— Игорь, скажи... на меня охота? Почему? Ты занимаешься этим?

— Все тебе скажи. Может тебе еще ключи от квартиры, — пробормотал он, — где деньги лежат. Эх, Катя! Ну зачем ты связалась с ними?

— Тебе разве не сказали, что я дейтра? Я по рождению дейтра. Так же, как и ты, наполовину.

— Ну и что? При чем здесь кровь? Мы же в одной стране росли, видели одно и то же... почему ж так теперь?

— Именно, — сказала я, — вот и меня удивляет. Росли в одной стране. А видели совершенно разные вещи. И верили в разное. И стали по разные стороны.

И все же, если честно, сейчас я не чувствовала, что я дейтра, а он — дараец, что мы враги. То, что нас объединяет — сильнее. Мы выросли в одной стране. В одном городе. Мы оба говорим сейчас на русском. Мы были... да мы же были любовниками. И я даже сейчас, сквозь вонючий от пота пуловер, ощущаю тепло его тела. Может быть, все это иллюзия. Игорь оказался совсем рядом со мной.

— Катька, ну зачем ты так, — с горечью сказал он. Нож выпал из моей руки, Игорь этого не заметил — или сделал вид, что не заметил. Поднес к губам мою руку и стал целовать. И делал он это умело. Просто бред, но от прикосновения его губ к ладони меня пробило, тело даже чуть задрожало от желания. Нашла же я время... и место... Рука Игоря проникла под мой пуловер. Коснулась груди.

— Не надо, — сказала я беспомощно. Господи, ну почему я такая дура? Ведь абсолютная, безнадежная дура. Ведь это враг! И стоит ему вот так коснуться меня, как я... Игорь начал стаскивать с меня пуловер.

— Не надо...

— Не бойся, — прошептал он. Еще секунда — и опрокинул меня на кровать. Бред, какой бред то, что я делаю! Почему я не оттолкнула его? Да ведь мне этого хочется, конечно же, хочется. И пусть я точно знаю, что нельзя, что это очень опасно, но... Губы Игоря впились в мои. Я замерла под теплым весом его тела, уходя в поцелуй. И даже глаза закрыла. И потом словно резкий звонок заставил меня открыть глаза, и взглядом поймать дуло ТИМКа, движущееся к моему виску, и мгновенно отреагировать — левой рукой ударить Игоря в ухо, и тут же, без перехода — в глаз. Игорь слабо вскрикнул — не ожидал такой подлости, и я мгновенно сбросила его в себя, заломила ему руку за спину — пистолет с глухим стуком упал на ковер. В следующую секунду я поняла, что сейчас он опомнится — и вряд ли мне удастся справиться с ним в рукопашной. И тогда я перешла в Медиану.

Здесь было на удивление спокойно и пусто. Кто-то там маячил, но довольно далеко отсюда. Шлинга нет, и это жаль, конечно. Но ничего. В Медиане я неизмеримо сильнее любого дорша. Я уставилась на Игоря, который копошился, пытаясь выбраться из зеленоватых стеблей. Оказывается, почти бессознательно я сразу же применила против него старенький образ — кто-то из наших его создал еще в квенсене. Нервущиеся лианы, путающие врага по рукам и ногам.

Я наклонилась над Игорем, бьющимся в путах. Сейчас он, видимо, выберется. И что тогда — дуэль? Но мне же ничего не стоит убить его здесь. Может, потом и меня убьют — здесь тоже вокруг полно доршей. Однако сейчас — несколько минут — он полностью в моей власти. Сволочь. Это ж надо так использовать меня. Поцелуй жарким оскорблением еще горел на губах. Так тебе и надо, сука похотливая... Поверила гаду. Да никому из них верить нельзя! Это же дорш.

Я вдруг поймала его взгляд — полный искреннего, неподдельного ужаса.

Он же все понимает. Он знает, что сейчас умрет. И понимает, что у меня нет причин его прощать. Хотя бы за ту подлость, которую он только что совершил.

— Живи, — сказала я и отступила на шаг.

Наверное, я неправильная дейтра. Или вообще не дейтра. Но не в моих это силах — его убить. Мы выросли в одной стране. Мы никогда не будем настоящими врагами. Даже если он считает иначе.

Я перешла на Твердь. Подобрала ТИМК, все еще лежащий на полу. Выскользнула в спящую гостиную, в коридор. Накинула свою куртку и обулась. Не босиком же драпать от врагов. И подумав, снова перешла в Медиану.

Игорь теперь оказался метрах в пятидесяти от меня — он все еще возился, выпутываясь из лиан. Не глядя и не обращая на него внимания, я пошла вперед, по склону, туда, где согласно показаниям келлога, вполне возможен был выход в какой-нибудь иной мир.

У зверя могут быть сильные ноги и выносливое сердце. Способность долго и быстро бежать, спасаясь от преследователей. У него могут быть рога, клыки, когти — возможность убивать охотничьих собак. Зверь может уходить от преследования — сутки, двое, трое. Но если охотники подготовились по-настоящему хорошо, в итоге ему не уйти.

То, что опасно по-настоящему — не пули, и не зубы собак, рвущие плоть. В конечном итоге зверя убивает усталость. Охотники не выходят на бой один на один. Зверя обкладывают. Выслеживают. Гонят и не дают прилечь. Собак и людей много — они могут отдыхать, могут меняться, наконец, их напряжение не так велико, как у загнанного и уже подраненного животного. Рано или поздно ты сдашься. А если нет — то просто упадешь без сил, ожидая смерти как избавления.

И ты уже понимаешь, что этот исход близок. Что он почти неминуем. А ведь вначале все казалось игрой. Казалось, так легко и весело уходить от них, это ничего не стоит — помериться с сотней загонщиков силой, ловкостью и хитростью. И когда усталость уже начала одолевать, казалось — немного потерпи, и там, впереди заповедные луга, куда не ступит нога охотника, или — своя стая, стадо, где грозные самцы встанут вокруг, ощетинясь рогами, куда не посмеют приблизиться псы.

А потом становится ясно, что стадо давно разбежалось. И убежища не существует. И в отличие от зверя, меня вместе с усталостью начала грызть еще и обида.

Мы, дейтры, лишены свободы. Вся наша жизнь подчинена государству. В моем случае это даже добровольно, да и никто особо не ропщет. Потому что в ответ мы вправе ждать чего-то от государства. Поддержки. Обеспечения. Защиты в тяжелой ситуации. И когда этого нет и не предвидится — наступает полное недоумение. Почему ты остаешься в полном одиночестве?

Четвертые сутки. Я понимаю, шемата на Триме выполняет гораздо более масштабные и серьезные задачи, чем спасение какой-то там ксаты. Хотя с другой стороны, если дорши не поленились выделить на охоту за мной несколько сот человек (или их не так много? Может быть, мне это кажется?), почему же наши даже не почесались? Я отработанный, ненужный материал? Можно сдать меня в расход? Хотя бы учли, что меня все же могут взять и в плен, а знаю я много. Могу в принципе весь европейский отдел информационных операций сдать. Конечно, я не собираюсь этого делать... И если даже возьмут, буду терпеть до последнего. Но все же это свинство.

Четвертые сутки я металась между Медианой, Землей и Килном. Потому что только туда открывался проход из данного участка Медианы. Но и в Килн за мной следовали десятки доршей. Патроны для ТИМКа давно кончились, зато мне удалось захватить С-32 и какое-то время отстреливаться, но чья-то пуля угодила прямо в ствол, безнадежно изуродовав оружие, да и на руке остался приличный синяк, слава Богу, хоть кости не поломало. Да и стрелять левой рукой оказалось очень неудобно. Правая же раздулась безобразно, и уже не то, что болела — казалось, она вся в огне, и пульс колотится паровым молотом, отдавая в голову. Потом, правда, боль ослабла.

Я только в Медиане еще пыталась вступить в схватку. Там я все еще была сильнее врагов. Но не так, чтобы неизмеримо — их все же были десятки, может, и сотни. А у меня начала отказывать даже не фантазия — кураж, уверенность в себе, которые так необходимы для создания любого образа, будь то картинка акварелью, будь то оружие, способное убивать.

Все, что мне оставалось — петлять, как заяц, из мира в мир, пытаясь спастись, изменить свое местоположение, уйти. Если бы на Тверди удалось уйти достаточно далеко, думала я, то можно через Медиану — в Лайс. Один раз я попала в Руанар, но и туда за мной последовали дорши. Два раза — в саму Дарайю, и в этом тоже не было ничего хорошего. А вот в Лайс, да еще бы в нашу дейтрийскую зону... Хотя с другой стороны, не хватало еще привести доршей в наш мирный поселок. Они ведь тоже не выбирают, кого убивать.

На рассвете четвертого дня — рассветы я считаю по земным — меня выбросило на улице незнакомого немецкого городка. Часы на башне вдалеке показывали половину восьмого. Ну да, потому уже и светает. Не так уж и рано. Я пошла вдоль улицы, пошатываясь и гадая, какой у меня сейчас видок. Дама с болонкообразной собачонкой на поводке отшатнулась, увидев меня. Ну да, страшненько, понимаю. Я заметила в ряду темных, закрытых еще магазинов светлое окно. Булочная — они рано открываются. Ввалилась, с усилием открыв дверь. Продавщица уставилась на меня со страхом и недоумением — но справилась с собой.

— Доброе утро, что вам угодно?

— Булку, — выдохнула я, — дайте булку какую-нибудь...

Дико хотелось горячего кофе. Но задерживаться нельзя.

— У вас есть минеральная вода?

Продавщица завернула мне несколько булок в бумажный пакет. Я бросила пять евро на прилавок и вышла, не дожидаясь сдачи. Медленно пошла по улице, жуя на ходу горячую свежую булочку. Прижав бутылку локтем правой руки к боку, левой я открутила колпачок. Выпила минералки.

Ничего. Все будет нормально. Будем выживать. Спасаться. Плевать на всех. Ну сволочи они все. Да, никому нельзя верить. Все гады. Ни на кого нельзя надеяться. Я завернула за угол, в конце улицы возник высокий шпиль церкви. Обида снова острым комком ткнулась в горло. И Тебе тоже на меня плевать по большому счету. Вот помру — тогда Тебе будет дело до моих грехов, тогда Ты будешь решать, куда меня отправить, и конечно же, так просто в рай мне не попасть. Я ведь не Аллин, который всю жизнь положил только на свое спасение и избавление от грехов. Мне от грехов никогда не отмыться. И Ты, наверное, заберешь к себе того францисканца, который лишь косо скользнул по мне взглядом и даже, между прочим, не заметил, что у меня вся повязка промокла от крови. Или, скорее, заметил, но как это у них принято, решил не вмешиваться не в свое дело. И Аллина Ты к Себе заберешь. И вообще всех этих правильных, совершенных людей, а ведь я совсем не такая. За что меня-то любить... я понимаю — не за что. Я всех ненавижу, я переполнена злостью и обидой, только за последние сутки я убила нескольких человек как минимум. Спасая всего-навсего свою жизнь. Я и своих-то уже ненавижу, потому что они гады и хоть бы попробовали меня спасти. Хоть бы что-то попытались сделать! И Ты такой же... Я всхлипнула, давясь булкой. Ну и ладно.

Жаль, что Эльгеро на меня плевать тоже. Я-то верила, что он... наверное, иллюзия это все. Вот и сейчас мне кажется, что Ты все-таки не такой, как они все. Что Ты меня любишь. И даже, может быть, пытаешься помочь, но это просто невозможно. И что Ты меня все равно примешь. Что я для тебя — единственная такая и прекрасная. Но ведь это, наверное, тоже иллюзия. Сказка. Но приятная сказка. Ладно, все это неважно. Раз никто меня не любит, будем как-нибудь выбираться самостоятельно. Надежда остается всегда. Может, Ты как-нибудь мне поможешь, Господи. В любом случае, надо что-то делать. Вон идет автобус, например, а вот и остановка. Я в несколько скачков достигла остановки, дверь распахнулась передо мной. Черт, надо же назвать, куда я еду. Я бросила взгляд на табло. Автобус идет до Викеде.

— Викеде, пожалуйста. Только в один конец.

Водитель с подозрением взглянул на меня, но деньги взял. Я прошла в салон, плюхнулась на сиденье напротив выхода. Так, чтобы в случае чего легко было выскочить. Едва двери сошлись, и автобус тронулся, мои глаза тоже закрылись — сами собой. Господи, как спать-то хочется... сил же нет никаких.

Я проснулась от толчка. Автобус остановился. Судя по часам, я проспала две минуты. Ну да, следующая остановка... Шендак! В открытую переднюю дверь молча вскакивали люди в неприметных костюмах — джинсы, серые куртки. Все, как один, голубоглазые высокие блондины. Шли ко мне по проходу — к счастью, водитель только теперь открыл среднюю дверь. Я прыжком вскочила и рванулась вперед. Ботинки стукнули по асфальту. Успела. Теперь бежать.

Бежать, как можно быстрее. Церковь — та самая, что виднелась в конце улицы — теперь совсем рядом. Я рванула было вперед, но вовремя заметила силуэты, похожие на дарайские, которые бежали прямо на меня. Сменила направление. Во двор, через подворотню. Почти сшибла с ног какую-то даму, отскребающую лед с лобового стекла автомобиля. Дама злобно прошипела "шайсе", я пролетела через двор, и раздались выстрелы. Та-ак... Я успела спрятаться за аккуратными немецкими мусорными баками из черного пластика. Вдоль баков — и за забор палисадника. Пригибаясь, я пробежала вдоль высокого подстриженного кустарника. Теперь за угол. Передо мной снова оказалась церковь. Конечно, дорши не постесняются и туда зайти. Но кажется, другого выхода нет. Только перебежать через улочку. Я шмыгнула через тротуар и спряталась меж запаркованными у обочины автомобилями. Сейчас... сейчас. Господи, как страшно-то. Стиснув зубы, пригибаясь к земле, насколько возможно, я побежала через улицу. Надо мной свистнуло несколько раз. Ничего, раз я это слышу — это мимо. Всем телом я воткнулась в массивные чугунные двери. Нажала. К счастью, дверь оказалась открытой. Даже не перекрестившись, я помчалась прямо к алтарю меж проходов. И кланяться не стала. Что уж теперь... Дверь открылась. Дорши. Нет, все-таки это глупость была, чего меня сюда понесло-то? Я оказалась возле алтаря. Бежать некуда. Здесь и убьют... Хотя — уж четверть часа наверняка прошло.

Я сосредоточилась и, глядя на приближающеся дарайские морды, медленно ушла в Медиану.

Здесь положение было немногим лучше. Хоть местность изменилась, но видимо, далеко уйти мне не удалось. Самая большая группа доршей была метрах в ста от меня. Я машинально полоснула по ним "серой плазмой". Бесполезно, но хоть что-то я сделала. Вот что. Не буду я больше сражаться. Попытаюсь просто уйти. К востоку местность снижалась, и что-то вроде небольшого обрыва, очень длинного — его можно использовать как естественное укрытие. Я создала себе "метлу" — ни на что оригинальное я уже не способна, а это как-то недавно пришлось использовать. Вскочила и на ходу строя защиту, помчалась на небольшой высоте к востоку.

Далеко уйти мне не дали. С неба посыпались знакомые уже маки — длинные серебристые ракеты, втыкаясь в землю подо мной, они взрывались. Ударной волной меня швырнуло в сторону. Я попробовала придумать защиту, но ничего не шло в голову. Совсем ничего. Меня развернуло в воздухе и понесло, и спиной, едва успев втянуть голову, я плашмя ударилась о каменную стену. Удар был настолько сильным, что я ошалела и несколько секунд ничего не соображала, а на меня надвигалась земля, я еще успела построить под собой воздушную подушку, и спружинила, не разбилась. Но даже встать казалось теперь невозможным, а сверху прямо на меня пикировал дараец на летающей доске.